----------
...
будущее творится именно сейчас. Именно сейчас протекает история событий, которые еще не произошли. Мы не обращаем на эту историю внимания, потому, что она лежит за пределами историй уже свершившихся событий. Как кому, а мне лично история событий, которые еще не произошли, гораздо более интересна, чем истории свершившихся событий.
Почему именно бюрократия? Да очень просто. Тема бюрократии, так или иначе, присутствует во многих уже свершившихся историях. В историях двадцатого века это вообще одна и наиболее часто встречающихся тем. Но практически везде она проходит на периферии. Упоминается, да. Вроде бы, оказывает какое-то влияние. Но все это на втором плане, в примечаниях.
Уже одно это не может не насторожить. Что это за материя такая, которая в истории явно участвует, но которая сама предметом истории не становится? Можно предположить, что история бюрократии, история идей и практических шагов по поводу бюрократии – это история не свершившихся пока событий. А посему эта история заслуживает особо пристального внимания.
1. СССР накануне 1985 года.
Накануне 1985 года Советский Союз представлял собой бюрократическое государство в чистом виде. Чисто бюрократического государства не может существовать в принципе, - может кто-то возразить. И будет прав. И это вовсе не парадокс.
Почему чисто бюрократического государства в принципе не может быть? Да потому, что невозможно представить себе, как такое государство могло бы быть легитимным. Конечно, такой проблемы не возникало бы, если бы все население состояло сплошь из бюрократов, то есть людей, только тем и занимающихся, что управлением. Но управлением кем? Самими собой? А кто их всех и почему кормит? Специально не буду здесь говорить о насилии, ибо это может увести нас далеко от темы. Просто Советский Союз образца 1985 года с насилием просто никак не ассоциируется. Да и бюрократия как социальная структура на насилие, не разовое, а постоянное, неспособна. Если бюрократия признает насилие приемлемым для себя способом разрешения проблем, даже такой важной, как проблема собственной легитимности, то она в первую очередь изнасилует саму себя в силу своей собственной природы.
Бюрократического государства быть не может, но никто не будет отрицать, что в каком-то государстве иного типа может быть тенденция к усилению власти бюрократии. Пойдем дальше. Может эта тенденция усиливаться, усиливаться, усиливаться...? Вот уже один шаг до чисто бюрократического государства, и вот он уже почти сделан... Но бюрократического государства быть не может, и сразу же начинается его распад. Такое-то представить себе можно.
То, что бюрократические тенденции в современном мире постоянно усиливаются – это хорошо известно. Никто также не будет отрицать, что Советский Союз по сравнению с другими государствами был более беззащитен перед этими тенденциями. Интерес, кстати, вызывает не это, а то, почему эта тенденция не реализовалась в СССР раньше, до 1985 года. Что препятствовало ее финитной реализации в любой другой момент существования советского государства? К этому вопросу мы еще вернемся, а пока пойдем дальше.
Конечно же, все не происходит в один момент. В то время как по одним направлениям власть бюрократии усиливается, по другим направлениям уже начинается распад. Некоторое время общество находится в неустойчивом состоянии, балансируя между этими двумя тенденциями, но рано или поздно тенденция распада побеждает. Она и не может не победить. Тенденция к усилению власти бюрократии ведет в никуда, в состояние, которого даже теоретически не может быть. Тенденция к распаду, хотя она может очень многим и не нравиться, имеет то преимущество, что, по крайней мере, вдоль нее можно хоть куда-то двигаться.
2. Бюрократия и лозунги
Доминирование бюрократии в период 1985-88 годов проявилось в терминологии, с помощью которой характеризовались этапы развития событий. Потом, когда уже все случилось, и люди увидели вокруг себя руины: государства, экономики, культуры, - многие стали недоумевать. Почему «застой»? Экономика худо-бедно работала, заводы-электростанции строились, ракеты в космос летали, балет плясал. Что за морок напал на нас тогда, что мы обозвали это «застоем», сами своими руками порушили и получили, естественно, разруху?
Никакого морока не было. Застой действительно был. Но совсем в другом месте (без дурацких ухмылок, пожалуйста). Был застой в системе карьерного роста. Широкие массы бюрократов утратили смысл своей жизни и деятельности – возможность делать карьеру. Брежневская стабилизация в совокупности с успехами медицины (и такого ее специфического раздела, как геронтология) привели к тому, что каналы карьерного роста закупорились. Именно это явление и ощущалось как застой, и было перенесено на все прочие сферы жизни безотносительно к тому, что в них действительно происходило.
Одним из показательных (но далеко не единственным) признаков кризиса бюрократии был массовый отказ специалистов с высшим образованием от работы по специальности. Это было разноплановое явление: тогда внимание привлекали прежде всего случаи, когда люди с высшим образованием работали шоферами, официантами, барменами – словом, на «престижных» в тех конкретных условиях местах. Но это все были феномены столичные и крупных городов. По стране же в массовом порядке ИТРы на своих же собственных предприятиях переходили в рабочие. И дело было вовсе не в том, что зарплата рабочих была выше.
Квалифицированный рабочий всегда получал больше начинающего инженера. До определенного возраста рабочий в среднем получал больше, нежели его ровесник, получивший высшее образование. Но эта потеря в заработке компенсировалась для специалиста возможностью сделать карьеру. Когда такая возможность стала совсем уж призрачной, люди перестали идти «в бюрократы». Бюрократия стала превращаться в армию, сначала без рядовых, потом без сержантов и даже без лейтенантов. Не буду перечислять многочисленные последствия этого явления - умный читатель может сам их сформулировать. Это и был реальный, так сказать, физический «отрыв правящей верхушки от народа», который уже потом отразился в повседневной практике государственного управления.
Естественно, что альтернативой застою выступило «ускорение». Но это только простые граждане подразумевали, что речь идет об ускорении экономического и социального развития. Для бюрократов же это все звучало как ускорение продвижения по карьерной лестнице. Что это так, доказывается тем простым фактом, что лозунг ускорения был очень быстро снят. Для того чтобы понять, что с ускорением экономического роста ничего не получается, надо было бы подождать подольше: ясно, что за год-два серьезных перемен ожидать не следует. А вот для того, чтобы понять, что с карьерным ускорением ничего не получается, долго ждать не надо. И дело не в том, что никаких реальных подвижек не произошло. Хотя и в этом тоже, ведь и так уже слишком долго терпели. Хуже было то, что был неясен сам механизм ускорения: за счет чего люди начнут продвигаться наверх.
(Уже после того, как были написаны эти строки, я прочел описание первой встречи М.Горбачева после его избрания Генеральным секретарем со своими соратниками. В.Болдин пишет: «Насколько я помню, все рассуждения тогда сводились к трем позициям. Первая – ускорить обновление кадров...»).
И вот тогда был выдвинут лозунг перестройки. Каждый понимал его по-своему (эта неоднозначность понимания отмечалась в тот период постоянно). Но бюрократия поняла так, как это было ей доступно. В ее понимании перестройка означала, что многие, едва ли не все, за исключением, быть может, самых высших, должности объявлены свободными, даже если их кто-то в тот момент времени реально и занимал, и объявлялся конкурс на их замещение, одним из главных условий которого было предложить наиболее приемлемый способ освобождения искомого места. Начали снизу, с выборов директоров заводов, а потом пошло-поехало.
3. Последний гвоздь в крышку гроба коммунизма
Вернемся к вопросу о том, что мешало системе власти в СССР выродиться в чисто бюрократическую до 1985 года. Вы будете смеяться, но это была Коммунистическая партия Советского Союза.
Но разве не была КПСС партией бюрократии? Здесь тот же случай, что и с бюрократическим государством. Партии бюрократии в принципе не может быть. Это вовсе не означает, что какая-то конкретная партия не может подпадать все больше и больше под влияние бюрократии и обюрокрачиваться сама. Но как только процесс слияния политической партии и бюрократии, равно как и процесс слияния бюрократии и государства вот-вот готов достичь своей крайней точки, вот тут-то невозможность существования таких чистых конструктов и начинает проявляться.
ВКП(б) и до революции, и сразу после нее была все-таки политической партией. Пусть и особенной, «нового типа», но политической. И история ее взаимоотношений с бюрократией – сложная и драматичная история. К написанию этой истории никто даже еще не приступал. Эта история мало будет похожа на ту историю КПСС и СССР, которую мы знаем, независимо от того, кем она пишется: сторонниками или противниками коммунизма. В частности, мы увидим, что доктринерские споры, которые и по сей день в сознании исследователей занимают ведущее место при описании истории СССР, были не более, чем ритуальной формой, в рамках которой осуществлялось решение вполне прагматичных задач.
Бюрократия не может существовать без некоторого внешнего к ней дополнения, которое, как минимум, могло бы оценивать по своим собственным критериям результаты постоянно ведущейся в рамках системы управления борьбы. Кто-то же должен решать, кого продвигать наверх, чей статус, наоборот, понизить и так далее. Этого «кого-то» мы будем называть условно политической системой (имея в виду, что абсолютный монарх – тоже политическая система, равно как и Президент Путин). Почему условно? Да потому, что в качестве внешнего дополнения бюрократии может выступать, скажем, иностранное государство или международная организация (вроде МВФ, который сам по себе является бюрократической структурой), а эти случаи в традиционное понятие политической системы вписываются с трудом.
Без дополнения в качестве политической системы бюрократия существовать не может. Будучи предоставлена самой себе, бюрократия будет бесконечно воспроизводить сложившееся в один прекрасный момент равновесие сил внутри нее. Утратив какие-либо стимулы для проявления своей энергии, она будет дробиться на свои простейшие элементы и перейдет на режим работы вхолостую. Даже коррупция станет бессмысленной.
Проблема заключается в том, что бюрократия, нуждаясь в политической системе как дополнении, все время стремится политическую систему поглотить, слиться с ней. Чем богаче и развитей политическая система, тем труднее это сделать. Чем беднее – тем легче. Проблема КПСС заключается вовсе не в том, что она была партией коммунистической, а в том, что она была одна. Можно как угодно относиться к коммунистической идеологии. До тех пор, пока КПСС была партией коммунистической, она была партией политической, что накладывало на нее определенные обязательства. Эти обязательства суть заботиться о благе определенной части общества или даже всего общества как она его понимает. Правильно понимает или неправильно – вопрос второстепенный. Если мне кто-то покажет политическую партию, которая всегда в каждый момент правильно понимает интересы общества, я готов буду это обсуждать серьезно. Затронутый здесь вопрос далеко выходит за рамки обсуждаемой темы, поэтому не будем на нем останавливаться. Перейдем сразу к выводам.
К 1985 году КПСС перестала быть политической партией, она полностью слилась с бюрократией и в силу этого перестала быть коммунистической. К 1985 году коммунизм в СССР как фактор, определяющий направления деятельности государства исчез полностью. Он, конечно, остался как воспоминание, как пресловутый «призрак». Он остался даже и как идеология, естественно, поскольку уничтожить идеологию невозможно – но только за пределами партии и государства, и как идеология, враждебная официальным структурам, которые по традиции продолжали именовать себя коммунистическими.
Так что современные политики (имеются в виду деятели, появившиеся на политической арене после 1985 года) могут прекратить спорить на тему: кто из них и когда именно забил последний гвоздь в крышку гроба коммунизма. Это было сделано к 1985 году и вся последующая борьба против коммунизма – была борьбой виртуальной. О ее смысле мы еще поговорим. Надо только сделать одно уточнение. Ассоциация с вбиваемым гвоздем неудачна, ибо подразумевает некоторое законченное, завершенное деяние. У меня скорее ситуация ассоциируется с «застежкой-молнией». Крышка гроба на молнии? Чего только не бывает на свете!
Следующие три главки призваны проиллюстрировать сказанное конкретными эпизодами борьбы между политической системой и бюрократией в СССР.
