От СанитарЖеня Ответить на сообщение
К Паршев Ответить по почте
Дата 19.03.2004 20:40:47 Найти в дереве
Рубрики Армия; Версия для печати

Несколько опоздавший ответ на тему.

ИМХО, сугубое ИМХО.

Усиление внутренней борьбы, особенно вспыхнувшее в 1937-38 годах, имело причины скорее демографичекие, нежели собственно политические. Место руководителя тогда, как и всегда, было весьма привлекательно, а давление, измеряемое отношением числа мест к числу претендентов, резко возросло. Прежде всего потому, что поколение, начавшее учиться после 1920-22 годов, к 1935 году как раз успело получить высшее образование, и начало активно вытеснять старых, необразованных начальников. Вторым потоком были "старые спецы", для которых их социальное происхождение было преградой в карьерном росте, но эта преграда была юридически отменена Конституцией 1936, устранившей понятия "лишенец" и пр. Пойти на вытеснение части руководства в "загоны", как поступали в позднем СССР (в профсоюзы, Народный Контроль, послами в Африку...) не было прежде всего финансовой возможности. Ограничения по национальному признаку не существовали, как и прежние сословные. С умеренным давлением удавалось справляться ссылкой по политическим обвинениям, фактически чем-то средним между "опалой в имение" и "посылкой на низовую работу", что давало, кроме прочего, развитие окраин - ссыльный профессор становился завкафедрой вновь созданного института, например.
Но с середины 30-х резко вырос приток кадров с высшим образованием, и давление (измеряемое хотя бы потоком поступающих доносов) стало разрушительным. Новыми доносами стали заниматься не опытные мастера по распутыванию политических/бюрократических интриг, а рядовые сотрудники НКВД, с опытом более по уголовным делам. В силу его они прекрасно знали:
а. Что подследственные предпочитают не выдавать подельников, поскольку за группу дают больше.
б. Что сами по себе уголовники не признаются, и признания надо выбивать...
в. Что если признание пришло легко - то это попытка скрыть подлинную вину, отбывая наказание за мелкую и второстепенную.

Однако подследственные воспринимали следствие, как продолжение интриг и/или дискуссий, где можно сильно укрепить свою позицию, заявив о мощи, влиятельности и многочисленности группы, к которой принадлежишь. Так что их попытки доказать свою правоту следователь рассматривал, как признание в принадлежности к огромной, устрашающей Организации. А если кто-то вдруг не признавался, не "разоружался перед Партией" - то воспринимался, как враг более опасный, чем эти, мягкотелые, как действительный шпион, что оправдывало применение пыток... Процесс стал автокатализирующимся, и прервался не ранее, чем была уничтожена значительная часть самого НКВД и партийного аппарата, занимавшего расследованиями.