|
|
От
|
amyatishkin
|
|
|
К
|
ЖУР
|
|
|
Дата
|
19.11.2003 08:13:22
|
|
|
Рубрики
|
WWII;
|
|
Ка формировалось
Ортенберг Д. Июнь — декабрь сорок первого
Кто не знает - главред Красной звезды
6 сентября
Передовица была посвящена подвигу трех богатырей. Опираясь на их подвиг, на самопожертвование Гастелло, в передовой со всей остротой был поднят вопрос, о котором до сих пор упоминали глухо,— о плене, отношении к нему советских воинов.
История не знает войны без пленных. Война — дело жестокое. Однако никто не скажет, что война не имеет своих законов этики и милосердия. Издевательство над безоружным всегда считалось позором. Раненый противник достоин такой же медицинской помощи, что и свой. Таким издавна был закон войны, и сражавшиеся войска всегда придерживались его, считая бесчестием глумление над пленным, а тем более раненым противником. Существовали международные конвенции, регламентирующие обращение с пленными и ранеными, и, как правило, они грубо не нарушались. Иногда даже в ходе войны происходил обмен пленными.
Но не зря мы называем фашистов убийцами, варварами, людоедами.
Война с фашистской Германией была не обычной. Заклятые враги социализма — нацисты поставили своей целью уничтожение нашего государства, порабощение и истребление советских людей. Не было у них пощады ни к кому — ни к старикам, ни к женщинам, ни к детям, ни к пленным. Как в таких условиях должны вести себя советские воины перед угрозой плена? Ответ на этот вопрос мы и пытались дать в той же передовице. И ответили так:
«...Сдача в плен немецко-фашистским мерзавцам — позор перед народом, перед своими товарищами, своими женами и детьми, преступление перед родиной».
«...Сдаться в плен фашистам — означает предать дело наших отцов, самоотверженно боровшихся за новую счастливую жизнь, предать наш народ, предать родину...»
Перечитывая эту передовицу теперь и размышляя над тогдашними нашими попытками дать исчерпывающий ответ на один из острейших вопросов тех тяжких дней, я понимаю, что мы были слишком уж категоричны в своих суждениях. Плен плену рознь. Одно дело, скажем, когда человек еще может сражаться, но бросает оружие и, чтобы уберечься от смерти — иначе говоря, спасти свою шкуру, подымает перед врагом руки, переходит на его сторону, другое — когда, отбиваясь до последнего патрона, он оказался безоружным, раненый, контуженый, потерявший сознание.
Были в передовой статье того номера газеты строки, над которыми я было занес карандаш, чтобы их вычеркнуть:
«Кто не знал в нашей армии, в нашей стране славного командира Героя Советского Союза Ф., снискавшего себе на войне с белофиннами славу отважного и хладнокровного командира? Его сейчас нет в живых. В одном из боев он был окружен. Он стрелял до последнего патрона. Последний оставил для себя. Раненый, истекающий кровью, чувствуя, что он уже не в силах будет душить врага руками, Ф. застрелился на глазах подступавших к нему фашистов. Это была не победа врага, а победа советского командира над врагом».
А задумался я потому, что не это, считали мы, должно было быть правилом поведения советского воина в тот трагический момент, когда перед ним встала угроза плена. Если оставить последний патрон, так не для себя, а для врага! Что бы с тобой потом ни случилось — последнюю пулю в фашиста. Одним будет меньше.
Конечно, кто взял бы на себя смелость сказать, как должен был поступить тот командир? Для этого надо было знать и обстановку, и мысли, и чувства человека, его характер, его переживания и многое-многое другое... В конце концов, это дело совести человека. Нельзя было не склонить голову перед его сверхчеловеческим мужеством. Но все же это был исключительный эпизод. И если я его тогда не вычеркнул, так только потому, помнится, что он какой-то своей гранью соприкасался с тем, что мы все время писали: плен — хуже смерти!
Единожды мы о таком эпизоде рассказали и больше к нему не возвращались. Писали мы больше о том, какая страшная участь ждет советского воина в фашистских лапах. А к этому времени уже было немало неопровержимых свидетельств, фактов, документов об издевательствах, истязаниях и массовых убийствах пленных...