Еще из воспоминаний
Добрый день,
Был Павел Васильевич почти неграмотным, но народ сам избрал его председателем сельсовета, его считали своим и уважали очень за справедливость, он любил и знал людей, и люди любили его. Много раз мне пришлось ездить с Хотько в разведку, он в совершенстве знал людей и местность района, и я видел, что даже в это, самое трудное время его прини-мали с дорогой душой, верили тому, что он говорил, и помогали всем, чем только можно, даже с риском для жизни. Знали, что в больших вопросах он не подведет. Приходилось пе-редвигаться нам в основном ночью, приезжали мы в полночь и заполночь, а принимали нас, как будто все время ждали. Уезжали мы на неделю - на две, и мне надо было удержать его от всех случайностей при встречах. Отвечал я. Хотя без него я был слепой и немой, потому что говорил с людьми он, это были его давние знакомые, люди, с которыми он когда-то рабо-тал, когда был председателем сельсовета.
______________________________
Я знал, что Дубровский воевал еще в гражданскую войну, в финскую кампанию был политруком, и теперь он рассказывает, как начинал партизанить. Оказывается, уже в октябре сорок первого их группа была направлена через линию фронта для организации партизан-ского движения в этом районе, где до войны Дубровский был директором МТС. Ночью во время боя они перешли линию фронта под Великими Луками, затем в Белоруссии двигались по течению Двины.
- До места добрались немногие из группы, - рассказывает Федор Фомич. - Дневали мы в деревне Плúговки возле Ушачей. Помылись в бане, побыли двое суток, узнали обстановку. В Ушачах находились немцы, вербовали в полицию, обещали деньги. Мы решили скрывать-ся, уйти в подполье и налаживать связи, искать своих людей. Штаб-квартира была на Вацла-вовском хуторе возле деревни Жары. Встретился с Кулаковым, он до войны был учителем и теперь вел работу среди учителей района. Стал он держать со мной связь, для чего сам хо-дил в Вацлавово.
В марте сорок второго года было принято мной решение собрать всех людей, с кото-рыми я держал связь, в Истопищенском лесу - для перехода к боевым действиям. Кулаков, идя на эту явку, был пойман в Жарах немцами. Сразу ему сломали обе руки, на спине поре-зали кожу, вырезав звезду, - готовили для допроса. Держали его в подвале школы. Издева-лись. Но он не сказал ни слова. Тогда выкололи глаза, отрезали язык. На кладбище застави-ли рыть землю перебитыми руками и живым закопали в могилу.
Явка состоялась, и, бросив подполье, мы перебазировались в лес для открытой борьбы. Первое - в месть за Кулакова - разбили Жарский гарнизон. У нас было два автомата, мой и Карабаня, и одна винтовка. Немецкий гарнизон в пятьдесят человек размещался в школе. В нашей группе: Карабань, Бородавкин, Никифоров, Жарко, до семи человек. Подошли со стороны кладбища, я начал командовать как будто батальоном: “Первая рота - левей! Вторая - заходи справа! В атаку! Ура-а!..” Немцы не выдержали психологической атаки, бежали, оставив пулемет, автомата три, несколько винтовок и боеприпасы.
После этого успеха к нам начали приходить ежедневно партизаны и партизанки. С группы стал расти отряд. Это был уже апрель сорок второго. Мы сделали несколько опера-ций. Устроили засаду у леса Крулевщизна возле деревни Воронь: разбили две автомашины, уничтожили семьдесят два фашиста. В это время Сафонов Николай командовал одной груп-пой, а другой - Вася Никифоров. Отряд уже насчитывал примерно сто человек. В мае на од-ну операцию пошло со мной восемнадцать человек. Во время боя левая группа стихла, я побежал от Сафонова к Никифорову выяснить, отчего затихли, бежал по ржи, с меня сбило шапку, затем ранило в руку. Но бой уже разгорелся с большой силой. И мы выиграли бой. В нашем отряде не было врача, и я лечился в бригаде Мельникова. Когда возвращался к сво-им, за мной пришло около семидесяти человек, которые меня знали раньше, до войны. От-ряд с каждым днем разрастался в бригаду, отовсюду шли люди. Пришли такие активные партизаны как Маркевич Сергей, Миша Чайкин, Диденко Михаил, Звонов...
_____________
Стояла сухая теплая осень 1942 года, у людей был подъем, и у всех была вера в победу, сменившая прошлогоднее уныние. Строили оружейные мастерские, госпиталь, баню; уже работали столовая и хлебопекарня в лесу. Несмотря на то что все делалось на моих глазах, каждый день удивлял открытием, и во всем сквозила такая радость, что можно вернуть то, что изменила война - мы в силах вернуть! И вот только теперь мы начали понимать, чем мы обладали. Потому что, естественно, до войны были и критика существующего, и неудовле-творенность им, и только пройдя черту и увидев ужас потери всего, люди поняли, что это было прекрасно, что это было их счастьем. И было сейчас стремление собрать и склеить осколки разбитого, как склеивают драгоценный кувшин. Надо понять еще одну вещь. Под-сознательно люди понимали, что коллективизация была стремлением к справедливости, ра-венству, и это не могло не привлекать людей, они понимали, что были на пути к лучшему, на пути строительства новой жизни, но еще не построенной, и потому всегда было можно сказать, что “хуже не будет”, потому что всегда в пути бывает очень трудный, тяжелый мо-мент, и если не верить, что это преходящее, а цель прекрасна, то тогда это невыносимо. Но жила вера все же, что это преходяще. Когда же пришли фашисты, то как стабильное поло-жение стали насилие и жестокость, а впереди еще хуже и хуже виделась судьба народу. Вот и разница. Ведь “новый порядок” рейха вырисовывался - и это все четче и четче - как унич-тожение народа, уничтожение России, уничтожение русских, а если кто-то и процветал, то это был предатель со звероподобной психологией убийцы и насильника. И это все была не политграмота, не лекция и доклад в клубе, а это был жестокий урок жизни.
Приближались Ноябрьские дни, и наш лагерь, только что построенный, был убран очень торжественно. Между землянками дорожки посыпали желтым песком, навтыкали елочек. В центре лагеря, на большой поляне с огромным пеньком-трибуной для митингов соорудили арку с красным полотнищем лозунга, портретом Сталина и гирляндами из елово-го лапника, по сторонам арки повесили мои панно. Все это получилось как бы стихийно, само собой, никто не предполагал, что выйдет так торжественно. Но эффект от оформления оказался удивительный. Люди, намучившись под пятой фашистов, были так обрадованы, что “опять как при советской власти”, многие от радости просто плакали.
Artem http://www.iremember.ru
