От Тов.Рю Ответить на сообщение
К All
Дата 20.06.2003 23:08:53 Найти в дереве
Рубрики Прочее; WWII; Армия; Версия для печати

Вечный майор Петров (22 июня посвящается)

Вечный майор Петров

У фронтового поэта Бориса Слуцкого есть злое произведение «Баллада о догматике». Выведен в нем малоумный командир Красной Армии — из тех, что бездарно отступали в сорок первом:
«— Немецкий пролетарий не должон!...
Майор Петров, немецким войском битый,
Ошеломлен, сбит с толку, поражен
Неправильным развитием событий...
— По Ленину не так идти должно!...
Но войско перед немцем отходило,
Раскручивалось страшное кино,
По Ленину пока не выходило...»

На беду тысяч однофамильцев «несчастного догматика Петрова» — в стихотворении немецкие пролетарии в вермахтовских мундирах «ему прикладом вышибли мозги» — получился нарицательный образ майора Петрова. Стал он олицетворением косного недалекого служаки — продукта нашего предвоенного армейского строительства. Фигура удобная для упрощенного понимания истории: мол, талантливых командиров Сталин перед войной порасстреливал, остались же сплошь идиоты.
И вот совпадение: служил в 1941 году в Минске в штабе Западного особого (Белорусского) военного округа реальный майор Петров. Должность имел ответственную: начальник оперативного отделения оперотдела. По смыслу штабной работы — аналитик и прогнозист.
Мы не знаем, что делал майор Петров вечером 21 июня, но вот как проводил это время его прямой начальник, командующий ЗапОВО генерал армии Павлов (в претендующем на документальность изложении писателя Стаднюка): «Позволил себе вместе с корпусным комиссаром Фоминых отправиться в Дом офицеров на «Анну Каренину» в представлении гастролировавшего тогда в Минске МХАТа. Павлов установил в театральном коридоре телефон ВЧ и дважды в ходе спектакля отвечал на звонки из Москвы, причем так, словно отвечает не из театра, а из штаба военного округа, где в тот момент ему полагалось находиться для координации предвоенных действий командующих армиями...»
Знаем мы и скорую судьбу Павлова: отстранен от командования Западным фронтом (с началом войны штаб ЗапОВО автоматически превратился в штаб фронта), арестован 4 июля и расстрелян вместе с начштаба Климовских, начальником связи Григорьевым, командующим 4 армией Коробковым.
Историки, которые держали в руках протокол первичного дознания, обратили внимание на примечание следователя к подписи бывшего командующего: «Протокол подписал в невменяемом состоянии». Про бутылку коньяка, которую Павлов изловчился выпить по ходу процедуры ареста и изъятия документов, живописано уже достаточно. Но прискорбно, что та злосчастная бутылка «экстраполировалась» на весь штаб Запфронта — была, мол, сплошь деморализованная пьянь.
Что, совсем некому было трезво проанализировать обстановку на фронте, взять управление на себя и начать принимать достойные решения?..
Несколько лет назад доктор исторических наук Ростислав Платонов открыл в архивном фонде первого секретаря ЦК КП(б)Б Пантелеймона Пономаренко (с началом войны утвержден членом Военного совета Западного фронта) аналитическую записку «О некоторых важных вопросах войны», адресованную в ЦК ВКП(б) лично Сталину.
Автор документа, тот самый начальник оперативного отделения штаба фронта Петров, в сопроводительной бумаге пояснял, почему он обращается «не по прямой командной линии». В первых числах июля 1941 года майор Петров оценивал секретаря белорусского ЦК как единственно возможную передаточную инстанцию на пути к Сталину. Это главное, как нам кажется, в чем просчитался штабной специалист: Пономаренко похоронил документ в недрах своей канцелярии.
В остальном записка правильная. Майор Петров не просто резанул правду-матку, а сделал глубокий анализ причин неудач на фронте, проявил высокую культуру штабного мышления. Нет, совсем не тупицы работали в штабе Западного особого военного округа!
Приведем некоторые выдержки, начав с описания верхов (выделения в тексте наши):
«Штабы корпусов, армий, фронтов необычайно раздуты, и ТРИ ЧЕТВЕРТИ ЛЮДЕЙ БОЛТАЮТСЯ, не находят себе работы. Пример: штаб ВВС фронта насчитывает 283 человека, из них 36 чел. фотометристов, в то время, когда можно обойтись 3-4 человеками. В штаб фронта ВВС ввели 15 человек, шифровальщиков, а обходятся четырьмя. Управление фронта насчитывает более тысячи человек. Никакого транспорта для этих штабов не хватает, и когда начинается передислокация (читай «отступление». — С.К.) штаба на несколько километров вглубь, идут многие сотни машин и увлекают за собой весь тыл.
...В частях чрезвычайно нервно относятся к возможности окружения. Воля командиров и действия частей парализуются во многих случаях тотчас же после того, как воображение создало картину окружения, хотя действительного тактического окружения наших соединений почти никогда не бывало. Так называемые окружения почти во всех случаях выглядят следующим образом: в тылу действующего соединения или частей определяются просачивающиеся группы противника. Воображение начинает дополнять силы противника. Рвется связь между частями, и никто не пытается ее восстановить, считая это обстоятельство нормальным в условиях окружения. Начинается выход из окружения или отдельных частей и групп, или одиночками.
Больше всего боятся окружения штабы и командиры, успевшие побывать в окружении в Западной Белоруссии. ШТАБЫ ВСЕГДА ОТСКАКИВАЮТ, теряя управление и связь с войсками.
...В армиях сравнительно мало расстрелов, но комиссары и командиры всех степеней этим угрожают при малейшем осложнении кому нужно и кому не нужно, не только одиночкам, но и группам, — пример вреднейшей политработы. Самые жесткие действия при неправильном применении обращаются по результатам в свою противоположность. ЛУЧШЕ РАССТРЕЛЯТЬ ОДНОГО в назидание другим, чем грозить этим всем».
А вот ошибки в тактике боевых действий: «Слабая маневренность. Немцы перевозят солдат на автомашинах. За неделю успевают дивизию перебросить в 2-3 места, солдаты не устают. У нас огромное количество автотранспорта загружено чем нужно и чем не нужно, но переброска дивизии — целая проблема, и дивизии большей частью идут походным порядком. Красноармейцы смертельно устают, спят прямо под артиллерийским огнем. В бои вводятся прямо после маршей, не успев передохнуть. К тому же бойцы перегружены носильными вещами.
БОЙЦЫ НЕ ЛЮБЯТ ЗАКАПЫВАТЬСЯ в полный профиль. Делают ямки, цепляются за ветки и поэтому мало удерживаются. К тому же копают одиночные укрытия. Боец не чувствует плеча соседа и боится. Выглянув, не видит никого, уходит, думая, что другие ушли, и увлекает других.
Немцы очень много работают, даже наступая. Закапываются на остановках, закапывают артиллерию, танки, бензин, самолеты — все, что можно. Это придает большую устойчивость обороне.
...Противник ведет наступление, как правило, по хорошим дорогам, действуя при этом очень маневренно. Этой тактике у нас пока ничего не противопоставлено, и действия наших войск продолжаются по-старому, с РАВНОМЕРНЫМ НАСЫЩЕНИЕМ ВСЕХ РУБЕЖЕЙ.
...В результате слабого взаимного понимания авиации и пехоты и обратно, и забота о действиях друг друга слабая: пехота не обозначает своего переднего края обороны, не обозначаются и колонны. Одним из названных обстоятельств, мешающих эффективной работе, является отсутствие средств радиосвязи в авиации. В результате запаздывание сообщений о целях и запаздывание вылетов на бомбежку, неэффективность действий авиации по переднему краю, так как самолеты появляются часто с опозданием на цели, определить, где передний край свой и противника не представляется возможным из-за изменений.
...Мы производим огромные оборонительные работы. На Днепровском рубеже копали рвы более 500 тысяч человек, а всего на всех рубежах в Белоруссии было занято 2 миллиона человек. Возведены огромные оборонительные сооружения. Все города и весь путь на восток опоясаны огромными противотанковыми рвами, волчьими ямами, надолбами, завалами, но части противника действовали по дорогам. ДОРОГИ НЕ ПЕРЕКАПЫВАЛИСЬ, чтобы дать возможность двигаться нашим войскам. При отходе наших войск дороги, как правило, не минировались, не взрывались, и противник проходил беспрепятственно. И вся эта ОГРОМНАЯ РАБОТА СВОДИЛАСЬ К НУЛЮ».
Интересны наблюдения о разведке и работе с пленными:
«Пленные обрабатываются главным образом с морально-политической стороны и необычайно гуманно. Самым ценным считается получение от пленного или призыва к товарищам, или показаний о плохом состоянии немецкой армии. Ценных боевых сведений не добывают главным образом потому, что общевойсковые командиры, как правило, НЕ ДОПРАШИВАЮТ ПЛЕННЫХ рядовых и офицеров, не добиваются получения от них необходимых для частей боевых сведений».
Майор Петров отметил и показатели изменения нашей армии после первых двух недель войны:
«Случаи бегства частей становятся более редкими, и части легко восстанавливаются и идут обратно в бой. Озлобление бойцов нарастает, и АТАКИ БЫВАЮТ ЗВЕРСКИМИ. Пример: бой за Гомель и потери немцев. Раненые идут на санитарный пункт и несут оружие, собираются тысячи винтовок, раньше, как правило, бросали. Части, оказавшиеся в окружении, дерутся и прорываются к своим, нанося противнику большой ущерб (63-й корпус, 45-й).
Подавляющее большинство писем, написанных нашими бойцами, являются патриотическими, свидетельствуют о росте озлобления к врагу и говорят об уверенности в победе, подбадривают знакомых и близких в тылу. Не более 0,2 % писем являются паникерскими и малодушными...»
Почему Пономаренко не завизировал текст докладной записки, которая должна была представить несомненный интерес для партийного и военного руководства СССР? Причин, очевидно, немало. Здесь нежелание вступать в конфронтацию с командующими фронтами, с военной разведкой, с высшими политорганами, а также — наметившийся официально-пропагандистский пересмотр причин поражений. Да и просто боязнь непредсказуемого Сталина...
А в нашей памяти должен навсегда остаться скромный майор Петров. Такие ратные люди в Отечестве были и будут.

Сделаю отступление, связанное с недалеким нашим прошлым. Утверждаю вполне ответственно, что и спустя сорок лет после трагического лета 1941-го воины-мотострелки Краснознаменного Белорусского военного округа в своей массе не умели: а) окапываться; б) пользоваться радиосвязью; в) вести разведку ближнего края противника.
Готов перед любым трибуналом показать с привлечением свидетелей-однополчан,что за два года моей службы в 6-й роте 339-го гвардейского мотострелкового полка у нас (как, впрочем, и в соседних ротах) на полевых занятиях ни разу не вырыли окоп полного профиля. Да, в роскошных планах учебы войск значились инженерно-саперная подготовка, радиосвязь, разведка на местности, но на самом деле мы в это время красили бордюры и выщипывали одуванчики.
А когда выходили на полигон, то боевая учеба состояла в том, что нас, как цирковых животных, бесконечно дрессировали одним и тем же «УУС (упражнение учебных стрельб) № 3». На многажды пристрелянном поле воины раз за разом имитировали скоротечный победоносный наступательный бой. Та самая мутотень, что и в канун 1941-го: «Война малой кровью на чужой территории».
В послевоенной БССР следовало бы учредить медаль «За взятие кургана Амбаряна» — десятки тысяч мужиков, которые служили в Уручье под Минском, отлично помнят ту высотку на учебном поле. Полководцы окружного масштаба за годы, проведенные в благополучной Беларуси, выработали филигранную тактику наступления на этот объект и в атмосфере показухи комфортно выслуживали ордена, пенсии и квартиры в «улучшенных» домах на Первомайской и Фрунзе.
Никогда не забуду, как на маневрах «За-пад-81» командир дивизии проводил в расположении нашего полка совещание офицеров. Он сообщил новость:
— Прибывает главком Сухопутных войск! Поэтому первым делом следует осуществить вот что... — комдив на карте отмерил от главного пункта управления войсками километра два. — Вот здесь на повороте надо поставить палатку — обозначить полевой контрольно-пропускной пункт. И туда следует посадить толкового майора. Чтобы мог выйти и доложить главкому!
Начальствовать на КПП — это работа для сержанта. На крайний случай — для прапорщика. И помню, как полторы сотни офицеров изумились глубиной тактического мышления комдива. Это надо же! Не просто майора следует посадить в палатку полевого КПП, а — толкового! Но, впрочем, чего злословить в адрес советских военачальников — они были всего лишь отражением показушной державы.

Историкам не удалось проследить судьбу реального майора Петрова, который в 1941-м пытался достучаться до Сталина. Но мне почему-то кажется, что он не был убит на той войне. Он выжил и продолжал служить в Советской Армии.
Майор Петров оказался вечным! Это его назначали начальником шлагбаума на маневрах «Запад-81». Не исключено, что и сегодня он читает сводки в каком-нибудь штабе.

Сергей КРАПИВИН
«Труд в Беларуси», 19.06.2003 г.