От negeral Ответить на сообщение
К Исаев Алексей Ответить по почте
Дата 22.01.2003 11:48:48 Найти в дереве
Рубрики Униформа; Версия для печати

Вот такое у меня есть

Приветствую
Автора не знаю, но источники нормальные приведены
Вот, что
свидетельствуют источники начала века.
Финансовое положение офицера
Дороговизна формы стояла в разительном противоречии к финансовым
возможностям офицера. Мундир стоил 65 рублей (в коннице дороже),
китель 25 рублей, сапоги 20 рублей. Между тем жалование
подпоручика равнялось 70 рублям; поручик получал 80 рублей,
штабс-капитан 90 рублей, капитан 105 рублей; сверх того
выплачивались <<квартирные>>, размер которых определялся <<разрядом>>
города, где стоял полк; по 1 разряду 25 рублей (Петербург), по IX
разряду 8 рублей (захолустные городишки), в Киеве, Одессе
квартирные равнялись 22 руб. 69 коп., квартирных не полагалось,
если офицер получал жилье при казарме. Известным должностям были
присвоены <<столовые>>: адъютанту 8 рублей, командиру роты 30
рублей, а штаб-офицерам от 55 и до 150 рублей в месяц; небольшие
<<столовые>> получали и начальники команд разведчиков и службы
связи. Жалование капитана офицера с 20-30 годами службы равнялось
140-150 рублям (для пояснения этих цифр надо указать, что в те
времена в городах, как Киев, Одесса, Харьков, квартира в 3-4
комнаты стоила 30-50 рублей, иждивение одного едока в семье 15
рублей в месяц).
<...> Незначительным подспорьем к жалованию служило то, что
офицеру полагался денщик. Этого солдата нельзя рассматривать
бесплатной прислугой он был в семье офицеров больше чем домочадцем
(если вспомнить это старинное выражение): он был и младшим братом,
и другом, и <<нянькой>> офицера. Во время пребывания в лагерях
выплачивались небольшие <<лагерные>>; ежегодно выдавалось несколько
рублей в качестве <<дровяных>> и <<осветительных>>; полагались
<<фуражные>> тем, кто обязан был иметь собственного коня.
Единственным ощутительным добавлением к скромному жалованью была
прибавка, которая выплачивалась служившим в Туркестане,
Забайкалье, Амурской и Тургайской областях; по прослужении
известного числа лет на этих Богом забытых стоянках офицер
сохранял эту прибавку до конца своей службы. В военно-учебных
заведениях офицеры получали лекционное вознаграждение. Денежное
довольствие выдавалось офицеру не полностью: было немало
обязательных вычетов: в пенсионный и эмеретурный капиталы (т.е. в
казну), в заемный капитал офицеров полка, в полковое собрание на
его содержание и на библиотеку при нем, а также в особый фонд для
приобретения офицерского походного снаряжения (кровать, погребец и
т.д.). Были еще вычеты, которые ни закон, ни приказ не делали
обязательными, но совершенно неизбежные: обычай требовал, чтобы
каждому сослуживцу при его уходе из части (перевод, отставка)
делали небольшой подарок на память о совместной службе и провожали
его обедом или ужином; принято было обедом или ужином отмечать
войсковые торжества (например, полковые, батарейные праздники) это
не были кутежи, это были скромные трапезы дружной полковой семьи
офицеров. Связанные с этим расходы раскладывались на всех офицеров
части и несколько отягчали офицерский бюджет. В больших городах, а
в столицах особенно, приходилось офицерскому собранию, т.е.
офицерам, тратиться на представительство на угощение высоких
гостей, посещающих полк, и иностранных военных делегаций. В
Петербургской гвардии эти расходы были так велики, что равнялись
офицерскому жалованью. В армейских частях в больших городах
обязательные вычеты достигали 10-15 рублей в месяц.
Офицеры были обязаны вести образ жизни, соответствовавший
офицерскому достоинству. Тут были требования, так сказать,
негативного и позитивного характера: не ходить в рестораны II и
III классов, не занимать в театрах (кроме Императорских) места
далее 5 ряда кресел, не носить на улице пакетов с покупками (но
оплачивать доставку их на дом); требовалось, чтобы офицер вращался
в <<обществе>>, то есть в среде лиц соответствующего общественного
уровня, а это было связано с хождением в гости, с приемом гостей,
с посещением балов, благотворительных базаров и т.д.; в обычае
было, чтобы офицер не скупился на раздачу <<чаевых>> при выполнении
этих общественных, светских обязанностей. Людям нынешнего времени
могут показаться странными такие условности, но без условностей
невозможно. В те времена офицер должен был приехать к знакомым с
визитом в наемной пролетке, но не прийти пешком.
<...> В малых городах тягота этих светских условностей была
ощутительна, в больших городах (Москва, Варшава, Киев, Одесса и
т.д.) она возрастала значительно, а в Петербурге она была
непосильной для нормального офицерского бюджета. Поэтому при
выходе из военного училища, а потом при переводах из части в часть
каждый должен был считаться с наличием <<дорогих стоянок>>. Служба
на <<дорогой стоянке>> обрекала офицера и его семью на урезывание
себя во всем ради удовлетворения офицерски-общественных (вычет в
полковое собрание), офицерски-представительных (исправность
обмундирования) и внешне-общественных обязанностей (светская
жизнь). В гвардию же юнкер не мог выйти, если его родители не
обязывались перед полком финансово поддерживать своего
сына-офицера. В более <<дешевых>> полках гвардии эта ежемесячная
поддержка выражалась в цифре в 100-200 рублей, но в <<дорогих>>
полках она восходила до 500 и более рублей (Лейб-гвардии гусарский
полк), потому что офицеры этих частей вращались среди богатой
знати.
Офицерство гвардии принадлежало частью к богатым, частью к
состоятельным кругам, но все огромное множество армейских офицеров
было неимущим и жило на жалованье. Канули в Лету времена, когда
поместно дворянский слой содержал офицерский корпус теперь в этот
корпус пошли люди без достатка и люди бедные, а и многие
дворянские, помещичьи роды разорились, и даже для них (не говоря о
сельских священниках или городских ремесленниках) определение
17-18-летнего сына на казенное иждивение в военное училище было
решением тяжелых проблем: оно снимало с семьи мучительную заботу о
даче образования сыну и о подготовке его к самостоятельному
существованию. <...>
Офицеру разрешалось владеть поместьем или торговым промышленным
предприятием, но управлять им воспрещалось. Общество офицеров не
противилось тому, чтобы офицерская жена была преподавательницей
гимназии, но традиция воспрещала ей служить, скажем, в конторе
какой-либо фабрики. Эти условности характерны для той эпохи (когда
понятия, обычаи, привычки еще не освоились с быстрым ходом
социальной эволюции) и характерны были не только для круга
офицеров: в той или иной мере такие ограничения наблюдались в
кругу инженеров, педагогов, правительственных чиновников и т.д.,
то есть в группах, приблизительно столь же высокопоставленных, как
офицерская.
Как видим из документальных источников, офицер в начале ХХ века не
был состоятельным человеком , но он относился к той категории,
которую сегодня называют "средним классом". А те правила, которым
должны были следовать офицеры, свидетельствуют об их офицерском
достоинстве, нарушать которое было непозволительным. Такое
отношение свидетельствовало о значимости офицерского сословия в
государственном масштабе и соответствующем отношении к нему со
стороны высших органов власти. Сравнения, прямо скажем, не в
пользу сегодняшней власти.
В данном выпуске использован материал следующих источников:
* Е. Месснер, С. Вакар, Ф. Вербицкий, В. Гранитов, С. Каширин,
А. Петрашкевич, M. Рожченко, В. Цешке, В. Шайдицкий, И.
Эйхенбаум. Российские офицеры. Буэнос-Айрес: Южно-Американский
отдел Института по исследованию проблем войны и мира имени
генерала, профессора Н. Головина, 1959.
* Офицерский корпус Русской армии. Опыт самопознания. М., 2000.