|
|
От
|
Solo
|
|
|
К
|
All
|
|
|
Дата
|
16.01.2003 23:01:54
|
|
|
Рубрики
|
WWII; Байки;
|
|
военно-исторические куски из художественной книги забавные
- ...и повезли нас на запад. Танки "КВ" на платформах, танкистов
теплушка - и мы, десантура. Штаб бригады и два батальона. Два паровоза
тащут. Настроение боевое. Такая силища прет, ой-ёй. Минск проехали,
дальше прем. И хрен знает где, у деревушки какой-то, встает наш поезд.
Что, почему? Ночь, самолеты летают с огнями. Ракеты всякие. Ну, когда
столько войска сгоняют, заторы должны быть, как без этого?
Стоим, курим. А потом, рассвело уже, возникают над нами штук пять
"штук"... а "штука", чтоб ты знал, эта такая стерва немецкая, которая
бомбой в начищеный пятак попадала, главное, чтобы блестел... Ну да это
мы потом узнали. И с первого же захода первой же бомбой разносят один
наш паровоз, а второй сворачивают под откос. И по вагонам, само
собой... Ну, как учили, рассыпались мы, пережидаем. А они так
неторопливо нас обрабатывают. Со вкусом. Одни улетят, другие подходят.
Что делать? Стали ручники приспосабливать, чтобы хоть пугнуть их
слегка. И что ты думаешь: пугнули одного до смерти, а остальные
убрались. Они зажравшиеся были тогда...
И вот - стоим. Танкисты начали было зверей своих сгружать - куда
там... Насыпь.
Один только "КВ" и съехал, а три кувыркнулись. Полковник наш
Денисюк построил нас, а где мы, что мы, задача какая - и он не знает,
и начштаба покойный не знал. Карт-то нет на руках. Короче, двинулись
мы в общем направлении на запад... Танк впереди, а мы как бы при нем.
Но только нас после тех бомбежек не шестьсот человек, а чуток
поменьше.
И хрен знает на каком перекрестке вылетают на нас два десятка
мотоциклистов...
Веселые ребята были тогда фрицы. Лето стояло жаркое, голые по
пояс, поддатые... Даже опомниться не успели.
Кончили мы их, пулеметы с мотоциклеток поснимали и дальше пошли.
Ну, думаем, где-то же есть наше командование... А на мотоциклетках
трофейных танкистов безлошадных в разведку направили - вперед и в
стороны.
А главное - картами обзавелись. Аэродром наш аж в двухстах
километрах оказался. И вот призывает к себе нас полковник Денисюк:
товарищи командиры, диспозиция следующая. По оперативному плану должны
мы быть сброшены на Люблин и удерживать его до подхода главных сил. Но
до аэродрома нашего двести верст, а до Люблина до самого - двести
тридцать. И я принимаю решение выполнять боевую задачу в пешем строю,
поскольку... - и на небо смотрит, и мы все понимаем. Потому что в небе
немцев, как ворон, а наши соколы все как-то тишком... Поневоле Чкалова
вспомнил.
Возвращается наша разведка, да не просто так, а с прибылью.
Разбомбленный танковый парк нашли, а в нем два исправных "БТ". Потом
пехота на нас вышла с капитаном каким-то, не помню фамилию,
заблудившиеся. Мы и их пристегнули.
Всю ночь шли. Страшно было. Зарева повсюду, стрельба не
прекращается...
Утром уже узнали, что война это, а не просто так... не Халхин-Гол
какой-нибудь.
Ну, тут уж мы как с цепи сорвались. За Родину, за Сталина, за
ебену мать!.. Ты, Степка, когда я выражаюсь, уши затыкай. Вот. Немцы
какие-то подвернулись...
Тоже от радости полоротые. Короче, форсировали мы речку Буг. И
городок у нас на пути: Влодава. Вот где мы развернулись! Голодные же
еще, а там - склады немецкие... о-о!..
Полковник Денисюк говорит: вы бойцы красные, советские, жратву
берите, а паненок пердолить не могите! Разве что по согласию... Да и
некогда скоро стало с паненками вожжаться, надо дальше идти. Но тут,
понимаешь, прилетает на "У-2" майор из корпуса и Денисюка нашего за
нарушение маршрута следования расстреливает... Когда он кобуру
расстегивал, мы подумали - просто пугает, а он всю обойму в товарища
Денисюка Максима Емельяновича, так что никто и дернуться не успел.
Майора этого мы просто пополам порвали, видеть невозможно было, но
- сделал он свое черное дело. А так бы взяли Люблин, там, глядишь, и
Варшаву...
Страшное дело, когда по тылам озверевшая десантура рыщет. Но на
Люблин нас вести уже, получается, некому, и встали мы в оборону. И
неделю эту хренову Влодаву держали. Польские коммунисты из подполья
вылезли и за это время всех немецких холуев по стенкам размазали.
Потом по московскому радио услышали: Минск сдали...
Короче, рванули мы на прорыв, снова форсировали Буг, снова
каких-то немцев раскидали... Но осталось нас уже полсотни, и такие мы
уставшие были, что пришли в первую же деревню и повалились, и немцы
нас даже разбудить не смогли: ждали, пока выспимся...
Очутился я опять же в болоте. Но как
бы и в бане в то же время. Кое-как выбрался - на третий день...
Вот представь: болото. Тростник какой-то, осока, прочая гадость.
Лягушки вот такие - тебе по пояс, пожалуй. И все время кто-то кого-то
жрет, и думаешь только: слава Богу, не меня. А делаешь шаг - и вот-те
нате, хрен в томате: автострада, бензоколонка, машины едут. Ну, вылез
я... руки, понятно, вверх: война же была, чужаков так и так в полицию
сдавали; а в Америке этой человека в полицию сдать не западло, а
гражданский долг. Долго со мной разбирались, но видно был по мне: из
германского плена мэн. Пока переводчика нашли, я кое-что смикитить
сумел и легенду выстроил. Будто бы сидел во Франции, бежал через
Испанию на панамском шипе. А панамцы эти долбанные меня нашли и за
борт выбросили: И так я в это поверил, что панамцев до сих пор не
люблю. И что ты думаешь: скушали мою брехню за милую душу: доверчивые
были, это потом мы им ума-разума вложили. Переводчик, бывший таксист
парижский, Москаленко, так хорошо переводил, что мне только "да" и
"нет" отвечать оставалось. Много я из его переводов о Франции да
Испании узнал...
А потом - повезли меня в город Вашингтон к послу Майскому. По
дороге Москаленко мой мне и говорит: ты, мол, лучше бы в посольство не
ходил, поскольку там советская власть, а где советская власть, там и
тюрьма неподалеку. Я бы, говорю, и сам рад не ходить, тем более что и
командир велел: пока Сталин живой, домой не ворочаться. Да только что
я могу сделать в чужой- то стране? Москаленко обещал помозговать, но
уж очень все быстро произошло.
Я даже мявкнуть не успел...
Встречу нашу с послом даже для кино снимали. А назвался я, кстати,
именем Пети Брагина, последнего нашего в бою павшего, он у нас из
детдомовских, и рыла у нас с ним схожие: были. Да. И газетчиков всяких
тьма, в блокноты строчат, на аппараты снимают. Рассказал им, как
деревни жгут, как баб с детишками за то, что пленным еду приносят,
убивают. Американцам, чтобы воевать, себя взвинтить нужно. Ну,
взвинтил. Кино уехало, посол ручкой сделал, убрались журналисты -
явилися чекисты. И - берут меня в оборот: как я в плен сдаться посмел
и за сколько родину продал? Морду еще не бьют, но примериваются. Там у
них в посольстве своя Лубяночка махонькая: подвал двухэтажный. И вот
держат меня там, не выпускают. Допросы снимают. И чувствуя я, что
завираться начинаю. Это вам не ФБР, переводчиков с русского им не
требуется. В конце концов, понимаю я, что пришел мне форменный
карачун: приперли к стенке в прямом и переносном. Получаюсь я по всем
статьям предатель и шпион, и возразить нечего: И вдруг: приводят меня
не в допросную, что в подвале же, а в кабинет начальника чекистского,
тот, не моргнув глазом, конвоиров отсылает, дверь запирает и мне
говорит: что ж ты, сукин сын Филипп Антонович Пансков, в запирашки со
мной играешь? Тебе же Героя за гималайскую операцию присвоили! И тут,
веришь ли, растерялся я.
Всего ждал, только не этого. Верно говорят: не повезет, так даже
на родной сестре триппер поймаешь. А он, гад, на меня смотрит. И все
понимает. И я уже все понимаю...
Не повезут меня ни в какую Россию, а пристрелят тут же и тут же
зароют в подвале, как и не было никогда...
Встаю. Руки по швам. Служу Советскому Союзу!..
В общем, не успел он.
Запихнул я его в шкаф, в том же шкафу костюмчик понаряднее нашел,
рубашечку, галстук, который завязывать не надо, штиблеты по ноге,
макинтош, шляпу на глаза надвинул, сигару в зубы - я видел, начальник
так ходил,- бумажник не забыл спионерить: и в коридор. Охранники меня,
понимаешь ли, слишком близко подпускали...
Вышел на площадь, с полицейскими раскланялся, такси остановил и
поехал на вокзал. Слова некоторые я уже понимал...
Нью-Йорк тогда был тогда самый большой город в мире, и искать им
меня пришлось бы очень долго.
Вышел из вагона, опять же в такси, говорю: синагога. Какая,
спрашивает таксист.
Говорю: эни. Любая, мол. Ну, он разворачивает машину и
останавливается на другой стороне улицы...
С евреями договориться оказалось не так уж легко, но и не слишком
трудно.
Много, говорю, я вашего брата спас, выручайте теперь и вы меня. В
общем, был я через месяц эмигрантом из-под Варшавы по имени Беня
Блашкович. А потом еще чуть-чуть - и принял меня Военно-морской флот в
свои объятия.
Чтоб в морской пехоте служить, язык в тонкостях знать
необязательно. Райт, лефт, стенд стил, йес, сэр! - ну и еще пара слов.
Главное, слова короткие. Не то что у нас:
"Побатальонноперваяротанаместеостальныенаправомарш!"
Подготовочка моя сказалась: определили в особое диверсионно-
разведывательное подразделение "Шадоуз". Про него даже сейчас не
пишут.
Готовили нас ни больше ни меньше, как для захвата в плен
Муссолини, Гитлера и Сталина. Правда, в натуре ставили перед нами
задачи попроще и помельче калибром. Да и Скорцени нас опередил в одном
эпизоде. Встречались мы тут с ним лет пятнадцать назад, старый стал,
обрюзг, форму не держит. Ну, посидели, выпили хорошо: что мне
теперь-то с ним делить? Вот. Но золотой запас Германии наши ребята
прихватили, не дали вывезти...
А у меня тоже приключение было. Переподчинили меня на срок
генералу Доновану. Ему запонадобилось у джерри одну штуку выкрасть, а
его ребята слабоваты для этого дела оказались. Меня и сбросили в
Тирольских горах. Во- от. А тюк с оборудованием в озеро упал и утоп. И
оказался я с одним пистолетиком да с двумя обоймами патронов: Замок у
немцев там был переоборудованный, черный эсэс его себе облюбовал. В
замке эта хренотень и хранилась. Так я и не знаю, чего они так за эту
железку бились: Сколько я доберманов одних перестрелял да перерезал -
до сих пор перед собаками стыдно. Однако же - добыл, отвез Доновану,
обменял на "медаль Конгресса".
Но все хорошее когда-нибудь кончается. Кончилась и война - и
уволили меня в запас в начале октября сорок пятого. Мог я по закону о
солдатских правах даже высшее образование получить бесплатно, да
как-то неудобно: и возраст не тот, и слов я мало нужных для колледжа
знаю: Короче, осел я в Майами и стал в доках работать. Грузчиком. Как
в самом коротком анекдоте. И даже чуть не женился, да как-то пронесло.
Полгода прошло, и что ты думаешь: затосковал я по службе.
Но, видно, бабка мне в детстве как надо подгадала, потому что
стали как раз вербовать у нас резервистов для полярной эскпедиции на
юг. По-дурному Земля устроена: Я успел записаться. Старый знакомый
мой, сержант Грейнджерфорд, как меня узрел, так и заорал на адмирала:
каким трюмным матросом?! В штурмовую группу! С выслугой, надбавками и
хрен знает чем еще. Я еще себе думаю: зачем попу гармонь? Что будет
делать в Антарктиде штурмовая группа?
Пингвинов жучить? Но молчу, жру усиленный паек и гоняю на
тренировках тех, кто повоевать не успел. Тяжело, говорю, в учении -
легко в гробу...
Крейсер наш назывался "Оклахома-сити". Адмирал Бирд, Ричард
Ивлинович, держал на нем свой флаг. Мужик он был простой, доступный, в
кубрик наш спускался и байки свои травил. И, между прочим, носил такую
же, как у меня, "медаль Конгресса". Для американцев он и по сю пору
кто-то вроде Водопьянова или Отто Юльевича Шмидта. Первым долетел до
Северного полюса, потом через Атлантику - вторым после Линдберга: И
вот он знакомится с личным составом, собирает ветеранов и под
топ-секретом сообщает: экспедиция наша не просто научная, а
военно-научная, и даже больше военная, потому что, по сведениям
разведки, нацисты оборудовали в Антарктиде тайную базу, где продолжают
создавать свое супероружие и где, есть такая информация, скрывается
настоящий Гитлер. Которого, вроде бы, простая пуля не берет - и именно
так его можно отличить от ненастоящего: И очень мне это напомнило
десятилетней давности напутствие товарища Агранова, так напомнило, что
захотелось прыгнуть за борт да и плыть своим ходом до теплого
города-курорта Майами: Но только были мы уже в ревущих сороковых - и
даже не годах, а широтах.