Успешная реформа Вооруженных Сил требует политического затишья и значительных средств
Сергей ГОНЧАРОВ
Центр оценки политических рисков
Вопреки ожиданиям многих экспертов, первые месяцы пребывания нового министра обороны на своем посту уже привели к изменениям в реформировании ВСУ. Правда, перемены носят скорее тактический, чем стратегический характер.
12 марта нынешнего года исполнилось ровно четыре месяца с тех пор, как Президент назначил начальника Генерального штаба ВСУ генерала армии Владимира Шкидченко руководителем военного ведомства. Этот срок для министра военного традиционно является примерно тем же, что и 100 дней для гражданского государственного деятеля. Традиция объясняется очень просто: на протяжении нескольких веков в четырехмесячный срок традиционно укладывался курс подготовки новобранцев. Тем более что в какой-то степени "новобранцем" оказался и сам новый министр — для него это первый за его длительную военную карьеру пост, на котором он выступает преимущественно в амплуа государственного деятеля, а не офицера, ответственного за оперативную деятельность войск (пусть даже на таком высоком уровне, как начальник Генштаба). И нужно заметить, что дебют оказался довольно удачным.
Аппаратный компромисс
Впрочем, первой проблемой, с которой довелось столкнуться руководству военного ведомства еще в ноябре прошлого года, была отнюдь не насущная необходимость внесения изменений в процесс военной реформы, а "организационно-кадровый вопрос". Ведь не было секретом, что институт государственных секретарей, особенно в его первоначальной, "весенней", версии, не только очень плохо подходил силовым ведомствам вообще и Министерству обороны в особенности, но и был абсолютно неприменим в недрах последнего при министре-военнослужащем. Фактически именно этим и объяснялась почти полугодовая нерешительность в унифицировании структуры административного управления оборонной сферой с новой схемой госсекретарства. Ибо такое "внедрение" не привело бы ни к чему, кроме подрыва единоначалия в Вооруженных Силах. Причем на самом высшем уровне.
Конечно, частично острота вопроса была снята последующим ограничением госсекретарских полномочий, но применительно к такому высокоцентрализованному ведомству, как военное, сложности все же оставались. Именно поэтому компромиссный вариант виделся в министре гражданском (предпочтительно "выработанном" путем отправки в отставку высокопоставленного военного — кандидата на этот пост) и полномочном госсекретаре — высшем офицере действительной службы при таком "полуштатском" (или полувоенном) министре. Правда, сам Президент говорил, что ему ближе другой вариант: министр-военнослужащий "в дуэте" с гражданским госсекретарем. В действительности ни тот, ни другой вариант в чистом виде не осуществился.
Сейчас "такого, как у всех" госсекретаря украинское военное министерство не имеет. Их у него целых два. Генерал-полковник Виктор Банных (являвшийся ранее одним из заместителей министра, а до того руководивший пограничным ведомством страны) занимает пост "государственного секретаря по вопросам международного сотрудничества" и, в общем-то, продолжает исполнять свой прежний круг обязанностей. А "просто" госсекретарем МО назначен Александр Олейник (до назначения руководил секретариатом Нацсовета по согласованию деятельности органов власти и самоуправления при АПУ). Правда, де-факто "оперативным заместителем" министра продолжает оставаться начальник Генерального штаба Петр Шуляк. Но в целом картина с "внутренней организацией" руководства Министерством обороны остается не вполне ясной.
Единственное звено, где руководство войсками однозначно удалось укрепить — это уровень главных командований видов Вооруженных Сил. После того, как главнокомандующие Сухопутными войсками, ВВС, Войсками ПВО и ВМС перестали (в феврале текущего года) одновременно являться заместителями министра обороны (что до этого практиковалось много лет и абсолютно выхолащивало все попытки "разделения труда" между МО и Генштабом), этот элемент оперативного руководства приобрел, наконец, известную стройность и логичность.
Новый министр обороны также значительно активизировал работу по созданию объединенного вида Вооруженных Сил на базе войск ПВО и ВВС. Если еще год назад г-н Кузьмук заявлял, что практическая работа по их слиянию начнется лишь после 2005 года, то теперь обещано, что уже в течение 2003—2005 годов объединенные ПВО—ВВС будут созданы. Как видно, отсутствие единой автоматизированной системы боевого управления воздушными и противовоздушными операциями (на что, как на главное препятствие к объединению, ранее жаловались высокие военные чины) перестало мешать переходу на трехвидовую структуру ВС. Случилось это сразу же, как только на то возникла административная и политическая воля. Жаль, что для возникновения этой воли потребовалась бойня над Черным морем, дискредитировавшая украинские войска ПВО "как класс".
Впрочем, было бы большим преувеличением говорить, что в деле слияния летчиков и зенитчиков все благополучно. Похоже, начинает реализовываться угроза, о которой предупреждали еще минувшей осенью. В Украине создаются не единые ВВС и даже не ВВС—ПВО (такой "двуединый" вид ранее был популярен в восточноевропейских странах Варшавского договора), а ПВО—ВВС. Перестановка аббревиатур имеет совсем не филологическое значение. Главной задачей нового вида Вооруженных Сил мыслится противовоздушная оборона территории страны. Причем противовоздушная оборона в "классическом" смысле, то есть призванная, в первую очередь, защищать наземные объекты и только во вторую — истреблять воздушного противника.
Теоретически изящная и очень привлекательная, с психологической точки зрения, концепция обладает лишь одним недостатком: она невыполнима практически. В условиях реального соотношения сил единственный способ хоть как-то выполнить задачу по защите украинского неба — в том, чтобы в случае вооруженного конфликта нанести агрессору такие потери в самолетах (именно в самолетах, большой "расход" крылатых ракет и беспилотных летательных аппаратов никого не остановит), которые заставили бы его задуматься о финансовой целесообразности продолжения налетов. Ну и, конечно же, произвели бы негативное впечатление на общественное мнение "нападающей" стороны. Для этого нужна, прежде всего, мощная истребительная авиация, обладающая гибкой и живучей системой базирования. На такую авиацию можно было бы бросить почти все ресурсы, вкладываемые в воздушную мощь. Кроме того, это означает, что именно летчики-истребители должны иметь безраздельное господство на командных постах единых Воздушных Сил.
Пока же ничего подобного не предвидится. ПВО—ВВС будут создаваться, в первую очередь, на базе нынешних Войск ПВО. Правда, здесь необходимо сделать важную оговорку: большинство личного состава нового вида действительно будут из нынешних ВВС, но высшие организационные структуры останутся пэвэошные. Это почти автоматически означает сохранение мощной группировки зенитно-ракетных и радиотехнических войск. Кроме того, то, что наши новые ВВС будут, в первую очередь, ПВО, неизбежно сохраняет в повестке дня задачу компенсации нехватки современных ЗРК большой дальности, на которую горько жалуются украинские зенитчики еще с середины 90-х. Задача же зенитного довооружения сколь дорогостояща, столь и бесполезна, и поэтому существует угроза, что значительные суммы будут попросту "выброшены на ветер".
Единственным отрадным моментом в складывающейся ситуации можно считать то, что военно-воздушная интеграция приведет к сокращению числа объединений и соединений в Воздушных Силах. Если сейчас в ВВС и ПВО их 20 (2 главных командования, 5 корпусов и 13 различных соединений), то после интеграции останется только один главкомат, 3 корпуса и не более 11—12 дивизий и других формирований того же уровня. Кроме того, группировка ударной авиации будет приведена в лучшее соответствие с такой важной структурой ВС, как оперативно-территориальные командования.
Но в целом организационные мероприятия "высшего ранга" в откорректированном новым руководством МО виде оставляют впечатление компромисса между административной и стратегической целесообразностью с одной стороны, и приемлемостью реорганизации для высшего генералитета и потребностью блюсти "баланс интересов" между различными группами влияния в МО, с другой. Впрочем, упрекать Шкидченко за такой подход вряд ли возможно, ибо, являясь представителем "военной корпорации", он неразрывно связан с ней и только на нее может опираться. Более радикальная идеология реформирования ВСУ практически может быть доступна лишь "политическому" министру, являющемуся для военного ведомства "человеком со стороны".
Истребители танков
Как бы там ни было, но в лице артиллериста Шкидченко Вооруженные Силы получили, как и полагается представителям этого рода войск, мощное средство по борьбе с танковыми соединениями, скоплениями бронетехники и пунктами управления в ВСУ. Уже в феврале текущего года было объявлено об "ускоренно-досрочном" расформировании обеих танковых дивизий Сухопутных войск. К 2003 году обе дивизии будут свернуты в отдельные танковые бригады. Правда, количество танков в каждом из этих соединений незначительно увеличится (с 93 до 103), но это уже не меняет сути. "Танковый кулак" упраздняется.
Одновременно принято решение, наконец, спустить реформу организационно-штатной структуры соединений и частей Сухопутных войск туда, где она нужнее всего — на уровень тактических подразделений. Конкретно речь идет о том, что теперь механизированные бригады украинской армии уже не будут архаичной структурой, отличающейся от механизированного полка только другим соотношением танковых и механизированных батальонов (1:3 в полку и 2:2 в бригаде), а также увеличенными штатами штабных служб. Если раньше традиционным образцом для украинской армии служили советская армия и армия США, то теперь военное руководство сделало для себя замечательное открытие, что ВС среднего европейского государства должны быть адаптированы к "континентальной специфике".
Мысль эту, несмотря на ее очевидную банальность, следует считать замечательной без малейшей иронии. Ведь многочисленные предыдущие руководители украинского военного ведомства (как военные, так и гражданский г-н Шмаров) не могли осилить эту истину более десяти лет. Точнее, они, может, и осознавали ее теоретически, но никак не могли дойти до реализации на практике (первый украинский министр обороны г-н Морозов одно время даже не предполагал перевода Сухопутных войск на корпусную организацию, и это притом, что необходимость такого шага была понятна в конце 80-х даже советскому Генштабу).
Как бы там ни было, теперь за основу, похоже, берется организация Сухопутных войск, близкая к существующей во Франции, а также ранее бывшей в Западной Германии. "Если раньше они (батальоны. — Авт.) были практически в чистом виде, то сейчас мы переходим к тактическим боевым группам. Кроме трех механизированных рот будет танковая рота (в танковом батальоне соотношение танковых и механизированных рот будет противоположным. — Авт.), минометная батарея, инженерно-саперный взвод, разведывательный взвод, взвод ракетно-артиллерийских установок (зенитных. — Авт.). Эта батальонно-тактическая группа в состоянии действовать самостоятельно, автономно, в отрыве от главных сил", — заявил два месяца назад представитель Генштаба генерал-полковник Пальчук. Давно бы так!
При этом будут происходить два встречно-параллельных процесса, о необходимости которых давно говорили все кому не лень. Наряду с тем, что огневая мощь механизированных бригад Сухопутных войск будет повышена (количество танков и мотопехоты в них увеличится на треть, средств ПВО примерно вдвое, минометов — в 2—3 раза), общее количество тяжелого вооружения на балансе армии будет ускоренно сокращаться. Если в минувшем году было утилизировано 200 старых танков и еще 31 продан в Македонию, то в 2002 году намечено утилизировать уже 450 танков и большое количество другого тяжелого вооружения. Более того, по неофициальным данным, темпы сокращения броневого и артиллерийского парка, намеченные на текущий год, планируется удержать и в 2003—2005 годах.
Это значительно больше, чем предусматривалось первоначальными планами сокращений, исходивших из того, что основная масса излишних вооружений уже ликвидирована, и в дальнейшем будет происходить лишь относительно незначительное списание техники "по возрасту". При этом г-на Кузьмука не смущал тот факт, что "танковые запасы украинской армии" более чем вдвое превышают необходимое для полного укомплектования войск по штатам 2005 года количество машин, а запасы артиллерийского вооружения — в 1,5—2 раза выше требуемого.
В то же время надеяться на реализацию всего этого "добра" на экспорт не было никакой возможности. Поэтому желание нынешней военной администрации избавиться от бесполезных гор устаревшего некачественного оружия можно только приветствовать.
Но справедливости ради надо заметить, что министр-артиллерист здесь проявляет такую же непоследовательность, что и его предшественник, министр-танкист. Артиллерийские дивизии (еще более бесполезные, чем танковые) не трогают. Более того, именно на основе 26-й артдивизии будут формироваться артиллерийские части объединенных сил быстрого реагирования. Очевидно, для того, чтобы здравый смысл восторжествовал и применительно к ракетным войскам и артиллерии, нужно подождать, пока в кресло военного министра сядет представитель очередного рода войск…
Правда, тенденция к сокращению "штабных гнездовий" в армии все же наметилась. Вместо отдельного корпуса быстрого реагирования решено формировать его на базе уже существующего 8-го армейского корпуса. Значительная часть отдельных бригад усиления, входящих в состав армейских корпусов и оперативных командований (в первую очередь, артиллерийские и вертолетные бригады) переформировываются в полки. К существенному сокращению боевой техники это не приведет, но управление упростит. Есть даже надежда, что из нынешних 60-ти соединений Сухопутных войск к 2006 году в строю останутся примерно 40—45 отдельных бригад, что, правда, все равно многовато для 300-тысячной армии, но все же лучше, чем нынешнее "нагромождение".
Характерно, что уже сейчас курс на экономию за счет сокращения "управленческих излишков" позволяет добиваться первых, пусть и маленьких, результатов в деле усиления боеготовности войск. Впервые за много лет в строй армейской авиации вновь вернулись тяжелые вертолеты Ми-26. Средний налет летчика ВВС уже в этом году планируют довести до 90 часов (два минимума и примерно 50% от оптимально необходимого, напомню, что сейчас налет составляет только около 20 часов).
Конечно, до превращения из "механизированного скопища вооруженных людей" в действительно боеспособную силу украинской армии еще далеко. А "прыжковое" реформирование ВСУ для успешного проведения требует минимум двух лет политического затишья и значительных средств. Соответственно, поднимать о нем вопрос ранее 2005 года теперь представляется уже нецелесообразным. Время упущено.
В конце концов, необходимо помнить, что есть только один путь, еще худший, чем нынешнее "ползучее" военное реформирование. Это "революционные преобразования" в Вооруженных Силах на фоне быстро меняющейся политической конъюнктуры и "избирательной горячки". И если первое не решает проблем ВСУ, то второе запросто может развалить их окончательно. Тем более, когда оказалось, что наши генералы все же кое-что могут…
