ОБЩЕСТВЕННАЯ БЕЗОПАСНОСТЬ: ВЗГЛЯД "ЧЕЛОВЕКА С РУЖЬЕМ"
Григорий Ванин
В свою бытность министром внутренних дел Сергей Степашин как-то высказал обобщенное пожелание министерского руководства создать в России национальную гвардию. Мотивация нового дела подробно публике не объяснялась, но было ясно и так, что обстановка в стране требует новых шагов министерства в обеспечении безопасности граждан. А по коридорам пошли пересуды о необычном формировании и новой форме для гвардейцев. Потом это было на время забыто. Но взрывы жилых домов террористами заставляют возвращаться к этой теме.
Игра слов и воображения
Игра в иностранные термины - давнишняя забава русских чиновников. Когда ничего по сути не меняется, они прибегают к формальным переменам и красивой фразеологии, взятой напрокат у европейцев. Судите сами, национальная гвардия переводится на русский как государственная охрана. А еще лучше сказать, используя лишь одно иностранное слово, территориальная охрана или территориальная безопасность, что отражает существо таких формирований как жандармерия, гражданская гвардия, карабинеры и тому подобное.
Наши чиновники и подыгрывающие им ученые люди часто выдают западную традицию обеспечения общественной безопасности как нечто невиданное для российской истории. Но это не так. Традиции европейских стран, включая "полуазиатскую" Россию, развивались параллельно и имели в каждой стране свою определенную специфику. В России были и гвардейцы, и жандармы, и казаки, и внутренние войска. Но внутренняя их функция была всегда такой, какая отвечала требованиям к общественному порядку и внутренней безопасности государства в соответствии со временем. Независимо от названия и исторических эпох российские традиции отношения власти к полицейским силам оставались прежними: они защищали не столько общество, сколько саму власть, сохраняя черты опричнины. Вот эту традицию нам пока переступить не удается, как бы не назывались блюстители порядка.
Традиции передаются по-разному. Например, Лаврентий Берия учредил парадную форму НКВД василькового цвета. В васильковом маршальском мундире он был запечатлен на живописном портрете. В царской России синий васильковый цвет был признаком принадлежности к государственной службе, и его в своей атрибутике использовали полиция и жандармерия. Этот цвет после революции был перенесен на погоны и петлицы НКВД и затем МГБ и КГБ. Этот же цвет сохраняется сегодня за ФСБ и другими бывшими подразделениями КГБ СССР. Синие мундиры носит прокуратура.
Живые свидетели послереволюционных преобразований рассказывали, что в ЧК-НКВД служили бывшие офицеры полиции и даже жандармского управления в качестве квалифицированных специалистов сыска и внешней разведки. Они привносили свои традиции в работу органов революционной диктатуры. Опыт царских полицейских сил изучался досконально чекистами и милицией, несмотря на идеологическую непримиримость двух разных эпох. Именно на основе российского опыта была создана одна из лучших разведок мира, уголовный розыск. Но к русским названиям не вернулись. Весь режим держался долгое время на народных комиссариатах и преданных диктатуре комиссарах - опричниках пролетарского вождя.
В кабинетах МВД не раз поднимался вопрос, как называть силы по поддержанию общественного порядка или, другими словами, охраны правопорядка? Одним нравилось прежнее название милиция. Другим хотелось по-европейски называться полицией. Слово караул, однако, в голову не приходило, хотя именно оно употреблялось на заре зарождения русской полиции. Ведь понятие полиция означает в прямом переводе надзор, надзор за исполнением закона и правил общественного порядка. Во времена пуристических мер в русском языке в России полицейских переназвали надзирателями: околоточный надзиратель, городовой надзиратель, тюремный надзиратель и т.д. Был даже школьный надзиратель, аналогично нынешним школьным полицейским в некоторых странах. Но слово это в процессе вечной борьбы за свободу приобрело со временем отрицательный смысл и вышло из нормального употребления. Его заменило слово полицейский, а после революции появилась милиция.
Словом милиция за рубежом обозначают некую территориальную структуру самозащиты в виде ополчения. Углубляться в смысл и формы такого ополчения сейчас нет возможности. В советское время созданию милицейских формирований придавалось особое значение. Помните ленинский термин "человек с ружьем", которого не будут бояться трудящиеся? Так вот, пролетарский вождь под "человеком с ружьем" имел ввиду жандармские, территориальные полицейские подразделения. По вульгарной этимологии в период юности Ленина, когда игра в слова среди гимназистов была популярной, жандарм расшифровывался как Жан-д'Арм, то есть Жан, или Иван, или человек с ружьем. Поскольку жандармерия в те времена формировалась по территориально-милицейской системе и предназначалась для исполнения полицейских функций, то идею вождя воплотили в народной милиции. В русском языке для слова милиционер подходящими словами были дружинник или ополченец. Но было взято иностранное слово милиционер, которое приобрело самостоятельное значение и со временем стало синонимом слова полицейский.
В советское время сложилась своя система полицейских сил, берущая начало от диктаторского постреволюционного режима. И хотя названия различным структурам были придуманы благозвучные, суть их осталась комиссарской, сродни политической опричнине. Милиция по-прежнему является больше силовой исполнительной структурой власти и защищает власть. Сегодня полицейские ведомства активно участвуют в политике. Полицейский, как надзиратель за правопорядком, в российском понимании переродился в пристава, исполняющего безоговорочно волю начальства. Наверное, поэтому часто приходится слышать сожаления по поводу того, что среди наших милиционеров не найдешь благородного дядю Степу или представительного лондонского бобби, вид которого говорит сам за себя: "Вы защищены законом. Я исполняю закон. Закон защищает меня". Да и само МВД остается по сути комиссариатом при всех традициях и регалиях второй военной организации в стране.
Возможно Сергей Степашин, говоря о национальной гвардии, имел ввиду создание особой системы территориальной самообороны и передачу всей полицейской власти регионам, оставив за МВД решение внутриполитических проблем и исполнение некоторых государственных и правоохранительных функций общероссийского значения. Но, как всегда, на первом месте оказалась новая форма при старом содержании.
Обновление полицейских функций
В государственном строительстве нет ничего более важного и рационального, чем собственная историческая практика. На протяжении веков Россия сумела сохранить огромные территории под своим управлением, обеспечить единообразие исполнения законов, правительственных директив, систему власти в целом. Можно долго спорить о соотношении положительного и отрицательного опыта, но когда речь идет о системе безопасности государства и его правоохранительных функциях, на которых базируется общественный порядок, необходимо рассматривать весь опыт целиком, выбирая из него то, что способно укрепить государственность и общественную безопасность без ущерба гражданским правам, и не допуская прошлых ошибок. Собственный российский опыт, в отличие от зарубежных примеров, не надо приживлять с огромными трудностями и потерями в эффективности. Он живет, что называется, в генах и его надо лишь стимулировать к самовозрождению.
Сегодня защита объектов и территорий от террористов и диверсантов является острой проблемой. Ни армия, ни регулярные внутренние войска не приспособлены к борьбе с мелкими группами, оснащенными современными боевыми средствами. Их организация и вооружение рассчитаны на выполнение задач определенного масштаба в условиях войны. Под эти задачи были созданы округа внутренних войск МВД и при их формировании вряд ли учитывались интересы регионов, то есть территорий. Скорее всего, боязнь возможного противостояния регионов центру с опорой на территориальные силы заставила руководство МВД укрепить централизацию в управлении внутренними войсками, создать главнокомандование и округа по армейскому образцу. Таким образом, образовалось противоречие: с одной стороны внутренние условия заставляют укреплять территориальные милицейские силы в виде гражданской гвардии или жандармерии, способной контролировать территорию и административные границы, а с другой боязнь надуманного регионального сепаратизма привела к обратному - формированию громоздкой военной структуры для контроля положения в стране.
Подтверждением таким выводам является отношение правительства к народному ополчению в Дагестане во время басаевского рейда. Кроме недостатков в управлении федеральными войсками, были очевидны явные перегрузки федеральных подразделений теми задачами, которые могли бы выполнять хорошо обученные и вооруженные ополченцы, защищавшие свою территорию. В Дагестане в то время обстановка потребовала создания территориально-милицейской системы по борьбе с террористами. Но этого не произошло. Подобная ситуация сложилась в Ставропольском крае. И здесь центральная власть не пошла навстречу региональной. Традиции казачества не были использованы для организации территориальной самообороны и причина была та же: боязнь вооружить население современным стрелковым оружием. Ограничились несколькими винтовками на всех жителей станицы. Центральная власть стала бояться "человека с ружьем", который защищает свою землю.
Между тем рано или поздно это придется сделать. Территориально-милицейские силы могут выполнять роль "санитарных кордонов" не хуже, а даже лучше и дешевле, чем федеральные войска с их тяжелым вооружением и неповоротливостью. В наиболее критических ситуациях федеральные войска смогли бы поддержать территориальные своей мощью, а не стрелять из пушек по воробьям, то есть не распылять силы в борьбе с мелкими преступными формированиями.
Территориальные силы самообороны требуют и других отношений между соседними республиками и регионами. Обострение отношений Чечни с соседями в любом случае выглядит преступно в глазах населения в то время как обострение отношений с центром носит черты борьбы за независимость и подпитывает экстремизм.
Справедливости ради надо сказать, что традиции использования государственной властью силовых ведомств в России опираются на наркомовскую практику управления и поэтому во главе этих ведомств мы чаще видим идеологически преданных генералов, чем опытных специалистов. А ведь издавна известно, что специалисты высокого класса предпочитают работать самостоятельно, без опеки вышестоящих идеологов и поэтому между идеологизированной властью и специалистом возникающие конфликты технологического порядка перерастают в идеологически непримиримое противостояние и власть выигрывает, а дело проигрывает. Выживают в таких случаях приспособленцы. Так было при наркомах, так было во времена опричнины, так зачастую происходит и сейчас.
Давно настало время пересмотреть наследие НКВД не только в идеологическом плане, но и в практическом: с точки зрения построения системы общественной безопасности. Необходимо разделить и развивать полицейские и милицейские функции в первоначальном, истинном их понимании, а не в российской интерпретации. Должны существовать параллельно и городская полиция, и милицейские структуры типа казачьих полков, жандармских дивизионов или народного ополчения, что более благозвучно. Наверное, об этом и думал Сергей Степашин, когда говорил о национальной гвардии.
