|
От
|
Роман Храпачевский
|
|
К
|
Alexey A. B.
|
|
Дата
|
21.08.2002 20:59:11
|
|
Рубрики
|
Современность;
|
|
Дело не в "сверхприбыли"
>В 1987-м Рыжков и Горбачев провозгласили курс на хозрасчет -в 1988-м предприятия самостоятельно стали устанавливать цены на продукцию, а не сверху получать директивы, а сверхприбыль тратить на зарплату.
Я в свое время статью накатал на тему в "Русском фокусе", вот кусок из нее:
"Приближается десятилетняя годовщина значимого рубежа в истории нашей страны, который она перешагнула в 1991 г. Этот год был ознаменован распадом СССР, что само по себе явилось событием планетарного масштаба. Тогда же Россия окончательно сменила экономическую систему. Произошло это не только из-за того, что этого требовала новая элита. Просто старая экономика рухнула и ее уже нельзя было восстановить. Главной причиной катастрофы стало то, что союзные власти неумело ввели в нерыночную среду отдельные рыночные механизмы. В результате страну охватил управленческий, производственный, финансовый и ментальный кризис. Последствия этого краха страна ощущает до сих пор.
Обычное описание ситуации 1985 г. сводится к исследованию «застоя» с обязательным указанием на скрытую инфляцию в потребительском секторе в виде дефицита, социальное напряжение и усугубляющееся отставание от «мирового уровня», снижение темпов роста. Конечно, проблема накопленного внутреннего долга, который был оформлен в виде гигантских сумм на счетах Сбербанка (превышавших 300 млрд руб. к концу 80-х гг.), действительно масштабная, сопоставимая с другими макроэкономическими проблемами СССР.
Одной из самых больших проблем к началу 80-х годов стала конкуренция «суперведомств», ставших микроавтаркиями, обладавшими солидными возможностями на политическом уровне. Это прежде всего ВПК, добывающие отрасли, металлургия. Их смысл жизни во многом заключался в борьбе друг с другом за сокращающиеся первичные ресурсы. А сокращение их именно к 1980-м гг. достигло пика - дешевые трудовые ресурсы деревни закончились к 1970-м, сырьевые месторождения с низкой себестоимостью добычи истощались. Все это повышало затраты на возобновление ресурсов: в сфере труда был введен «лимит» (произошла некоторая либерализация рынка труда), в добывающей промышленности началось освоение новых дорогостоящих в разведке и эксплуатации месторождений. Эти затраты вели к сокращению и так небольших инвестиций в отрасли, не входившие в число привилегированных: в сельское хозяйство, легкую и пищевую промышленность. Конечно, на бумаге и в них вкладывались большие средства, но такой типичный для той экономики параметр, как «ресурсонаполнение рубля», был в среднем в три раза ниже в сельском хозяйстве по сравнению с ВПК. Причем чем дальше, тем больше становился отрыв.
Но несмотря на все это, руководство страны продолжало мыслить теми же категориями, что и раньше: ни в коем случае не снижать удовлетворение потребностей ВПК и непосредственно связанных с ним отраслей. Потому-то и была воспринята на ура очередная технократическая идея - «ускорение». От страны требовалось очередное волевое усилие, направленное на перевооружение промышленности. Кроме очередной растраты и без того скудных ресурсов из затеи ничего не вышло: уже в 1986 г. фондоотдача снизилась на 1,3%, а в 1987 г. - еще на 2,8%. Это означало, что «ускорение», которое должно было способствовать массовому переходу на оборудование «мирового уровня», напротив, привело к снижению эффективности производства. Интересна характеристика этой затеи, данная академиком Николаем Петраковым, тогда заместителем директора ЦЭМИ АН СССР: «На первом этапе после прихода к власти Горбачева его советником был Абел Гезович Аганбегян, который ему подсунул идею «ускорения». Считалось, что если глупых начальников сменить на умных и интенсивнее работать, то все получится».
А тем временем разрывы как в технологическом уровне «гражданки», так и в потребительском секторе по-прежнему затыкались за счет импорта. Импорт - вот то магическое слово, которое характерно для всей жизни нашего общества в те времена. Импорт привел не только к наркозависимости от нефтедолларов. Хуже то, что отдалялась насущная необходимость модернизации собственного производства, деградирующего год от года. Широко освещаемая советской прессой начала 1980-х гг. сделка «газ в обмен на трубы» была концентрированным проявлением политики страны в экономической сфере. Вместо развития собственной трубопрокатной отрасли был выбран курс на импорт, который в условиях падения цен на нефть стал просто самоедским. Но даже несмотря на это, пиком добычи нефти в СССР стал 1988 г., что может служить подтверждением высокой инерционности советской экономики. Такая структура экономики - при отсутствии заложенных в ней самой механизмов мотивации совершенствования и модернизации - требовала кардинальных решений. В первую очередь - перераспределения ресурсов от ВПК в пользу гражданского сектора. Но вместо этого на первую половину 1980-х приходится пик усилий в военном строительстве, вызванный реакцией на провокации вроде «звездных войн». Импорт - палочка-выручалочка, до поры до времени закрывавшая дыры, - перестал работать в 1986-1989 гг. из-за ухудшившейся мировой конъюнктуры: доходы от внешнеэкономической деятельности в 1986 г. сразу «провалились» на 9%. В результате положительное сальдо торгового баланса стало отрицательным и достигло к 1990 г. 10 млрд руб. Нельзя не упомянуть и про такие вроде частные вещи, как антиалкогольная кампания, авария на Чернобыльской АЭС и война в Афганистане. Так, только прямой ущерб от антиалкогольной кампании составлял до 9 млрд руб. в год, а ликвидация последствий Чернобыля потребовала 20 млрд руб. Все эти события пришлись на короткий временной отрезок, усилив и так предельное напряжение в советской экономике.
После провала «ускорения» на новые вызовы руководство страны ответило в привычно технократической манере - были инициированы новые частные и компромиссные мероприятия, которые, казалось, сулили успех, не требуя серьезных структурных преобразований. В первую очередь надо упомянуть идеи Николая Рыжкова (председателя Совета министров СССР в 1985-1991 гг.) о развитии сферы услуг. Это была попытка из ничего получить что-то - товарооборот раздувался за счет продажи по повышенным ценам товаров со знаком «Н» (новинка). Второй «частностью», сыгравшей действительно роковую роль в последние годы жизни СССР, стало введение в действие с 1988 г. закона о предприятии. Положения «либерального» закона практически привели к параличу советской плановой экономики. Дело в том, что этот закон, по сути, ввел рыночные понятия в нерыночную экономику. Благая идея о самостоятельности предприятий, которая должна была, по мысли законодателей, плавно привести страну к рыночному хозяйству, которое рассматривалось окончательным решением всех проблем, привела к чудовищным результатам. Предприятия были переведены на госзаказ. При том что фактически сохранялось планирование и фондирование, дисциплина поставок катастрофически падала. Позже и сам Николай Рыжков признавал: «К сожалению, в законе были недостатки, которые проявились со временем. Считаю, ошиблись мы в том, что однозначно решили вопрос о выборности руководителей предприятийѕ» Но это видимая часть айсберга, причины неудачи коренились глубже.
Положения "либерального" закона практически привели к параличу советской плановой экономики. Дело в том, что этот закон, по сути, ввел рыночные понятия в нерыночную экономику. Благая идея о самостоятельности предприятий, которая должна была, по мысли законодателей, плавно привести страну к рыночному хозяйству, которое рассматривалось окончательным решением всех проблем, привела к чудовищным результатам. Предприятия были переведены на госзаказ. При том что фактически сохранялось планирование и фондирование, дисциплина поставок катастрофически падала...
На момент вступления в действие закона о предприятии рынка еще не существовало, но от директора уже ждали соответствия ему. Ясно, что чудес не бывает: директорский корпус воспринял закон как индульгенцию, а не как стимул к развитию, что немедленно привело к общему спаду. И это неудивительно -- в стране отсутствовали остальные рыночные механизмы, и главный из них -- рыночное ценообразование. "Избранные" директора получили широкие возможности -- они могли заложить в структуру цены необходимое им перевыполнение спущенных им свыше показателей.
В 1985 г. в среднем по стране прибыль предприятий распределялась так: около 55% вносилось в бюджет, 40% оставалось предприятию, в том числе только 16% шло в фонды экономического стимулирования. В 1990 г. соотношение было совсем другое: в бюджет вносилось 36%, предприятиям оставался уже 51% от прибыли, в том числе в фонды экономического стимулирования шло 48% (из этих 51%)".