От badger Ответить на сообщение
К DM Ответить по почте
Дата 14.08.2002 14:08:30 Найти в дереве
Рубрики Прочее; Версия для печати

Re: Не все...

>Ну вот. А теперь представте что на самолете, который "ходит за ручкой" пилот переберет на себя штурвал по неопытности. Эффект будет тот же. Сначало резко вверх - выход на критический угол - потом резко вниз - сваливанье. Один из вариантов. Это кстати распространненная ошибка у курсантов была.

При переборе ручки произойдет сваливание самолёта, вне зависимости от того ходит он за ручкой или нет, а вот вероятность сваливания в основном зависит от пилота и того насколько самолёт "предупреждает" о наступлении сваливания своим поведением. Большее время реакции самолёта же приведет лишь тому что сваливание произойдет чуть позже.

>>>А по поводу посадки - так она намного сложнее выглядит. И намного больше вариантов разложить машину. А то вы прямо рассписали такую себе простенькую операцию. Типа раз взлетели - значит сядем. :) Классика - сорваться в штопор матров с 10 и погибнуть.
>
>>Согласитесь что сорваться в штопор можно на любой машине.
>
>Не спорю. Но на чуствительной машине опытному пилоту проще, а новичку сложнее.

Если не убился маневрируя в бою - посадку скорее всего переживет нормально, это намного проще.

>>>А ШВАК 41 года и ШВАК 44 - две разные пушки. Если так можно сказать :)
>>
>>А в чём разные?
>
>Я ж говорю - нет фактожа для цитирования под рукой. Если коротко - там в результате доработок практически ничего в первозданном виде не осталось. Все вылизывалось - доводилось - оптимизировалось. Сомневаюсь даже что они взаимозаменяемы по узлам.

>Кстати номенклатура деталей в технике во время войны при массовом выпуске постоянно сокращалась. Яркие примеры - Т-34 и пушка ЗиС-3. В пушке количество деталей уменьшилось более чем в два раза.

Об этом Грабин пишет, разница лишь в том что там главный конструктор сидел на заводе и упёршись рогом толкал это дело вперёд руками и ногами.
Берут меня сильные сомнения что Шпитальный так поступал, а если вспомнить что делать какие-либо изменения в конструкции самолёта (и вооружения в том числе) без согласования с главным конструктором оного было запрещено - маловероятно это.

Вот почитайте отрывок из воспоминанний зам. наркома вооружения Новикова В.Н. о том как Шпитальный "работал".

http://militera.lib.ru/memo/russian/novikov_vn/06.html

Однако еще в первых числах августа 1941 года меня и ряд других работников наркомата около трех часов ночи вызвал Д. Ф. Устинов и объявил, что только вернулся от Сталина, который дал указание срочно изготовить 40 пушек 37-мм калибра конструкции Шпитального. Сталин подчеркнул, что вооружение 37-мм пушками наших самолетов позволит более эффективно бороться с авиацией и танками врага.

— Что же вы ответили? — спросил я наркома.

— Я доложил, что для изготовления сорока пушек еще без готовой оснастки потребуется не менее полутора месяцев.

Услышав это, мы невольно переглянулись — срок был мало реален. Нарком понял нас:

— Вам просто переглядываться, а каково было мне? Сталин сказал, что и этот срок слишком большой.

— А вы объяснили, что нужно подождать результатов испытаний пушек Нудельмана?

Дмитрий Федорович кивнул головой:

— Знаете как это воспринял Сталин? Он показал на портрет Суворова и заметил: “Вы знаете, товарищ Устинов, как ценил время Суворов. Он говорил: деньги дороги, жизнь человеческая еще дороже, а время дороже всего. Правильно он говорил? Думаю, правильно. В условиях войны выигрыш времени имеет часто решающее значение. К созданию оружия это имеет самое непосредственное отношение. Надо подумать, как сократить время изготовления опытной партии новых авиационных пушек”.

Без тени улыбки нарком посмотрел на нас:

— Вот вы переглядываетесь, а что я мог на это ответить? Нет, мол, давайте увеличим срок испытаний, подождем еще два, а то и три месяца и тогда будем решать? [202]

Понятно, что в сложившейся ситуации нарком по-другому и не мог себя вести. Он обязан был принять все меры, чтобы, если возможно, даже досрочно выполнить задание. В обстановке, в какой находилась в то время страна, нарком вооружения иначе поступить не мог и не имел права.

Дмитрий Федорович, обращаясь ко мне, сказал, что основным изготовителем 37-мм пушек Шпитального намечен Ижевск. Однако можно подключить и тульские заводы.

Я ответил, что тульские заводы трогать не надо. Двадцать или сорок пушек — это, по сути, одно и то же. Только внимание отвлечем на два завода. Пока в Тулу дойдут металл и кузнечные заготовки, даже если вагоны прицепим к пассажирским поездам, время уйдет. В Ижевске же и металл свой, и оборудование свое. Только места нет.

— Но мне у себя в кабинете производство этих пушек тоже не организовать, — заметил нарком. — Надо найти площади в Ижевске!

— Постараемся найти, — ответил я, — помочь надо только стволами. Их лучше прислать с артиллерийского завода, который делает противотанковые пушки. Ни в Ижевске, ни в Туле станков для изготовления стволов такого калибра нет.

— Стволы будут! — заверил нарком.

Все понимали важность задания. Хотя темп стрельбы новой пушки против 23-мм пушек ВЯ уменьшался примерно в 2,5 раза, однако масса снаряда возрастала почти в 3,6 раза. Одного попадания такого снаряда было достаточно, чтобы сбить любой самолет противника. Снаряд Ш-37 уверенно пробивал и верхнюю броневую защиту любого немецкого танка.

В Ижевск вылетела группа специалистов во главе с П. К. Морозенко, заместителем Б. Г. Шпитального. С ними были и наиболее опытные рабочие из конструкторского бюро, которые изготовили первые образцы пушек. В Ижевск отправились нарком и я. Когда мы прибыли на завод, там уже к месту сборки поступали заготовки для различных деталей пушки. Специалисты и рабочие, создававшие новый вид авиационного вооружения, находились на казарменном положении. Всем участвовавшим в изготовлении Ш-37 выдавали усиленное питание. Наиболее крупные детали поставлял станкостроительный цех, который временно сократил изготовление станков. Остальное разместили в цехах режущего инструмента, калибров и приспособлений. Производство винтовок и крупнокалиберных пулеметов не тронули.

Познакомившись внимательно с тем, что делалось на заводе [203] по выполнению задания Сталина, нарком, а с ним и секретарь обкома партии А. П. Чекинов вылетели на артиллерийский завод, где изготовляли стволы для тридцатисемимиллиметровки. Пробыли они там недолго. Возвратившись в Ижевск, заверили:

— Стволы будут вовремя.

Стали прикидывать, что еще может помешать выполнению задания? Что нужно сделать дополнительно, чтобы пушки изготовили в кратчайший срок. К разработке технологии кроме заводских работников привлекли специалистов Московского технологического и Ленинградского военно-механического институтов. И, только убедившись, что работа на заводе организована надежно, мы вернулись в Москву.

Спустя дней двадцать мне позвонили из Ижевска и доложили, что первые пушки собраны, а одну из них уже отстреляли. Но не все в порядке, нужен мой приезд.

— А в чем дело?

Директор завода уклончиво ответил, что разбираются, но пока пушка ведет себя ненормально: то ли виноваты боеприпасы, то ли что-то неладно в самой пушке.

— Вы можете наконец сказать, что не ладно-то?

— При стрельбе по мишени снаряды ложатся плашмя, — отозвался директор, — снаряд в полете кувыркается.

Немедленно доложил об этом наркому.

— Лети в Ижевск, — распорядился он, — посмотри, что там происходит, сразу доложи мне.

Прилетев на завод, я собрал руководящий состав:

— Разобрались ли досконально в причинах?

Ответили уверенно:

— Неправильно сделан дульный тормоз.

— Что неправильно?

— Дульный тормоз сделан не в виде насадки, а просто просверлили отверстия в конце ствола, причем просверлили так, что они пересекают нарезы. Снаряд из-за этого теряет устойчивость и кувыркается.

После осмотра ствола пушки ответ этот мне показался верным. То мы бракуем ствол из-за какой-либо царапины, а тут нарушены все нарезы. Невольно спросил:

— А что думает по этому поводу представитель Шпитального?

— Объясняет кувыркание снаряда некачественными боеприпасами. Правда, признает, что из опытных образцов по мишеням не стреляли, лишь проверяли автоматику. [204]

Тогда я сказал.

— Раз все ясно, давайте сделаем другой дульный тормоз. Мне пояснили:

— Решением Сталина запрещено вносить изменения в конструкцию пушки без личного согласия Шпитального. А Борис Гаврилович убежден, что его пушка — в порядке, и менять он в ней ничего не будет.

Тогда я обратился к главному конструктору завода Лавренову:

— Много ли работы, чтобы сделать у пушки другой дульный тормоз?

— Немного. Надо лишь расточить в конце ствол, тогда снаряд не будет касаться нарезов, где проходят отверстия.

— Так в чем же дело? Расточите ствол.

— А самовольное изменение конструкции?

— А вы сделайте не сорок, а сорок одну пушку. Лишнюю пустим для экспериментов. Нарушения, таким образом, не будет.

Я позвонил Шпитальному и убедительно попросил его приехать в Ижевск. Борис Гаврилович ответил неопределенно: мол, подумает. Спустя два дня мы уже стреляли из пушки, в которую внесли необходимые изменения. Снаряды по мишени ложились правильно. Значит, все легко устранимо. Снова позвонил Шпитальному, объяснил, что его приезд крайне необходим. На этот раз конструктор ответил определенно: не видит в этом нужды. Пришлось вызвать Морозенко.

— Вы можете подписать чертеж пушки с измененным дульным тормозом?

— Без Бориса Гавриловича не могу.

— Но ведь и вам ясна причина кувыркания снарядов?

Морозенко покраснел и ничего больше не сказал.

Велик был авторитет Шпитального, но в данном случае не на пользу дела.

Опять взялся за телефонную трубку, но не успел вызвать Москву, как раздался встречный звонок от Василия Михайловича Рябикова, который в это время оставался за наркома.

— Только что меня и Шпитального вызывали в Государственный Комитет Обороны, спросили, почему задерживается сдача новых авиационных пушек. Шпитальный заявил, что дело не в пушке, а в замнаркоме Новикове, который ствол делает, видимо, не из стали, а из репы. В чем действительно загвоздка? [205]

Я объяснил Василию Михайловичу истинную причину задержки со сдачей пушек. Тогда он сказал:

— Позвоните сами в Государственный Комитет Обороны и все объясните.

Позвонил. Объяснил, какие события тут происходят. Выполнение задания зависит уже не от завода, а от конструктора, который должен приехать и подписать необходимые изменения в чертежах; без этого нельзя завершить работу, а военной приемке принять пушки и отгрузить их на авиационный завод. Просьбы приехать в Ижевск автор пушки игнорирует.

Ответили: примем меры, Шпитальный немедленно прибудет на завод.

Не прошло и суток, как с пересадочной железнодорожной станции Агрыз, что в сорока километрах от Ижевска, позвонил Борис Гаврилович и сразу стал благодарить меня за заботу о его пушке и даже предложил стать его соавтором. Не очень любезно я ответил, что сейчас не время расточать комплименты: мы ждем его на заводе. Оказалось, на станции Агрыз конструктора встретил Морозенко и объяснил, что дульный тормоз спроектирован неправильно. Шпитальный появился на заводе настроенный довольно благодушно, разговор начал на отвлеченные темы.

— Борис Гаврилович, нам надо сдавать пушку, — прервал я его. — Подпишите подготовленный нами документ о внесении исправлений в чертежи.

Он тут же все подписал, согласившись, что в конструкции пушки допущена ошибка.

Спустя несколько дней начали отгружать пушки на авиационный завод. Задание по изготовлению 40 пушек выполнили за один месяц и 12 дней.