От Офф-Топик Ответить на сообщение
К Офф-Топик Ответить по почте
Дата 23.02.2002 06:05:49 Найти в дереве
Рубрики Современность; Спецслужбы; Версия для печати

Re: ФАПСИ-1

Филер в юбке

Обнаружить
за собой слежку, когда работает профессионал,
дело безнадежное. Особенно если профессионал — женщина

Встретив Наташу при других обстоятельствах,
я бы никогда не подумал, что она филер. Казалось бы, мужская профессия, многие годы работы
в мужском коллективе волей-неволей должны придать ей какие-то отнюдь не женские качества и привычки.
Но она оказалась стопроцентной женщиной — привлекательной
и чуть-чуть кокетливой.

О встрече мы договорились по телефону. “Как вас узнать?” — спросил я.
“Не волнуйтесь, я вас узнаю сама”, — прозвучало в трубке.
В сквере у Финляндского вокзала, где должна была состояться наша встреча,
я насчитал с десяток человек, чьи приметы полностью совпадали
с моими. Тем не менее ровно в 17 часов, как мы
и условились, к моей скамейке уверенно подошла шатенка среднего роста, в темных очках. “Ну, как я вас вычислила?” — весело спросила она, протягивая мне руку. Потом села рядом, и мы стали разговаривать.

— Наташа, с чего началась ваша служба в “наружке”?

— С того, что я потеряла “объект”! Он вышел из гостиницы, и мне надо было довести его до метро. Как правило, обязаннос ти среди сотрудников распределяются поэтапно. Я шла за ним и... потеряла! Даже не знаю, как объяснить, что чувствовала в этот момент. Меня охватила паника, я крутила головой во все стороны — ведь он мог быть где-то рядом. Пришлось сообщить по рации, что объект потерян. Получила нагоняй.

— Какие функции выполняют женщины в наружном наблюдении?

— Есть задачи, с которыми не может справиться мужчина. Ну, например, как вы будете вести наблюдение в женском туалете? А у меня случалось и такое. Я тогда еще работала в КГБ. Мы следили за матерью одного из оркестрантов Ленинградского мюзик-холла, который стал невозвращенцем. Пытались выяснить, по какой причине он остался за границей, не собирается ли еще кто-то сбежать из его окружения. Поступил сигнал: “объект” и ее знакомая договорились о встрече в женском туалете большого универмага. Там, помнится, была длинная очередь. А в очереди многое можно услышать!

В “наружке” есть женщины-асы, которые ни в чем не уступают мужчинам. Бывало, создавались группы наблюдения за определенными “объектами” исключительно из женщин. Но в основном, конечно, нас используют в целях конспирации, для прикрытия. Когда мужчина работает в паре с женщиной, это привлекает меньше внимания. Вы, например, стали бы подозревать влюбленную парочку? Так что приходилось стоять на лестнице, целоваться...

— Приятная у вас работка!

— Не всегда. Но мы всегда руководствовались чувством долга. Ну а женщину с детской коляской вы заподозри те? Кстати, в этом самом скверике, где мы с вами сидим, наша сотрудница прогуливалась с “ребенком” в коляске, а сама следила, как валютчики передавали деньги и золотые монеты. И при этом, представьте, она даже сумела определить примерное количество валюты и монет, которые переходили из рук в руки!

Чем интересна наша работа? Тем, что никогда не знаешь, где сегодня окажешься. Ты постоянно в движении, постоянно попадаешь в новые ситуации — в транспорте, в магазинах, в кафе, в ресторанах, на рынках — где угодно. За время работы в “наружке” я исколесила вдоль и поперек весь город, походила по музеям, театрам. И, кстати, далеко не всегда меня интересовал только “объект”. Помню, вдвоем с нашим сотрудником были в Кировском театре, где шел новый балет “Икар”. Так мы договорились: он смотрит за “объектом”, а я — спектакль. Приходилось “вести” объект даже в самолете. Я села очень удачно — рядом с ним: он у окна, а я с краю. И всю дорогу спокойно спала, зная, что уж теперь-то он никуда от меня не денется!

— И выспались, и задание выполнили?

— Да. Москве понравилось, как мы тогда сработали.

— Хотя из летящего самолета при всем желании ускользнуть довольно трудно!

— А что если у него была назначена встреча в самолете, и он вышел бы с кем-нибудь пошушукаться? Нас интересовали связи “объекта”, и мы “вели” его из одного города в другой.

— Знаете, когда говорят “наружка”, я сразу вспоминаю сцену из фильма: революционер скрылся за дверями конспиративной квартиры, а два филера, поджидая его, мокнут под дождем и жуют бутерброды...

— Большинство сотрудников наружного наблюдения страдают язвой желудка. Я, когда начинала работать, увидела, что ребята покупают пакет молока и двести граммов колбасы. Спросила: “А как же колбаса с молоком-то уляжется?” Они говорят: “Ничего, и ты привыкнешь”.

— Ну и как, привыкли?

— Привыкла! Бывало, ходили с котлетами в кармане. И суп оставляли нетронутым — только заскочишь в столовую перекусить, а уже пора бежать. Вы представляете, как это выглядит со стороны: человек взял обед, сел за стол, съел одну ложку и вдруг убегает куда-то с широко раскрытым ртом!

(…Что привело ее в органы? Был ли это каприз судьбы или осознанный выбор? С детства Наташа мечтала стать юристом, после окончания школы поступала на юрфак, но не прошла по конкурсу. Решила учиться заочно, а для этого нужно было устроиться на работу. В райкоме комсомола ей предложили должность секретарши в системе госбезопасности. Она согласилась, а через год поступила на заочное отделение юрфака Ленинградского университета. Закончив его, аттестовалась и перешла на оперативную службу. Большую часть своей жизни Наташа проработала в наружном наблюдении КГБ-ФСК-ФСБ, а не так давно ее зачислили в “наружку” налоговой полиции.)

— Наташа, а кого вы столь нежно называете словом “объект”?

— Раньше, когда я работала в КГБ, к “объектам” относились шпионы, диссиденты, валютчики. Сейчас мы разыскиваем тех, кто скрывается от уплаты налогов. Наша задача — зафиксировать их действия, связи. Контингент изменился и, к сожалению, не в лучшую сторону. Если там все-таки была интеллигентная публика и мы не боялись, скажем, заходить в подъезд, то сейчас могут и по голове дать! А работы в последнее время становится все больше. Очень много предприятий работают незаконно, имеют громадные прибыли — в основном, это и есть наши “объекты”. В последнее время широкое распространение получило изготовле ние фальшивой водки. Мы выявляем подпольные заводы, цеха по производству спиртных напитков. Налоговой полиции развиваться бы да развиваться, а у нас, к сожалению, все тормозится. Наверное, преступные нити ведут слишком высоко, и кому-то “наверху” мы мешаем отмывать грязные деньги. Хотя во всем мире налоговый полицейский — очень престижная профессия!

— Какие наиболее яркие преступления, раскрытые налоговой полицией Санкт-Петербурга, на вашей памяти?

— Пожалуй, нефтяное дело: нефть из Ленинградской области якобы транспортировалась в другой регион для продажи. А на самом деле перегонялись пустые составы: нефть оставалась на месте и здесь же реализовывалась. Мошенники получали за счет этого большую прибыль.

— В чем заключалась лично ваша работа в этой операции? Вы получили сигнал от кого-то из осведомите лей?

— Сигнал получают оперативные работники, белая кость. А мы, чернорабочие, им помогаем. Фиксируем номера машин, маршруты передвижения — словом, отвечаем на вопросы “кто”, “где”, “когда” и “куда”.

— А бывали случаи подкупа сотрудника “наружки”?

— Нет, мы же не входим в контакт с “объектом”, и тот о нас, естественно, понятия не имеет. Мы лишь следим за его поведением, фиксируем действия. В задачу топтуна — так исстари называли сотрудника “наружки” — входит, впрочем, не только мониторинг всех перемещений “объекта”, но и анализ его поведения: насторожен он или нет, готовится ли к чему-то? Тут надо быть психологом, уметь подмечать тончайшие нюансы поведения человека, которые не видны обычному глазу.

— Я слышал, что в сексоты подбирают, как правило, людей незаметных — невысокого роста, без особых примет...

— Да, и в общем-то, женщины у нас страдают от того, что им запрещают ярко одеваться. Это совсем не смешно. Я помню, как начальник говорил мне: “Надевай все, что хочешь, но красную юбку сними!” Зато в свой выходной “отрываешься” на полную катушку — выходишь на улицу в чем душе угодно! А на работе — нельзя. Перед каждым выходом — специальный инструктаж. Ты уже заранее знаешь, в какой ситуации можешь оказаться, и в соответствии с этим подбираешь себе одежду и аксессуары — вплоть до париков и грима. Когда надо — и синяк под глазом наведут, и с бутылкой в скверике посидишь.

— Ну вы просто артисты!

— Да, но если артисту роль известна заранее, то здесь приходится действовать по обстановке — нельзя расшифровать себя, иначе загубишь общее дело.

(...Тут Наташа умолкла на полуфразе, потому что к нам подсела влюбленная парочка. Пришлось сниматься с насиженного места, а так как свободных скамеек больше не было, мы спустились к самой Неве, где дул жуткий ветер. Ощущение причастности к детективному жанру усиливалось. Если и тут помешают, подумал я, то нам не останется ничего другого, как продолжить разговор, плавая в реке!)

— Когда вы ведете “объект” по городу, то висите у него на “хвосте”?

— Ни в коем случае! “Висеть на хвосте” — это стопроцентная расшифровка. Есть разные приемы. Наблюдать можно и издалека. Видите, на той стороне Невы идет человек, вот он проходит мимо ворот?

— Ну у вас и зрение!

— Если сейчас к нему кто-то подойдет, я это увижу и отсюда. Но коль будет надо, мы всегда найдем возможность оказаться рядом с ним, не привлекая внимания. Я, например, знаю, что двор, мимо которого он прошел, проходной. Если потребуется, машина быстро перебросит меня на ту сторону, и я выйду из этого двора, не вызывая ничьих подозрений.

— Расскажите, как избежать слежки? Что нужно для этого?

— Жить честно, тогда не надо будет оглядываться на улице (смеется). А если серьезно, то обнаружить за собой профессиональную слежку — на девяносто девять процентов дело безнадежное. Только нервы себе испортите!

— Сколько часов подряд вы можете вести наблюдение за “объектом”?

— Столько, сколько нужно.

— А вам не бывало страшно? Ведь вы все-таки женщина!

— Нам всегда говорили: вы ходите по своей земле, и пусть они вас боятся, а не вы их!

— Как вы общаетесь с коллегами во время слежки? Отворачиваете воротничок кофточки и говорите: “Объект проследовал в сторону Летнего сада”?

— Вот если вы будете так говорить, вас вычислят в момент! У нас один сотрудник пытался общаться по рации, отворачивая ворот рубахи, и это привело к тому, что его расшифровали: уж больно у него ворот был засален пальцами! Самое главное — во время связи вести себя как можно естественнее. Идешь и разговариваешь, вроде сама с собой — только произносишь не слова, а цифровые коды.

— Люди, которые разговаривают сами с собой на улице, в последнее время не такая уж редкость. Неужели они все из “наружки”?

— Я не стану вас разубеждать (смеется), пусть думают, что нас много. А если серьезно, то не забуду вот такой случай. Я вела “объект”, это было на Невском проспекте, у салона красоты. Мой “подопечный” завернул куда-то — я, естественно, передаю по рации, куда он зашел. А в этом месте всегда толклись цыганки, которые продавали косметику. Вдруг ко мне подбегает женщина и спрашивает: “А махровой туши у вас нет?” Она видела, как я что-то говорю, и подумала, будто тоже предлагаю косметику!

(...Новички, попадающие в службу наружного наблюдения, в начале представля ют себе эту профессию в розовом цвете. Но после того как они поводят “объект” — в снег, в дождь, в любое время суток, — романтические представления рассыпаются, словно карточный домик. Многие уходят из “наружки” по моральным причинам. Другие просто не выдерживают. Ведь физические требования к сотрудникам наружного наблюдения предъявляются самые жесткие: ежегодные медицинские комиссии, психологические тестирования на профпригодность. Сами филеры шутят, что легче попасть в отряд космонавтов, чем оказаться в “наружке”! А у филерш немало и своих, чисто женских трудностей. Например, где спрятать рацию, если на тебе лишь легкое летнее платье?)

— Я столкнулась с этой проблемой вплотную, когда нас снабдили радиостанциями с жесткими антеннами. С ними было очень неудобно работать, а однажды из-за нее меня чуть не выронили из трамвая. Я садилась в переполненный вагон. Какой-то мужчина решил меня подсадить, но почувствовав металл (под одеждой была рация), от неожиданности резко отдернул руку, и я чуть не вывалилась из вагона.

А вы представляете, что такое просидеть женщине в вестибюле гостиницы час или два? Сколько непристойных предложений за это время получишь! Или попробуйте часа четыре провести в ресторане!

— С удовольствием! Выпиваешь, закусываешь — и все за счет учреждения!

— Это когда вы туда приходите отдыхать, тогда приятно. А если не сводишь глаз с “объекта”? Ведь в ресторанах часто происходят очень важные встречи. Иногда можно выйти на того человека, которого разыскивают в других местах, а он вдруг появляется именно здесь. Так что и смеешься, и танцуешь, и выпиваешь — но при этом очень напряженно себя чувствуешь. К тому же в ресторане есть выход через кухню, и если не контролировать обстановку, то “объект” можно упустить. Что же касается денег, то в КГБ рестораны оплачивались по минимуму. Иногда даже приходилось добавлять из своего кармана. Представляете, что это такое — просидеть несколько часов в ресторане с мороженым и кофе? А я сидела!

— Прямо как Володя Шарапов в фильме “Место встречи изменить нельзя”!

— Да, это вполне жизненная ситуация. И самое главное, что все легко вычисляет ся, со стороны сразу видно — зачем человек сюда пришел.

— Ваша служба, как в песне поется, “и опасна и трудна”. А что все-таки самое сложное?

— Постоянно жить в обстановке секретности, не иметь права поделиться с кем-то своими заботами, проблемами. Мои соседи по коммуналке так и не знают, что я больше двадцати лет проработала в КГБ и сейчас служу в налоговой полиции. Они думают, будто я юрисконсульт на предприятии.

— Вы даже перед любимым человеком не снимаете маску?

— Если это человек не из нашей системы, то и с ним нельзя многим делиться. К счастью, все мои близкие приятели были “нашими людьми”, поэтому скрывать не приходилось. Человек чужой, не разбирающийся в специфике твоей работы, не знающий твоих трудностей, не поймет: почему тебе надо уходить из дома поздно вечером? Или почему тебя вчера видели в ресторане с одним молодым человеком, а сегодня на Невском — с другим.

У меня была такая ситуация. Мы вели “объект”. Я сидела в машине, время — около семи утра. Вдруг дверца открывается, и моя двоюродная сестра спрашивает: “Наталья, что ты здесь делаешь в такое время?” Я говорю: “Да вот, с ребятами за город решили поехать”. Это было летом. Она позвонила моей родной сестре и говорит: “Слушай, я сегодня видела Наталью в машине с каким-то мужчиной”. И та не нашла ничего лучшего, как сказать: “А она вообще дома не ночевала!”

— Хорошо, что сестра, а не муж! Он бы такое вам устроил!

— Бывало, и не раз: мужья встречали в городе своих жен, наших сотрудниц — с незнакомыми мужчинами, а жены — мужей. И дома они имели большие неприятности. Малейшая случайность, незапланированная встреча могут загубить все дело. Поэтому, как правило, в самых общих чертах членов семей наших сотрудников все же посвящают в деятельность мужа, жены или сына — разумеется, при условии соблюдения тайны. В результате и служебные, и неслужебные встречи списываются на работу (смеется)!

— Наташа, чему вас научила профессия?

— Когда я пришла в “наружку”, то была такая скромная, тихая. И никогда бы не подумала, что стану такой, как сейчас. Я научилась ориентироваться в разных жизненных ситуациях, всегда чувствую себя уверенно. Самое главное, умею устанавливать контакт с людьми. Могу запросто заговорить с любым человеком, легко нахожу тему для разговора.

— Честно говоря, мне трудно представить девушку, мечтающую о профессии филера. Но все-таки, если такая найдется — что бы вы ей посоветовали?

— Женщинам я никогда этого не пожелаю: слишком тяжелая профессия. Женщине надо оставаться женщиной. У нее должна быть женская работа, семья, дети, любящий муж. А эта профессия пусть уж лучше обойдет ее стороной!

...Мы подошли к метро. Приветливо улыбнувшись на прощание, Наташа растворилась в толпе, и я так и не узнал, какого цвета у нее глаза. Впрочем, черные очки ей были очень к лицу!

Игорь ЛОГВИНОВ
Санкт-Петербург