|
|
От
|
И.Пыхалов
|
|
|
К
|
И.Пыхалов
|
|
|
Дата
|
21.06.2012 06:30:12
|
|
|
Рубрики
|
1917-1939;
|
|
Оттуда же. По поводу «физического воздействия»
Вопрос о пытках. Случай Эйдемана
Признание вины всеми подсудимыми, сходство их показаний между собой при различиях во второстепенных деталях — всё это вынуждает нас кратко остановиться на версии, согласно которой «поведение обвиняемых в суде им было навязано следователями» с помощью методов физического насилия. Хотя подробное рассмотрение проблемы выходит за рамки комментария к публикуемому документу, будет в то же время несправедливо оставить вопрос совсем без внимания, поскольку и Будённый, и Белов отмечают странное поведение Эйдемана на процессе.
Вот как об этом написано у Будённого:
«Эйдеман на суде ничего не мог сказать, а просто поднялся и сказал, что он, Эйдеман, ничего больше, кроме того, что он показал на предварительном следствии, показать не может и признаёт себя виновным… Эйдеман для произнесения заключительного слова еле поднялся на ноги, упёрся обеими руками на впереди стоящие перила и начал свою речь…» [лл.55–56].
Белов высказался ещё более кратко:
«Эйдеман. Этот тип выглядел более жалко, чем все. Фигура смякла до отказа, он с трудом держался на ногах, он не говорил, а лепетал прерывистым глухим спазматическим голосом».
Психофизиологическое состояние Эйдемана во время процесса было явно ненормальным. Но ни Будённый, ни Белов не связывают странности его поведения с применением пыток или иных незаконных методов ведения следствия. В их письмах нет даже намёка на что-либо подобное; наоборот, Белов, к примеру, упоминая, что Фельдман за несколько недель заключения сильно потерял в весе, нашёл уместным отметить, как «Блюхер даже спрашивал у т.Леплевского, какой у него рецепт питания для арестованных, и нельзя ли этим рецептом воспользоваться ему?» Солдафонский юмор такого сорта был бы вряд ли уместен, если бы Белов действительно считал, что кто-то из подсудимых подвергался пыткам.
Белов и Будённый почти одинаково пишут об Эйдемане, и следы такого его состояния не могли не найти отражения в стенограмме процесса. Тем не менее, ни одна из реабилитационных справок не придаёт сколько-нибудь серьёзного значения имеющимся в этих источниках свидетельствам. Зато в качестве доказательств применения незаконных методов ведения следствия там приводятся слухи, пересказанные бывшими сотрудниками НКВД спустя 20 лет после событий. Причём главный из свидетелей истязаний Эйдемана Я.Л.Карпейский поведал, что он только подозревает конкретных лиц в применении «угроз или даже физических мер воздействия», хотя, как явствует из процитированных справками фрагментов, самому ему при таких действиях присутствовать ни разу не доводилось…
Вообще, расследование случаев отступления следственных органов от процессуальных норм принадлежат к очень сложной категории дел, где необходима особая щепетильность. Увы, реабилитационное «Определение», а тем более справки ЦК КПСС далеки от такой строгости: причины, повлёкшие за собой психофизиологические сдвиги у Эйдемана, ни в одном (!) из реабилитационных документов не рассматриваются. Между тем часто случается, что сам по себе факт ареста или пребывание подозреваемого в следственном изоляторе способны привести к нервному срыву и при отсутствии какого-либо физического воздействия. Пример Н.И.Бухарина достаточно красноречив: припадки галлюцинаторного бреда и временные потери зрения, случавшиеся у него в период заключения, следует связывать исключительно с нервным перенапряжением самого подследственного, но никак не с применением пыток.