Три офицера сидели за столом со средствами автоматизации в кормовом отсеке: рядом дверь, можно оперативно выскочить из машины. Но при первых же поездках по полигону с такой компоновкой КШМ, выяснилось, что в кормовом отсеке во время движения так трясет и подбрасывает, что командирам и офицерам становится не до управления войсками. Зато радисты чувствовали себя в среднем отсеке относительно комфортно. Центр тяжести машины находится в районе этого отсека. Машина при движении по плохой дороге совершает колебания вокруг центра тяжести. Передний и кормовой отсеки имеют самую большую амплитуду качания. Но в переднем отсеке хотя бы видна дорога, её неровности, можно успеть подготовиться, ухватившись за скобу, к полету вверх или мощному удару о землю. В кормовом отсеке всё происходило вслепую: не знаешь, когда тебя ударит о стол, угол аппаратной стойки или о потолок.
Радист может открыть средний люк, высунуть наружу голову, став на скамью-лежанку, амортизируя ногами удары и подбрасывания, или дремать, растянувшись на лежаке. Когда это обстоятельство в части компоновки выяснилось, военные в один голос завопили: компоновка не годится, работать невозможно, работу остановить, переделать и т. д. А уже было изготовлено около десятка КШМ на базе МТЛБу. А где были раньше заказчик и идеологи АСУВ?
Из «Воспоминаний…»
«…Что такое МТЛБу и как «приятно» в нем ездить, я на собственном опыте познал ещё в 1971 году. Я узнал, что специалисты из 16 ЦНИИИС будут в Бронницах под Москвой (там находится испытательный танкодром) проводить исследования по влиянию контактных помех на качество радиосвязи во время движения. Руководил этой работой майор Федяев из отдела Малючкова. Написали соответствующие письма заказчику и в 16 ЦНИИИС с просьбой допустить на испытания. Получили согласие на допуск к этим работам меня и Гриши Салогуба (он работал в моей лаборатории). В назначенное время приехали мы с ним в Бронницы. Разыскали нужную нам войсковую часть, где на большом танкодроме испытывали бронеобъекты. Танкодром – это длиннющая кольцевая дорога, на которой есть участки асфальтированные, бетонированные, грунтовые, заболоченные, с бетонными неровностями (как стиральная доска) и пр. и пр.
Эксперимент состоял в том, что в МТЛБ (без «у») и без рюкзака (возимой электростанции) устанавливались две УКВ радиостанции, работавшие на штыревые антенны. За одной из радиостанций в качестве радиста сидел Федяев. Связь поддерживалась с другой УКВ радиостанцией, установленной в одном из зданий в/ч. Больше в корпусе МТЛБ никакого оборудования не было, кроме двух скамеек по бортам. На этих скамейках нам приходилось сидеть во время эксперимента. Суть эксперимента сводилась к тому, что Федяев и его корреспондент на другой радиостанции поочередно передавали друг другу специальные тексты голосом. Это позволяло определить разборчивость речи. Включалась вторая радиостанция в МТЛБ, появлялись помехи, снижалась разборчивость речи. По результатам оценивалось влияние контактных помех на качество связи.
Я об этом пишу подробно, чтобы показать, на каком примитивно-низком уровне находились работы по оценке связи в подвижных бронеобъектах в головном институте связи министерства обороны в начале 1970-х годов. После разгона отдела Бахмутова-Рыкова в 16ЦНИИИС не осталось специалистов, занимающихся оценкой каналов связи для передачи телекодовых сигналов в тактическом звене управления. У нас в институте в то время уже были специально разработанные приборы САКС (статистический анализатор каналов связи), позволявшие оценивать качество передачи цифровых сигналов по каналам, в том числе между подвижными объектами.
Мы с Гришей уселись на скамьи в МТЛБ и поехали. Федяев устанавливал связь и работал по своей программе. Когда скорость МТЛБ достигла 30-40 км в час, мы с Гришей не знали, за что ухватиться, как не свалиться со скамьи и не размозжить голову. Грохот стоял такой, что разговаривать было невозможно. Несколько часов, проведенных в МТЛБ на танкодроме, нам хватило, чтобы понять, что нас ожидает в проектируемых нами КШМ на базе МТЛБу.