Транспортный Ан-12 медленно, но верно набирал высоту, оставляя за собой заснеженный аэродром подмосковной Щербинки. Впереди несколько суток полета и неведомая, знакомая лишь по книгам, да телевизионным репортажам африканская страна. Позади остались полтора курса Краснознаменного Военного Института Минобороны (для своих просто "виияк"), бессонные ночи зубрежки ("учите глаголы, парни" - вещал нам преподаватель португальского языка майор Борис Анатольевич Кононов), да сложности с оформлением за рубеж: не так уж часто в то время "за бугор" командировали "желторотых" курсантов второго (!) курса.
А началось все...с революции. После свержения в Португалии диктатуры и прихода к власти в стране прогрессивных офицеров из Движения вооруженных сил, ее африканские колонии получили независимость. Стала свободной и самая крупная и богатая из них - Ангола. Темнокожие повстанцы полтора десятка лет боровшиеся с колониальными войсками стали в ноябре 1975 года полноправными хозяевами страны. К власти пришла коалиция из трех национально-освободительных движений - МПЛА, ФНЛА и УНИТА. Но власть эту быстро не поделили: лидеры крайне настороженно относились друг к другу не столько из-за политических убеждений, а сколько из-за принадлежности к различным племенным этносам. Так национально-освободительная война плавно перетекла в гражданскую.
Советский Союз, как тогда писали газеты "решительно встал на защиту истинных представителей народа многострадальной Анголы", избрав в качестве своего протеже лидера МПЛА Агостиньу Нету. Он то и стал первым президентом республики. Вождь УНИТА Жонас Савимби, к слову сказать, до сих пор воюющий с правительственными войсками в лесах и саваннах Анголы, больше тяготел к ценностям свободного Запада. А лидер и создатель ФНЛА Холден Роберту был и вовсе чужд марксистско-ленинских устремлений. Приходившийся родственником президенту соседнего Заира генералу Мобуту, он прикрываясь "светлыми целями национально-освободительной борьбы" хотел оттяпать кусок ангольской территории и "подарить" ее своему свояку. Губа, кстати, у него "была не дура", ибо кусочек этот выглядел весьма и весьма лакомо: северо-восток являлся одним из богатейших алмазоносных районов мира.
Словом у советского руководства не было сомнений в том, кого поддержать в начавшейся междоусобице. Тем более что многие активисты МПЛА прошли подготовку в СССР, а его руководство "решительно осуждало американский империализм и неоколониальную политику Запада". А за это у "большого брата" можно было попросить многое: дипломатическую и политическую поддержку, помощь продовольствием, медикаментами, машинами и оборудованием, а главное - оружие. И поток оружия хлынул в Анголу. Был организован воздушный мост, по которому из Союза в Анголу и обратно сновала могучие "Антеи" (Ан-22) и пузатые Ан-12. В морском порту ангольской столицы выстроилась очередь на разгрузку: только за три месяца, прошедших после провозглашения независимости из СССР прибыло 27 транспортов с боевой техникой, автомобилями, оружием и боеприпасами. Вслед за техническими специалистами, задачи которых была достаточно ограничены, потянулись и военные советники. Их миссия была более значимой: не просто показать как работать, а научить и вразумить. Ну а где советники, там и военные переводчики. Ибо процесс "вразумления" - вещь часто вербальная, ее "на пальцах" не одолеть.
Ты переводчик, ты и переводи.
Как говаривал мой шеф по заграничной командировке, советник командующего авиации и ПВО ангольской армии полковник Шруб: "Я без переводчика и шагу в этой стране не сделаю". Свое намерение он выполнял буквально, всюду таская меня за собой. Как-то на праздновании нового года в советской военной миссии в Луанде, где присутствовали исключительно наши, прилично нагрузившийся армянского коньяка шеф, срочно подозвал меня к себе. Указав на клюющего носом коллегу-соседа, потребовал: "Ну-ка, переведи ему, что я скажу". "Товарищ полковник, но он же русский, наш!" Непонимающе уставившись на меня, Шруб повторил: "Ты переводчик? Так переводи - он же меня не понимает!". Этот курьезный случай послужил в дальнейшем основой для достаточно популярного в переводческой среде анекдота.
Но, если серьезно, то проблема общения с подсоветной (так называли наших ангольских "протеже") стороной стояла весьма остро. Лишь единицы из ангольцев знали русский язык, а переводчиков в первые годы крайне не хватало. Да и откуда им взяться? Потребностей не было. Салазаровкая Португалия отношений с СССР практически не имела, Бразилия тогда не входила в круг близких экономических партнеров Советского Союза, а для тайного обучения партизан из национально-освободительных движений Анголы. Мозамбика, Гвинеи-Биссау и Островов Зеленого Мыса хватало нескольких групп, выпущенных с основного курса главного военно-языкового центра страны - Военного института.
И вдруг - обвал. Диктатура в Португалии свергнута, бывшие колонии с населением в полтора десятка миллионов человек объявили о независимости и строительстве национальных армий по советскому образцу. Масштабы оказываемой советской военной помощи были огромны. Для этого у СССР было все: опыт военного строительства (правда, впоследствии выяснилось не вполне пригодный для маленьких национальных армий, ведущих партизанскую войну в условиях жарких и влажных тропиков), подготовленные военные кадры, современная боевая техника и вооружение. Не хватало только переводчиков.
И их стали ускоренно готовить, призывать из запаса, хватать даже испанистов, благо испанский и португальский языки достаточно близки и, владея одним, при желании можно достаточно быстро выучить другой. Посылали многих, без учета опыта и возраста, что, конечно, не шло на пользу делу.
Вот и нас, пятнадцать курсантов, поступивших в Военный институт в сентябре 1975 года и получивших при распределении португальский язык, "резко" ускорили. Рутинный график занятий был сломан. Теоретические дисциплины - языкознание, тактику - сократили (чай, практикой заниматься будут). Автодело - совсем по боку (вернутся, научим). Язык, язык и еще раз язык. На ночь - 50-60 новых слов, утром едва вспоминаешь 10-15. В неприкосновенности остались лишь история КПСС, уставы (это свято), да "физо" ("физо - оно и в Африке "физо!"). Каникулярный отпуск - отменили (в Африке отдохнут!) Ночью, обалдев от умственного напряжения, мозг рисовал радужные картины: мягкое кресло белоснежного лайнера "Аэрофлота", уносящего к роскошным пляжам Луанды, ласковые волны Атлантического океана, а главное - свобода. Никаких нарядов, построений, вымаливания увольнительных в город и прочая, прочая...
Верхом на пороховой бочке.
Действительность оказалась несколько иной. Самолет, хотя и имел все признаки принадлежности к "Аэрофлоту", но оказался не красавцем Ил-62, а брюхатым транспортником Ан-12. Вместо роскошного международного зала аэропорта Шереметьево - заснеженное поле аэродрома военно-транспортной авиации под Москвой. А взамен мягкого кресла - забитая до отказа гермосекция (для непосвященный поясню - транспортный отсек Ан-12 не предназначен для перевозки людей на большой высоте - он негерметичен. Герметична лишь кабина экипажа, да сообщающаяся с ней небольшая секция). И никакой таможни, паспортного контроля!
Чрево транспортника до отказа загружено армейскими ящиками характерного защитного цвета, тщательно обвязанными со всех сторон страховочными сетками. На мой вопрос, что за хрупкий груз везем, бортпереводчик, тоже виияковец, курсант четверного курса, с превосходством (старшекурсник все-таки) усмехнулся "Ты, что не врубаешься - это же презенты африкосам".
Перед стартом командир экипажа, облаченный в синюю аэрофлотовскую форму кратко обрисовал маршрут: Москва-Будапешт-Алжир-Конакри-Луанда, причем в каждом пункте дозаправка и ночевка. П/п-к Слюнько, ( так звали летчика судя по едва заметной надписи на двери кабины - ее то стирали, то наносили вновь в зависимости от задания экипажа), добавил для особо непонятливых, что его "ласточка" не межконтинентальный лайнер и удобства в нем не предусмотрены. "Так, что кто желает облегчиться - быстренько под крыло!", добавил он.
Воспоминания от полета остались самые паскудные: гермокабина, рассчитанная на 3-4 человека, вмещала вдвое больше, роль туалета выполняло ведерко, стоявшее тут же. У единственного иллюминатора, чтобы поглазеть от скуки на небо, стояла очередь.
Но сие оказалось не самым страшным. Во время захода на посадку в аэропорту Алжира бортпереводчик-виияковец (как оказалось, это был его первый вылет в данной роли) не смог разобрать указаний диспетчера и сообщил командиру неправильный эшелон. К счастью, тот не был занят другим "бортом" и все обошлось благополучно. На земле п/п-к Слюнько устроил разнос своему новому члену экипажа: "Ты, мать твою, нацепил китель командира тяжелого транспортного корабля (а что делать курсанту - кладовщик на аэродроме выдал первый попавшийся), а двух слов по-английски понять не можешь. Пойми, это на земле переспросить можно, а в воздухе иногда каждая секунда, каждое слово - жизнь или смерть".
Много позже, сам, налетав на "бортпереводе" не один десяток часов, я осознал, насколько трудно было парню первый раз реально общаться на английском языке с диспетчером. Здесь своя терминология, свои правила радиообмена, а главное плохая связь и помехи могут настолько исказить эфир, что кроме пресловутого "roger"-"понял" разобрать что-либо другое трудно. В бортпереводе иногда пасуют даже люди в совершенстве знающие язык, но не имеющие его навыков.
Эпизод этот натолкнул меня на крайне тревожную мысль, которая, нельзя сказать, чтобы не посещала ранее: как-то гнал ее из головы. "Если четверокурсник, практически выпускник, не в состоянии разобрать, что ему говорят, как же мы со своими тремя семестрами сможем общаться и переводить?".
Вопрос этот так и остался открытым, ибо приземлившись, наш Ан по указанию того же диспетчера вдруг загнали в самый дальний угол летного поля. Признак был весьма тревожный. Внимательно следя за публикациями в прессе, относящихся к будущей стране пребывания (а это входило в программу институтской учебной дисциплины - "страноведение"), мы неоднократно читали в газетах разоблачения "провокационных слухов, муссируемыех западной прессой об использовании самолетов "Аэрофлота" для переброски оружия и боеприпасов". Вот уж никогда бы не подумали, что это коснется нас...
Опытный Слюнько, стараясь перекричать шум работающих двигателей, зло простонал через открытую дверь кабины экипажа: "Ну, доигрались, сейчас досмотр учинят, а дальше разделим участь оружейных контрабандистов". "Не посмеют, мы же транзитом, а транзитников не досматривают", - прокричал ему в ответ еще более опытный штурман. Худшие опасения стали подтверждаться: у нас действительно опасный груз.
Досматривать и вправду никто не стал, хотя наш Ан и простоял под охраной полицейских более часа, прежде чем нас допустили на летное поле. При прохождении паспортного контроля и таможни произошла еще одна неприятная сцена. Я видел, как напряглись лица встречающих работников военного атташата: видимо, они все знали про груз и не были уверены в абсолютной лояльности "алжирских друзей". (Правящая партия Алжира входила в "славную когорту национально-освободительных движений Африки" и причислялась руководством СССР к разряду своих сторонников). Но и здесь все обошлось благополучно.
Дальнейший перелет проходил без видимых инцидентов. Гвинейский город Конакри запомнился удушливой жарой, пыльными, грязными улицами и отсутствием каких-либо формальностей в аэропорту. Если, конечно, можно назвать аэропортом небольшую коробку из бетона с напрочь разбитыми стеклами. Да еще, пожалуй, отсутствием посадочных огней на полосе. "Это наши постарались,- кивнул всезнающий Слюнько, - в прошлом году стратегический разведчик слегка не долетел до полосы, вот и вспахал поле".
Позже, проработав почти полтора года в группе по обеспечению полетов этих самых "стратегических разведчиков" Ту-95РЦ, я узнал, что сей печальный инцидент был использован конакрийцами для запрета посадок нашей дальней разведывательной авиации. Впрочем, повод был чисто формальным, ущерб от аварии СССР возместил полностью. Главная причина - крупный американский кредит "на развитие". Вопрос ставился Госдепом предельно просто: деньги в обмен на запрет полетов. Уж очень "достали" наши самолеты американцев, вскрывая их авианосные морские группировки в Атлантике.
Кредит "на развитие" был разворован и проеден, а Ту-95РЦ были перебазированы на шикарный аэродром к тому времени уже дружественной Луанды. Советско-ангольское сотрудничество "развивалось и крепло".
Встречай земля ангольская!
То, что аэродром в Луанде действительно первоклассный мы поняли сразу. Две огромные полосы, одно из которых даже рассматривалась американцами в качестве резервной для посадок космических "Шаттлов", большое здание аэропорта и внушительная военно-воздушная база. Португалия страна небогатая, поэтому ВПП у базы и международного аэропорта были общими. В гражданском секторе рядком выстроилось несколько "Боингов", а в военной части - с десяток закамуфлированных "Миг-21". За торцом одной из полос возвышалась груда из разбитых фюзеляжей летательных аппаратов, то ли отслуживших свой срок, то ли поврежденных в ходе прошлогоднего вооруженного противостояния правительственных войск с боевиками УНИТА и ФНЛА.
Наш АН, мягко коснувшись "шаттловской" полосы (браво Слюнько, довез таки!), покатился вслед за белым джипом сопровождения в военный сектор аэродрома. Едва были заглушены двигатели и бортмеханик спустил трап-лесенку, пассажиры и экипаж высыпались под "крылышко" - 8 часов беспосадочного перелета без удобств давали себя знать (за четверо суток путешествия этот ритуал стал как бы традиционным).
Снова появились мысли о неизбежности первого "речевого контакта", назойливой мухой пытаясь помешать насладиться впечатлениями от пребывания на "ангольщине". Ни с того ни с сего пришла на ум классическая фраза в панике произнесенная одним из героев жюльверновского романа "Пятнадцатилетний капитан": "Это не Боливия, это - АНГОЛА!!!".
Вылезший из джипа сопровождения огромный негр в зеленой униформе без знаков различия направился к Слюнько, безошибочно определив в нем главного. Тот, было, окликнул своего "командира тяжелого транспортника", но, сообразив, что язык-то нужен совсем другой, ткнул в меня пальцем: "Переводи". Здоровый негр что-то лопотал, жуя слова словно кашу. Это было ударом - я не понял ни слова. "Во, понабрали тут, ни "бе", ни "мэ", - откомментировал ситуацию Слюнько. Однако охвативший меня мандраж, не помешал сообразить, что речь чернокожего встречающего мало походила на португальский язык. Так оно в дальнейшем и оказалось - негр был кубинцем, чья разговорная речь иногда создавала проблемы даже для местных ангольцев.
Но заминка продлилась недолго. К самолету, как по команде, устремилось несколько легковушек и два огромных крытых грузовика "Скания". Со всех сторон нас обступили вооруженные люди в зеленой форме - это и были "компаньерос кубанос". Некоторые говорили по-русски. Выяснилась и причина повышенного внимания к прилетевшему самолету - его груз. Он предназначался отнюдь не ангольцам, а кубинцам, и зеленые ящики быстро перекочевали в кузов подъехавших грузовиков.
Позднее я узнал, что наш аэрофлотовский лайнер привез давно ожидаемые переносные зенитные комплексы "Стрела-2". В междоусобной ангольской войне авиация поначалу использовалась редко. Но с ростом интенсивности боевых действий, в них стали втягиваться другие страны, в частности Южно-Африканская республика. Авиация ЮАР не только регулярно облетывала районы боев, передовая данные концентрации правительственных ангольских и союзных им кубинских войск командирам унитовских формирований, но и наносила бомбовые удары по анголо-кубинским подразделениям. Кубинцы срочно затребовали в СССР дополнительные средства ПВО. Груз, прибывший с нашим Аном, и был первой партией.
Тут же на аэродроме состоялось мое распределение. Дело в том, что еще в Москве начальник факультета западных языков Военного института генерал-майор Афанасьев, вызвав меня к себе в кабинет, предупредил: "Товарищ курсант, работать будете отдельно. Связано с авиацией. Задание ответственное, мы на вас надеемся". Что за задание подробно рассказали в Главном штабе ВМФ, где перед вылетом прошел двухнедельную стажировку. Выяснилось, что работать предстоит в "организации", которая официально именовалась "Пункт материально-технического обеспечения авиации и флота", сокращенно ПМТО.
По существу в Луанде создавалась компактная, но достаточно мощная многофункциональна военная база. В ее задачи входил прием и обслуживание военных самолетов, в первую очередь самолетов-разведчиков и кораблей ВМФ и подводных лодок, несших боевую службу в Южной Атлантике. ПМТО обладал солидными возможностями: топливные и продовольственные склады, хранилища с регенерационными комплектами для подводных лодок, ремонтная база, станция космической засекреченной связи. Имелись возможности и для отдыха и реабилитации экипажей самолетов и кораблей. Именно здесь мне и предстояло работать в ближайшие полтора года.
Сергей Коломнин З-80
"Записки военного переводчика"
| Часть I | Часть II | Часть III |
Часть I I
В авиагруппе
Самолеты-разведчики садились красиво. Всегда летая парами, они были похожи на огромных серебристых птиц-мутантов с неестественно длинным, узким телом. Вращающиеся в разные стороны лопасти (на каждом крыле стояла пара мощных двигателей с разновращающимися винтами) оставляли ощущение какой-то особой воздушности, а нелепо прилепленная к нижней части фюзеляжа станция наведения и целеуказания - основное оружие самолета-разведчика, напоминала яйцо, готовое вот-вот выпасть из чрева этой гигантской птицы.
Несмотря на меры по соблюдению секретности пребывания "тушек" на аэродроме Луанды, скрыть или замолчать его было абсолютно невозможно. Во-первых, двигатели самолетов издавали грохот не похожий на звуки, других летательных аппаратов. Во-вторых, размещались они во время стоянки совершенно открыто, на особой площадке летного поля, которая служила как бы границей между гражданской и военной зоной. К тому же, это были единственные самолеты, не скрывавшие своей принадлежности к Военно-воздушным силам СССР. Их опознавательные знаки резко контрастировали с раскраской наших военных транспортников - Ан-26, Ан-12, Ил-76 и Антеев, носивших на фюзеляжах знаки принадлежности к сугубо гражданской авиакомпании - "Аэрофлоту".
Однажды в советской военной миссии в Луанде разразился настоящий переполох. В одном из американских журналов появилась четкая фотография "Туполевых", стоящих на столичном аэродроме. Главный военный советник в Анголе генерал-лейтенант Шахнович срочно приказал "усилить бдительность и прекратить пускать на авиабазу посторонних". Чем объяснялась эта суматоха, я так и не понял: любой пассажир международного или местного рейса мог совершенно спокойно сделать эти фотографии. Самолеты, конечно, охраняли. Существовало два кольца оцепления: внутри наши "морячки", а во внешнем кольце ангольцы (от их услуг, правда, потом отказались и выставили кубинцев, те были надежнее). И, тем не менее, даже это не служило серьезным препятствием для визуального осмотра "тушек" пассажирами снующих туда-сюда по летному полю автомобилей: контроль за въездом и выездом в военную часть аэродрома со стороны летного поля был весьма условным.
Но интерес американской разведки к полетам Ту-95РЦ был заметен, как говорится, невооруженным взглядом. Кубинская и ангольская охрана не раз останавливала у самолетов какие-то машины, в которых на поверку оказывались то португальские, то бразильские "кооперанты". Пытались западные спецслужбы "подобраться" к самолетам и через ангольскую сторону. То один , то другой функционер МПЛА, вдруг изъявлял желание "познакомиться с работой советской дальней авиации". Причем, просьбы провести подобные "экскурсии" исходили даже из советского посольства. Однажды, несмотря на протесты ПМТОшного "особиста", главный военный советник генерал-лейтенант Петровский привез на летное поле вновь назначенного министра национальной обороны Анголы, члена политбюро МПЛА Педале. Грузный и неуклюжий, как колобок, министр с трудом по приставной лесенке забрался в кабину боевой машины. Подивился страшной тесноте и героизму советских летчиков. Затем произнес короткую пламенную речь на тему интернациональной дружбы и отбыл восвояси. По всему было заметно, что проблема трансконтинентальных перелетов его особо не интересует. Чего нельзя было сказать о многочисленной свите министра, состоящей из нескольких десятков телохранителей, адъютантов, секретарей, родственников, а то и просто случайных людей. Еще около часа эта плохо контролируемая масса ходила вокруг боевых машин, цокая языками от восхищения. Причем, не смотря на категорический запрет фотографирования, кое-кто все-таки умудрился сделать снимки "на память". Скорее всего, ими двигало естественное любопытство, но визит этот доставил нам немало хлопот.
Интерес американцев к этим самолетам был вполне объясним. В ту пору дальние морские разведчики ТУ-95РЦ по своим тактико-техническим данным превосходили не только отечественные, но и зарубежные аналоги. Главная особенность самолета заключалась в установленной на нем уникальной станции разведки и целеуказания "Успех". Эта аппаратура позволяла вести радиолокационную разведку кораблей в море и береговых объектов и автоматически транслировать карту обстановки на советские боевые корабли, подводные лодки и командные пункты береговых ракетных частей.
Говорили, что мощность приемопередающей антенны станции "Успех" была настолько велика, что даже в короткие моменты ее проверки на земле вокруг плавился снег. В Луанде наблюдать этого было, конечно, нельзя. Но обращало на себя внимание то, что трава вокруг места стоянки самолетов росла чрезвычайно плохо. К тому же техники из группы обслуживания почему-то старательно обходили стороной висящее под брюхом самолета "яйцо" станции. На мой наивный вопрос о причине такого поведения, один из инженеров изрек первую заповедь технаря: "Хочешь, чтоб любила баба, держись подальше от эРЦаба". (Слухи о влиянии мощного излучения станции на мужскую силу имели под собой реальные основания).
Встреча друзей
С прибытием очередных самолетов из Гаваны (на этот раз их было сразу две пары, - верный признак того, что активность американцев в океане возросла) меня ожидал приятный сюрприз. На борту двух "тушек" прилетели мои однокурсники-англичане: Юрка Кошкин и Андрей Волчков. В дальнейшем меня посетило таким образом чуть ли не половина курсантов-англичан Военного института. Это было давно заведенное правило во все трансконтинентальные перелеты брать с собой бортпереводчиков. Необходимости в этом, правда, острой не было. Дело в том, что и в Гаване и в Луанде, как и ранее в Конакри, самолеты сажали при помощи советского руководителя полетов, который через переводчика координировал действия с местными службами. ПМТО, аналогичные нашему, были созданы и на Тихоокеанском ТВД. Там самолеты-разведчики ТОФа (наши были приписаны к Северному), садились на аэродроме вьетнамского Дананга, (затем их перебазировали на базу Камрань) и йеменском Адене, эфиопском Дахлаке.
Инструкция к полетам гласила: иметь на борту переводчика английского языка на случай непредвиденной посадки. Но, насколько мне известно, за все историю полетов наших разведчиков под Атлантикой необходимости в экстренном использовании бортпереводчиков не возникло. А если бы возникло, то самолет, который "не приняла" бы, скажем Гавана, нужно было сажать во Флориде, ибо других полос, способных принять самолет класса ТУ-95 по близости не было! (Живо представил себе как Юрка Кошкин "входит в контакт" с американским диспетчером флоридского аэропорта и просит посадки! В разгар "холодной войны" такое могло присниться лишь в страшном сне).
Был, правда, и другой резон в присутствии бортпереводчиков на "тушках". Их заставляли напряжено слушать эфир: что там говорит супостат? Супостат, кстати, был прекрасно оповещен о маршрутах и времени прилета разведчиков. При подлете к Гаване, например, наши ТУ- 95РЦ, как правило, сопровождались американскими истребителями. Причем они подходили столь близко, что можно было без труда увидеть лица пилотов. Летчики рассказывали, что те иногда демонстрировали своим советским коллегам, прижимая к прозрачному стеклу фонаря кабин, порнографические журналы, одновременно агитируя в эфире: "Давайте, мол, русские, к нам, свобода, бабы, виски..." Но, как говорится, "облико морале"...
Такие "рандеву" в воздухе по единодушному мнению наших летчиков не один раз могли закончиться катастрофой. Многотонная махина ТУ-95РЦ вряд ли смогла бы оперативно среагировать на слишком опасный, неосторожный маневр американцев. Эти действия американцев, кстати, противоречили соглашению между СССР и США от 25 мая 1972 года о предотвращении инцидентов в открытом море и в воздушном пространстве над ним, где было сказано, что "командиры экипажей самолетов должны проявлять величайшую осторожность и благоразумие при приближении к самолетам другой Стороны...". Отставали истребители лишь на подлете к острову Свободы, войдя в зону действия ПВО Кубы.
Не менее напряженными и тяжелыми считались перелеты по маршруту Гавана - Луанда. ТУ-95РЦ находились в воздухе почти на пределе возможного - иногда более 16 часов, неоднократно пересекали тропические фронты, а запасные аэродромы отсутствовали. Остаток топлива при посадке в Луанде составлял всего 8-9 тонн. Но, тем не менее, американские истребители здесь не встречались, воздушное движение было менее напряженным, имелась хорошая полоса. В Анголе даже наличествовал запасной аэродром на случай ухудшения погоды на основном - Мосамедиш, расположенный на юге страны.
Кроме того, в случае внезапного ограничения видимости начинала работать наша посадочная РЛС и светотехнические средства - несколько мощных прожекторов, смонтированных в кузовах ЗиЛ-130. Так или иначе, с технической точки зрения все условия для приема самолетов присутствовали. Оставался еще "человеческий фактор"...
Первый "бой"
А "человеческий фактор" в моем лице явно подкачал. Старший по авиагруппе ПМТО, он же руководитель полетов подполковник Желнин не удосужился объяснить желторотому курсанту, только, только начавшему изъясняться на общие темы с местными, как он будет сажать пару боевых самолетов. Инструктаж группы полетов накануне, конечно, был. Но задачи подчиненным ставились в основном по двум аспектам: техническому и обеспечению секретности. Мои действия назавтра Желнин определил кратко, следующей фразой: "Я - на вышке ("вышка" - КДП, командно-диспетчерский пункт), со мной переводчик, остальные по боевому расписанию"
На "вышке" после 30-градусной жары просто рай, работают кондиционеры, пахнет ароматным кофе, который в немеренных количествах поглощают два местных диспетчера. Оба мулаты (или "метисы", от португальского "mestiсo" - смешанный, родившийся от брака белого и черного), свободно говорят на двух языках, с университетским образованием. Я знал, что португальцы именно мулатам предназначали роль своеобразного буфера между колониальной администрацией и коренным населением страны. Для них в первую очередь были открыты двери высших учебных заведений, им доверяли и ответственные посты в системе местного самоуправления. Словом "цветная" интеллигенция. За это чистокровные африканцы и активисты МПЛА относились к мулатам весьма настороженно. Но после завоевания независимости, и бегства почти 500 тысяч португальцев - инженеров, врачей, экономистов, мулатам стали доверять ответственные должности, правда, не связанные с политикой. Впрочем, из всех правил есть исключения. Тогдашний министр обороны Анголы Ику Каррейра был мулатом, а член Политбюро МПЛА Лусиу Лара, и вовсе белый.
Диспетчеры, конечно, ничего не знают о прилете ТУ-95 и откровенно удивлены вторжением чужих в свою епархию. Сообщать же им до поры до времени о прибытии "тушек" запрещено. Но вот "борты" вышли на связь. Желнин запрашивает: "Удаление? Эшелон? Остаток топлива?". Все путем. Скоро выход на дальний привод. Тут начинается самое трудное. До сего времени следовали достаточно легкие вопросы типа: "Извините, такой-то эшелон не занят? или "Не скажите ли, какие самолеты на подходе?". И тут Желнин ошеломляет меня фразой: "Передай товарищам, что наши будут садится "по коробочке". Лихорадочно соображаю. Как переводится слово "коробочка" на португальский знаю, не тупой. Но верно ли это? Чувствую, речь идет совсем о другом. Прошу товарища подполковника объяснить, в чем подвох.
"Ну, что тут непонятного? По коробочке, значит по коробочке. Ты им переведи, они поймут...". Времени на расспросы и разъяснения нет, самолеты вот, вот должны появится в секторе над аэродромом. Перевожу дословно, другого выхода нет. В ответ следует длинная пауза и недоуменные взгляды. В глазах ангольцев читаю приблизительно следующее: "Черт их знает, этих совьетику, они же в космос летают, может, у них так принято. Или это новый секретный способ захода на посадку?"
Но нам, и проведшим в воздухе уже 15 часов экипажам везет: воздушное пространство над аэродромом относительно свободно. Кубинские истребители сегодня не летают, а пару вертолетов и легкий самолет-авиетку мулаты-диспетчеры срочно загоняют куда-то от греха подальше. Сложнее с приближающимся пассажирским "Боингом" португальской авиакомпании, как раз в этот момент запросившим эшелон для снижения. Его ловкое ребята усылают на второй круг. Следует широкий жест, адресованный к нам: мол, все свободно, "камарадаш", садитесь, хоть "по коробочке", хоть "по ящичку".
Следующим утром (вечером "достать" Желнина не удалось, праздник по случаю успешно доставленной на одной из "тушек" канистре спирта удался на славу) пытаю руководителя полетов. Оказывается "коробочка" - это сленговый термин наших летчиков, обозначающий один из способов захода на посадку. Он включает в себя проход над аэродромом с периодическими разворотами на 90 градусов.
С тут же составленной схемой мчусь на КДП. Знакомые мулаты еще не сменились. Показываю рисунок. Да, да все понятно. Но, естественно, по-португальски никакая это не "коробочка". Совершенно иначе трактуется и положение самолета в каждой точке этого маневра. Вчера Желнин настойчиво требовал от меня сообщать ангольцам о каждом элементе маневра. "А, ну-ка переведи товарищам: первый борт выполнил второй разворот". Мой лепет прямого перевода вызывал лишь непонимающую улыбку. Еще бы! "Второй разворот" в местной диспетчерской терминологии соответствовал фразе "Иду с попутным ветром". Вот тебе и "коробочка!". Страшно вспомнить вчерашнее, особенно пассажирский "Боинг", отправленный предусмотрительными мулатами на второй круг. Эта пресловутая "коробочка" могла бы обернуться не одним десятком ящиков, но не виртуальных, а деревянных.
Впоследствии я весьма образовался по части авиационной терминологии, даже составил специальный словарь и инструкцию по полетам на португальском языке. Может быть, они кому-то и помогли в ответственный момент или просто облегчили жизнь.
Меняем пиво... на водку
Юрка Кошкин и Андрюха Волчков неделю как из Союза. Довольны свалившимся на них "дополнительным отпуском". Да еще каким: Гавана, Луанда, опять Гавана. Летать на боевых, конечно, опасно. Среди бортпереводчиков еще была свежа память катастрофе ТУ 95РЦ, направлявшегося из Гаваны на базу Оленья близ Североморска. Тогда, всего год назад, в августе 1976 года над Северной Атлантикой погибло двенадцать человек экипажа. Среди них был и переводчик-виияковец, но не курсант, а уже офицер...
Но кто думает о смерти в девятнадцать лет? Я - принимающая сторона. Угостил их местным пивом, которое так классно "идет" в жаркий, влажный день! Они выставили русской водочки, к которой нашлись гостинцы с Родины: банка селедки и буханка черного хлеба - настоящее лакомство для русского человека в Африке. Все как полагается. Поговорили. В какой-то момент стало обидно. Ребята уже заканчивают второй курс, а нам здесь "париться" еще почти год. Они в ответ: "А зато вы бабки получаете, да еще и мамлеев присвоят...".
Что касается "бабок", так это верно. После полутора лет ангольской командировки мы сделались по тем временам вполне обеспеченными людьми. Наш курсовой старшина Славка Истратов захотел, и купил себе "жигуль", а стальные приобрели в "Березке" приличную аппаратуру и одежду. А вот с присвоением вожделенного для всех курсантов звания "мамлея" - "младшего лейтенанта", нас "прокатили". В принципе считалось, что курсант Военного института не мог находиться в служебной командировке более года. Если этот срок превышался, он получал офицерское звание и статус слушателя, а командировка могла длиться сколь угодно долго. Поэтому по территории ВИИЯ ходили целые табуны "мамлеев", в основном участников сирийско-израильских и египетско-израильских войн. Тогда учеба в институте, включая командировки, длилась вместо пяти по 7-8 лет. Но положение их имело массу преимуществ по сравнению с курсантами. Мы, например, после полутора лет свободы вынуждены были опять вернуться в казарму с увольнением в город 2-3 раза в месяц.
...На завтра Москва запланировала боевой вылет. Задача - обнаружить американскую авианесущую группировку в районе острова Святой Елены. "Летуны" шутят: полетим искать могилу Наполеона... Мое место с руководителем полетов на "вышке". Работа есть работа, но обидно, что именно завтра. Потому, что завтра - вторник. Святой и почитаемый в нашей группе день. По вторникам мы получаем в ангольском распределителе пиво. Целых десять ящиков. А пиво в Анголе по тем временам - страшный дефицит.
После бегства португальских специалистов, ангольцы так и не смогли наладить нормальную работу двух основных пивоваренных заводов Луанды, выпускающих популярные сорта местного пива, "Cuca" и "Nocal". Поэтому существует жесткая система его распределения. Пиво отпускается только на свадьбы, поминки, похороны или по случаю национальных праздников. Это если оптом. Существует и другой способ.
Многие наши советники и специалисты в обеденный перерыв посещают многочисленные забегаловки, разбросанные по всей Луанде. В них обедает "рабочий класс", который без пива не может. Слава Богу, их не додумались приватизировать, как пивоваренные заводы. По решению муниципалитета города Луанды в многочисленных частных точках общепита регулярно отпускают разливное пиво. А пиво это отличное, как сказал классик "пенное и красивое". Но вот загвоздка: продают его только, если ты заказал порцию риса с практически несъедобной рыбой. Вот наши и стоят под стойкой, выпрашивая пару бокалов пенного напитка, авось повезет. Никто, конечно, еду не заказывает - очень дорого по сравнению с пивом. А апелляция к официантам поначалу заканчивается ничем, они существуют с процента. Но в финале, уговоры, как правило, завершаются победой настойчивых совьетику.
Страждущим подается пара бокалов пива. Если требуется больше, (а что такое в 30-градусною жару два стакана пива для русского человека!) в ход идут банки с советской тушенкой, трикотаж, и ... наконец ВОДКА - уж больно пивка хочется!
Нам такой способ не годится. Это советники как кошки, гуляют сами по себе. ПМТОштики должны соблюдать режим и лишний раз в город, как говорит наш командир не высовываться. Наш путь иной.
Нахожу контакт с шефом районного муниципалитета, ведающим распределением "похоронно-свадебного" пива. "Мы ж советские товарищи, "интернационалисты", вам помогать приехали, бросили на Родине все, а вы пива пожалели?". Деньги - местные обесцененные "кванзы" здесь не котируются. Для стимуляции мысленного процесса шефа в ход идут тушенка (в Анголе с мясом напряг), банки с консервированным сгущенным молоком и... конечно универсальный продукт всех времен и народов - водка. Шеф сдается (а не больно-то он и сопротивлялся) и назначает день выдачи вожделенного напитка - вторник. Но предупреждает, день и час необходимо соблюдать неукоснительно. "Знаете ли, народ и так возбужден, если узнают, что вы без очереди и вне списка, то могут быть эксцессы". Нам эксцессов не надо, мы каждый вторник "как штык". И тут полеты... вот тебе и попили пивка!
Сергей Коломнин З-80
"Записки военного переводчика"
| Часть I | Часть II | Часть III |
Часть I I I
Не мешайте, ребята, пиво со ... спиртом
В рядах допущенных к пивной кормушке членов ПМТОшного сообщества уныние. Ехать нужно мне, поскольку получение заветного напитка связано с рядом процедур, которые доступны лишь человеку владеющему языком. Но неожиданно находится выход. Москва посылает на поиски "могилы Наполеона" только одну пару разведчиков. Экипажи второй остаются на земле. В состав свободной смены попадают и Кошкин с Волчковым. У ретивого любителя пенного напитка мичмана по прозвищу Беня, который отвечает за транспортное обеспечение нашего безнадежного предприятия, тут же возникает плодотворная мысль. Направить в "поход за славой" Юрку Кошкина. "Он тоже "переводяга", так поможет". Ему в голову не приходит, что язык-то у Юрки совсем другой.
Но в принципе мысль грамотная. Общительный и коммуникабельный Кошкин безусловно сможет помочь делу и вдвоем с Беней им будет легче. Вручая Юрке записку ангольскому бутлегеру, инструктирую его: "Главное пробраться сквозь толпу, которая постоянно трется вокруг распределителя. Смело иди вперед, непрерывно громко выкрикивая слова "камарада совьетику!", и настойчиво требуй шефа". При мне Юрка заучивает пару фраз по-португальски, чтобы было легче отбиваться от особо агрессивных ангольских граждан. Тот же Беня, например, за полгода службы в Анголе с трудом одолел лишь слова приветствия да прощания. Да ВИИЯ - это "фирма"! Со спокойной совестью за исход нашего предприятия отправляюсь на КДП.
...Груженный пивом "Урал" под радостные крики победно вползает в ворота ПМТО. Задание ребята выполняют на пять с плюсом. Чего нельзя было сказать о наших самолетах-разведчиках. При выходе на объект у одной из "тушек" произошел отказ двигателя, и Москва приказала экипажам вернуться в Луанду. К счастью самолет успешно сел на трех работающих движках, но факт есть факт - боевое задание не выполнено.
Несмотря на эту, как говорят в авиации, "предпосылку к летному происшествию" летуны не могут скрыть своего удовлетворения. Во-первых, все живы-здоровы. А во-вторых, сей неприятный инцидент сулит значительную прибавку к семейному бюджету. Дело в том, что все летчики помимо своего служебного оклада в рублях получают командировочные в валюте. В Анголе они достаточно велики - двадцать три доллара в сутки (для сравнения на Кубе в тот период платили что-то около пяти - семи долларов). Поэтому, пока будут ждать новый двигатель, пока демонтируют неисправный и установят новый, пройдет не менее недели. А за это время набежит приличная сумма. Словом все довольны, за исключением нашего финансиста. Как будто он свои деньги отдает! В дальнейшем я узнал, почему так расстроился шеф валютно-финансовой службы ПМТО. Оказывается он, согласно какой-то закрытой инструкции, получал по итогам года ПРЕМИЮ за экономию средств. В чем заключалась эта экономия, вскрылось при ревизии - наш финансист проворовался.
Впереди несколько свободных дней. Пока не привезут новый двигатель, никакой серьезной работы не предвидится. Поэтому вечером всеобщее гуляние. Но не совместное, все расползаются по своим комнатам и домикам, благо территория большая. ПМТОшники проживают в пригороде Луанды в городке, который при португальцах принадлежал католической школе. Каждый празднует свое. "Летуны", что не разбились и получили за это законную компенсацию. Руководство авиагруппы отмечает благодарность Москвы за "квалифицированное обеспечение внештатной посадки". Мы - и первое и второе, а главное то, что Бог миловал и оставил Юрку с Андреем на земле. Ну а если откровенно, просто есть что выпить. Канистра спирта, привезенная по заказу зама Желнина полковника Стаканова (это как раз тот случай, когда фамилия вполне соответствует "содержанию") еще не оскудела. А тут еще так удачно подоспело ангольское пиво! Но каждый мужик знает, ЧТО бывает, когда с пивом МЕШАЮТ. Но когда мешают чистый спирт...
Последствия сабантуя довольно печальны. Самое неприятное в том, что Желнин, что-то, не поделив со Стакановым, устроил потасовку. Их разняли, но руководитель полетов, запершись у себя в комнате начал метать через окно... гранаты. Ящик с "лимонками", выпрошенными у кубинцев под предлогом "отражения нападения контрреволюционеров", Желнин хранил у себя под кроватью.
Но нам, кажется, везет не только в воздухе. Подполковник то ли не захотел, то ли не смог выдернуть предохранительные кольца. Так и швырял гранаты в невзведенном состоянии. Народ, даром что пьяный, опасность прочувствовал и, как только начался "обстрел", попрятался кто куда. До самого утра к домику, где жил стрелок никто не подходил. Лишь рано утром дежурный, пожалуй, единственно трезвый офицер этой ночью, услышав богатырский храп умаявшегося метателя гранат, вызвал особиста.
Их взору предстала печальная картина: на земле под окнами среди осколков оконного стекла, бутылок из-под пива валялось с десяток неразорвавшихся "лимонок"... Встрепенувшийся особист с красными глазами (вчера тоже погулял на славу) немедленно изъял гранаты у разбуженного, но ничего не понимающего руководителя полетов. Вчерашнее происшествие он не помнит напрочь.
А через пару недель на ПМТО "ЧП". У дежурного матроса на КПП пункта отрывает взрывом взрывателя ручной гранаты фаланги трех пальцев правой руки. Расследование так и не установило, где сей шалопай, взял гранату. "Нашел на дороге, решил разобрать и посмотреть, что там внутри". Удалось только выяснить, что в день, когда отмечали благополучную посадку аварийного самолета, матрос входил в группу по уборке территории вокруг офицерских коттеджей...
"Вы меня Родиной не пугайте!"
В обед ко мне в квартиру врывается мой новый ангольский шеф, советник командующего ВВС и ПВО ангольской армии полковник Шруб. "Срочно вылетаем в Менонге (это на юго-востоке страны, где идут интенсивные боевые действия с партизанами УНИТА), там сбит наш АН-26, экипаж, возможно, захвачен". Шруб уже одет в камуфлированную "фапловскую" форму, которую советники, работающие в столице используют только для командировок в провинцию. Обычно из-за изнуряющей жары мы одеваемся гораздо легче - легкие ангольские офицерские брюки зеленого цвета и светло-голубая рубашка. Форма ему идет. Особенно голубой берет с тремя коротенькими ленточками.
Через десять минут мы уже на пути к дому, где размещены экипажи двух Ан-12, подчиненных главному военному советнику в Анголе. По пути Шруб кратко вводит меня в курс дела. Транспортный Ан-26 ангольских ВВС совершал обычный вылет в Менонге. Отвез продовольствие, медикаменты, пассажиров. Обратно забрал несколько местных офицеров, направлявшихся в столицу в отпуска. При взлете и наборе высоты был сбит ракетой, но командир сумел совершить вынужденную посадку недалеко от города, о чем успел сообщить по радио. Экипаж на самолете наш, у ангольцев подготовленных транспортных летчиков мало. Причем летчики - гражданские, работают на ФАПЛА - ангольскую армию, по контракту. Еще летчики успели передать, что их окружают темнокожие солдаты, но не фапловцы. Значит унитовцы. ГВС (главный военный советник) генерал-лейтенант Шахнович приказал Шрубу, как старшему по ВВС, возглавить операцию по спасению экипажа.
У "летунов" гвэсовского Ан-12 легкий переполох. Полетов на сегодня запланировано не было, экипажи отдыхали, а приказ о срочном вылете застал их врасплох. Но они, в отличие от своих коллег попавших в беду, люди военные и обязаны выполнить приказ. Но Шруб мужик крутой, и через пять минут экипаж начинает лихорадочно собираться. Глядя на мельтешащих перед глазами "летунов", кое-кто из которых, воспользовавшись свободным днем, затеял стирку, он, подумав, говорит: " А что, если нам не ждать этих копуш, а? Сейчас быстренько на аэродром, возьмем у кубинцев "спарку" (учебно-боевой Миг-21) и через сорок минут будем в Менонге, ну?".
У меня резко засосало под ложечкой. Знаю, Шруб может и не то. Несколько месяцев назад он спас нашего геодезиста, который подхватил какую-то страшную инфекцию. Советские медики уже опустили руки, а кубинцы, которые поднаторели на всяких тропических заразах Анголы подсказали, что подобный случай был в Лубанго, это 650 км к югу от столицы, и там есть лекарство. Положение усугублялось тем, что состояние больного стремительно ухудшалось. Шруб, не долго думая, попросил у кубинцев истребитель Миг-21 и, слетал в Лубанго за спасительными ампулами. И... вместо благодарности получил нагоняй от "гвэса".
Дело в том, что Лубанго - город фронтовой, периодически подвергающийся налетам южно-африканской авиации. Вокруг него создан пояс ПВО, основу которого составляли несколько зенитно-ракетных комплексов "Печора" С-125. Причем из-за недостатка у ангольцев подготовленных кадров, зенитно-ракетные расчеты были смешанные, ангольско-кубинские. Шруб же не только не спросил разрешения у главного военного советника, но и не поставил в известность о своем вояже ангольскую сторону (кубинцы самолет вели). Словом авантюра. Причем авантюра, которая могла закончиться самым печальным образом. Буквально через несколько месяцев после описываемых событий при подлете к аэродрому Лубанго из-за несогласованности действий гражданской диспетчерской службы и военных был сбит своей же ракетой ангольский Як-40.
Но после этого случая Шруб стал личностью почти легендарной. Сам по себе человек примечательный, хоть и маленького роста, но крепко сбитый, весь как натянутая пружина, он был, пожалуй, первым и последним "летающим" советником командующего ангольских ВВС. Мы точно знали, если рано утром над Луандой носится истребитель, выписывая немыслимые кульбиты, - это Шруб резвится. Кроме того полковник никого и ничего не боялся, горой стоял за своих подчиненных и был мужик с чувством юмора. Получая выговор от Шахновича, публично пообещавшего "при повторении подобных инцидентов в 24 часа отправить его в Союз", Шруб, не моргнув глазом ответил: "А вы меня, товарищ генерал, Родиной не пугайте!". Нужно было знать Шахновича, достаточно резкого и властного человека, не терпевшего возражений от подчиненных, чтобы спрогнозировать финал стычки. Но все обошлось. Не знаю, принадлежало ли авторство этого в дальнейшем очень популярного в среде советников изречения лично Шрубу, но в первый раз я услышал его именно от него.
А вот, как советник, Шруб мало, чем проявил себя. На моей памяти со своим визави командующим ВВС и ПВО ангольским "команданте" Гату он встречался от силы два-три раза, да и то на торжественных мероприятиях с возлияниями. Правда и подсоветный Шрубу достался, что называется "не подарок".
Команданте Гату ("Гату" - это кличка, партийно-военный псевдоним, который имеет каждый уважающий себя руководитель или активист МПЛА) военного образования не имел, но несколько лет учился в Румынии, оброс там связями и с тех пор питает к этой стране нежные чувства. Советских не жалует, хотя старается скрывать это, и постоянно вставляет палки в колеса. Например, тайно, в обход советского военного советнического аппарата добился подписания дорогостоящего контракта с Румынией на организацию школы летчиков легкомоторной авиации в городе Негаже. Случай беспрецедентный. Ангольцы в военной области безоговорочно ориентируются на нас и, начиная с 1976-1977гг., направляют большие группы курсантов в Союз для овладения современными истребителями Миг-21, Миг-23, штурмовиками Су и боевыми вертолетами Ми-24. И вдруг какие-то румыны с легкомоторной авиацией! Главный военный советник был в шоке. И тут же влепил Шрубу выговор "за слабую работу с подсоветной стороной".
Кроме того, Гату вполне "обуржуазившийся" ангольский руководитель с замашками хозяина кофейной плантации. Имеет несколько домов, захваченных после бегства португальцев, пяток автомобилей и всем напиткам предпочитает виски. Есть у него и еще одна слабость - женщины. В перелетах по стране на своем комфортабельном самолете "Фоккер F27" он обязательно таскает симпатичных мулаток и пару ящиков виски. Вот с ним то и предстоит Шрубу координировать операцию по спасению наших летчиков.
В зоне боевых действий
Здравый смысл берет верх и Шруб отказывается от авантюрных планов использования истребителя для полета в Менонге. На аэродроме технари быстро готовят Ан-12 к вылету. У самолета взволнованно переминается с ноги на ногу военный атташе при посольстве СССР в Луанде. Я знаю этого генерала. Шруб недавно устроил ему, по его же просьбе, вывозной полет на спарке Миг-21. Генерал когда-то, до поступления в Военно-дипломатическую академию, летал на истребителе, вот и решил вспомнить молодость. Вспомнил надо сказать неудачно: Шруб явно переборщил с фигурами высшего пилотажа и генералу стало плохо.
Советник докладывает ВАТу о готовности к вылету. Оказывается операцию держит под своим личным контролем посол СССР в Анголе. Москва тоже в курсе. Еще бы, тогда в 80-ом это был первый случай когда советские люди оказались захваченными унитовцами. Тут взгляд военного атташе останавливается на мне. "Переводчик? Давно в стране?". Представляюсь. Генерала, собственно, интересует мой уровень знания языка определяемый по его разумению временем практической работы (сам он португальским не владеет). Узнав, что я месяц как приехал, ВАТ взрывается возмущенной тирадой. Пытаюсь объяснить, что я не новичок, и это уже моя вторая командировка в Анголу, но генерал не слушает, его внимание переключается на подъезжающие автомобили с ангольцами.
В легковушке представитель командования ангольских ВВС, начальник политуправления ВВС и ПВО майор Алберту Нету, а в следующем за ним грузовике десятка три полностью экипированных ангольских солдат из местного спецназа. Серьезные ребята. "Тропаш ди Интервенсау" - "части вторжения", так грозно зовется этот элитный отряд ФАПЛА. Майор сообщает, "что команданте Гату вылететь не может", начальник штаба подполковник Мбету Трасса тоже занят... Словом, лететь придется одним, прихватив с собой спецназ.
Через два часа садимся в Менонге. Снижаемся "по спирали", чтобы максимально обезопасить себя от возможных пусков унитовских зенитных ракет. Ни о каких тепловых ловушках в Анголе тогда и не слышали. На аэродроме, покрытом частыми выщерблинами от легких мин и их осколков, уже стоят подготовленные к вылету три ангольских Ми-8. Спецназовцы быстро рассаживаются по вертолетам, туда же, таща меня за собой, пытается влезть и Шруб. Однако командир авиабазы в Менонге решительно против того, чтобы "советский генерал" (для него все советники из столицы генералы) участвовал в операции. Это, кстати, соответствует инструкциям оставшегося в Луанде военного атташе: без лишней надобности не рисковать. Нам остается ждать сообщений от десантников на местном КДП.
Вслед за вертолетами взмывает в небо доставивший нас Ан-12. Длительное присутствие на аэродроме в Менонге считается опасным. Несмотря на то, что аэродром и полоса охраняются ротой солдат с приданными несколькими танками и БРДМ, ночью осмелевшие унитовцы запросто могут сжечь самолет из РПГ или обстрелять из ручного пулемета. Поэтому летчики стараются в Менонге не задерживаться. Пилоты ангольских транспортников С-130 "Геркулес" даже не выключают двигатели при разгрузке на этом аэродроме.
Пока ждем сообщений от десанта, на вышку прибывает глава кубинской гражданской миссии в городе. Подразделений кубинской армии в провинции нет, с некоторых пор кубинцы предпочитают избегать вступления в открытые столкновения с партизанами УНИТА, ограничиваясь прикрытием наиболее вероятных направлений вторжения южно-африканской армии. В провинции находится здесь лишь большая группа строителей и врачей. Хоть компаньеро Соарес, как он представился, и гражданский, вид у него заправского вояки - на поясе кобура, за плечом компактный израильский УЗИ (кубинцы будь то военные, будь гражданские всегда исключительно тщательно подходили к своей экипировке). Мы по сравнению с ним беззащитные котята. Только у Шруба ПМ, ни у меня, ни у трех прилетевших с нами гражданских из группы обслуживания сбитого Ан-26, оружия... нет. У меня, потому, что пистолет мне не положен, а за автоматом в миссию заехать не успели; нашим же гражданским оружие вообще не выдают.
Публично своего удивления легкомысленным "оснащением советских товарищей" Соарес не высказал, но через полчаса мы были вооружены "до зубов". Мне достался немецкий "Вальтер" времен второй мировой войны, десантный вариант "Калашникова" и подсумок с пятью гранатами-лимонками.
Как это не парадоксально звучит, в те годы ситуация с оружием в коллективе наших советников и специалистов в Луанде была откровенно плохой. В военной миссии, конечно, имелась оружейная комната, в которой хранились на случай командировок и "непредвиденных ситуаций" несколько десятков АКМ. Но что это для луандского "гарнизона", насчитывающего несколько сотен советников и специалистов? Капля в море. Поэтому негласно поощрялось "самоовооружение". Страна то воюющая. За годы вооруженного конфликта кто только не поставлял вооружение противоборствующим сторонам. Поэтому сплошь и рядом у ангольцев можно было встретить не только современные АКМ, но и португальские винтовки G-3, советские ППШ, ППД, немецкие "Шмайссеры" и другие "стволы" времен Второй мировой войны. В провинциях, особенно, где шли боевые действия, достать оружие особого труда не составляло, более того наши советники в "боевых бригадах" были "по штату" вооружены по полной выкладке. А вот в Луанде, сравнительно мирном городе, такая проблема существовала. Оставалась одна надежда на командировки. А поскольку вылетать в них приходилось часто, через год у нас с моим коллегой по работе в ангольских ВВС и ПВО Федором Жаворонковым образовался небольшой "арсенальчик". Федя, большой любитель всякой стреляющей экзотики, собрал в свою коллекцию исключительные редкости. Тут были и израильский "Узи" и английский пистолет-пулемет времен Второй мировой войны "Стерлинг", несколько моделей "Браунига", в т. ч. миниатюрный дамский.
Начало этому собирательству положил тот "Вальтер", который по завершению нашей миссии в Менонге Соарес подарил мне на память. Произошло это после совместного распития бутылки "Гавана клуб" и десятка непременных тостов "За кубино-советскую дружбу" и за спасение экипажа Ан-26. По словам кубинца, пистолет этот был захвачен у унитовцев, и поэтому ни за кем не числился. С ним я в дальнейшем не расставался все три года ангольской командировки. Лишь перед отъездом подарил его сотруднику политкомиссариата ВВС и ПВО - товарищу Бенту Армаду, не раз выручавшему нас в различных бытовых ситуациях. Между прочим, фамилия Армаду в переводе на русский означает "вооруженный". Потому после моего подарка сослуживцы Бенту стали в шутку называть его "Дуплу-Армаду" - "Вооруженный вдвойне".
Ситуация с оружием резко улучшилась лишь с приездом в Анголу в 1982 году нового главного военного советника генерал-полковника К. Я. Курочкина. При нем все коллективы советских советников и специалистов были обеспечены автоматическим оружием, в каждом округе появились мобильные узлы связи, обслуживыемые нашими солдатами (до этого связь осуществлялась только через ангольцев или кубинцев), улучшилась охрана мест проживания наших советников. А вот все "трофейное" оружие он приказал сдать.
А между тем на "вышку" наконец-то поступает сообщение от вертолетчиков. Там жарко. "Вертушки" при подходе к месту падения сбитого Ан-26 попали под обстрел, есть раненые. Значит, их ждали. Что-то не похоже на действия рядового унитовского подразделения. Партизаны обычно после "акции" быстро растворяются в "буше", или как говорят ангольцы "на мата". А тут засада. Шруб делает вывод: скорее всего, действуют южноафриканские наемники.
Военные советники или наемники?
Если бы меня и моих коллег, работавших в начале 80-х годов в Анголе, назвали бы "наемником", точно плюнули бы в лицо. Еще бы мы - "воины-интернационалисты", приехали, чтобы помочь становлению молодой, свободной республики, которую со всех сторон окружают враги. Вот на противоположенной стороне - там действительно наемники. За ФНЛА в 1975 году сражалось до трех тысяч португальцев, англичан, заирцев, французов. УНИТА португальцев не жалует, но в то же время охотно пользуется услугами южноафриканцев. Для действий внутри Анголы ЮАР вербовала "солдат удачи" во всех странах. В южноафриканской армии даже имелись отдельные части и подразделения, целиком сформированные из наемников, в основном темнокожих, батальон "Буффало", например.
Известна резолюция ООН, осуждающая наемничество. Если пользоваться ее определением, то "дикие гуси", "солдаты удачи" это граждане третьих стран, воюющие за одну из сторон с оружием в руках и получающие за это деньги. То есть люди без "родины, чести и совести". В этом смысле наемниками советских советников и специалистов, работавших в Анголе, Мозамбике, Сирии, Вьетнаме и многих других странах мира считать нельзя. Наше присутствие было четко идеологически и политически обосновано, а главное - мы находились на территории стран по приглашению их правительств, получивших международное признание.
Однако если задуматься не о политическом, а о профессиональном статусе, то, безусловно, на эту проблему, стоит взглянуть несколько по-другому. А была ли между нами большая разница? Чем, скажите, отличаются друг от друга гражданский французский техник, завербованный ФНЛА для обслуживания боевого вертолета "Аллуэтт", от советского авиационного специалиста, приехавшего по просьбе МПЛА для обеспечения полетов грозных Ми-24? И тот, и другой напрямую в боевых действиях не участвуют, только готовят машины к бою. В чем принципиальное различие, например, головореза-инструктора по рукопашному бою из команды Боба Денара, приглашенного Холденом Роберту от огромного, медведеподобного офицера-грушника, которого я как-то инструктировал в ГлавПУ СА и ВМФ перед отправкой в учебный центр АНК в Анголе? Его профессия была аналогичной: "научить ребят кидать ножики, лопатки, а то и голыми руками шею сломать".
Есть и еще один критерий - личное участие в боевых действиях. Несмотря на то, что советским советникам пехотных бригад ФАПЛА до 1987 года в период непосредственного огневого контакта с противоборствующей стороной было предписано находится только на командных пунктах, многие нередко оказывались на передней линии огня. Так произошло, например, в августе 1981 год, когда южноафриканские войска вторглись в пограничную провинцию Кунене и окружили части 11-ой бригады ФАПЛА под городом Онджива.
Советские советники, переводчики, находившиеся в боевых порядках приняли бой наравне со своими подсоветными. Причем многие были ранены, несколько офицеров погибло, а прапорщик Николай Пестрецов попал в плен. Он провел в южноафриканской тюрьме почти полтора года и только в ноябре 1982 года был возвращен на Родину в обмен на сбитого юаровского летчика. В результате этого боя погибли и две женщины - жены советников, находившиеся в городе. После этого трагического случая женам советников и специалистов было категорически запрещено находиться южнее города Лубангу.
Принято считать, что у наемничества есть своя идеология, которая заключается приблизительно в следующем. Наемник-профессионал не имеет ни родины, ни политических взглядов и продает свое мастерство тому, кто больше заплатит. Если это и верно, то лишь отчасти. В Анголе, например, в рядах ФНЛА под руководством бывших португальских офицеров полковника Каштру и капитана Бенту собралось около 200 белых ангольцев, не португальцев, заметьте, а людей, родившихся в Анголе и считавших ее своей единственной родиной. По большей части это были офицеры колониальной армии, в задачу которых входило обучение солдат ФНЛА. Все они получали за работу, как тогда писала правительственная ангольская "Жорнал ди Ангола" "грязные деньги американского ЦРУ" (это абсолютно доказано, именно ЦРУ финансировало ФНЛА и УНИТА). Кстати, суммы были не слишком велики, где-то около тысячи долларов на брата. Но многие из этих людей искренне любили свою родину, хотели видеть ее процветающей и независимой. Всех их без разбора причисляли к наемникам.
Но ведь и советские военные советники и специалисты работали в Анголе и других странах не бесплатно. В Анголе, например, советник зарабатывал около тысячи долларов, а специалист и переводчик от 600 до 800 долларов. Я, как старший переводчик ВВС и ПВО, ежемесячно расписывался в ведомости за 750 долларов. Принято было считать, что платила нам ангольская сторона. Но позже выяснился интересный факт: советники и специалисты, работавшие за рубежом по большей части финансировались из кармана собственного народа. СССР выделял кредит за кредитом, долги росли. Сегодня долг одной только Анголы России составляет несколько миллиардов долларов.
Может дело не в сути, а в терминологии? В сущности самого слова "наемник"? Это, кстати, прекрасно поняли американцы, когда разворачивали свою программу помощи ФНЛА и УНИТА. Тогдашний представитель ЦРУ в Анголе Джон Стоквелл свидетельствует, что его руководство категорически запретило в переписке и разговорах упоминать слово "наемник", и предписало употреблять вместо него термин "иностранный военный советник".
Но шел 1980 год, и над разницей в терминах тогда не очень задумывались. Важнее было другое: тогда в Менонге мы впервые из советских столкнулись с людьми столь близкими нам по профессиональному статусу, но воевавшими на противоположенной стороне.
О Наших пишут! Знай Наших! Гордись Альма Матер и Собой!!!
ДЕНЬГИ ТВ НЕ ПАХНУТ
Gallup Media решили контролировать после совещания в Кремле
Наталья Ростова
Последние два года телевизионное сообщество России бурлит, обсуждая живейший вопрос: кто и на основе каких методик должен составлять рейтинги телепрограмм? Каждый недостающий или лишний процент в телерейтинге - это потерянные или приобретенные сотни тысяч рекламных долларов. Несмотря на ожесточенную критику, монополистом на рынке медиаисследований остается компания TNS/Gallup Media. О том, каковы принципы сегодняшней работы этой компании в России, и о перспективах развития рынка исследований "НГ" рассказал директор по телевизионным измерениям, заместитель гендиректора TNS/Gallup Media Александр Костюк. Костюк Александр Владимирович. Родился в 1972 г. В 1994 году закончил Военный институт иностранных языков (нынешняя Академия экономики, финансов и права), факультет международной журналистики. С 1994 по 1996 г. работал в рекламном агентстве "Интервид" менеждером и медиа-плэнниг-директором. В 1996 г. пришел в Gallup Media на должность директора проекта "ТВ индекс". Создавал службу телевизионных измерений, которую в дальнейшем и возглавил. Женат, дочери 4 года.
-ВСЕ ЛИ каналы ориентируются на ваши данные по рейтингам?
- Да, практически все каналы, так как это реальный рабочий инструмент. Однако в регионах никто не продает рекламу по пунктам рейтинга, потому там нет потребности в рейтингах. Альтернатива такая - либо продавать рекламу по нашим рейтингам, либо по прайс-листам, когда рекламодатель платит за одну минуту эфирного времени. Например, рекламодатель "Мебели на Кутузовском" вряд ли заинтересуется пунктами рейтинга. Он истратит условные 10 тысяч долларов и организует 50 рекламных выходов в своей любимой передаче. Однако при спланированных рекламных кампаниях, конечно, в расчет берутся наши рейтинги.
- Что вы можете сказать о Медиакомитете, идея создания которого появилась в начале этого года?
- Создание Медиакомитета - великолепная идея, которую мы всячески приветствуем. Это единственный способ регулирования монополии, которой мы сейчас и являемся.
Может быть, это звучит глупо, что мы приветствуем инструмент, который нас же самих и регулирует... Но иначе будут бесконечные скандалы, как те, что мы наблюдаем с конца 1998 года, когда мы стали монополией. Однако как не может быть два Центральных банка в стране и двух валют, не может быть и двух систем рейтинга. Наша монополия - естественная.
В цивилизованном мире существуют следующие схемы контроля. Лучшая из них - Объединенный индустриальный комитет (ОИК), в который входят представители телеканалов, рекламодатели и рекламные агентства. Они решают, какие измерения им нужны, и делают заказ исследовательской компании, потому претензий по поводу стратегических решений исследовательской компании не возникает. Правда, поскольку в ОИК должны участвовать все, процесс выработки решений - чрезвычайно долгий. Самый известный, успешный ОИК - это английский British Audience Research Board, по документам которого функционируют почти все исследовательские компании. Вторая форма - это Медиакомитет наподобие существующего в Германии и Австрии. Что в нем плохо? Музыку заказывают телеканалы, а рекламодатели (РД) и рекламные агентства (РА) туда не входят. Это повод для скандала и естественного выражения возмущения РД и РА. Ведь они оплачивают услуги исследовательских компаний, но почему-то не допущены до самого процесса выработки решений. Это может привести к тому, что каналы решают, какую информацию давать агентствам, а какую не давать.
- Но ведь идея создания ОИК в России существовала?
- Да, такая идея была, но умерла она вместе с кризисом. Участники процесса кого-то вовремя не пригласили, кто-то решил саботировать... Хотя был достаточно справедливый подход, правила и все принципы, которые планировалось создать, были английского формата.
- Есть ли еще какие-то типы организации Медиакомитета?
- Да, третий тип представляют США. Это как бы ОИК, не взявший на себя функцию платящего за исследования при существующем инициативном исследовании. Это то, что есть у нас сейчас, то, чем занимается Gallup Media. Мы с муками собираем по рынку деньги на исследования. Наши решения, несмотря на то что мы их всегда согласовываем, все время вызывают раздражения телеканалов, так как мы выступаем рефери, судьей. Когда чьи-то рейтинги оказываются ниже того, что ожидалось, виновным в этом оказывается тот, кто этот рейтинг произвел.
Коммерческая часть рынка - маленькие каналы, которые зарабатывают исключительно на рекламе, не могут позволить себе роскошь не использовать данные, которые мы даем, и абсолютно точно понимают технологию. С большими каналами дело обстоит так: чем меньше коммерческая составляющая, тем больше политическая.
- Чем же вас так радует Медиакомитет?
- Если он будет выполнять все те функции, которые ему свойственно выполнять по своей природе - регулировать вопросы измерений, финансирования проекта, решения методических вопросов, - мы будем счастливы! Мы фактически получаем госзаказ, один индустриальный контракт, когда не нужно иметь 38 различных контрактов и выезжать к каждому заказчику за деньгами, со слезами умоляя вернуть их. Все расходы открыты. Все просто великолепно!
Медиакомитет создается для контроля телеизмерений, а измерения вот уже в течение трех лет проводим мы, поэтому мы, по крайней мере на первом этапе, выступаем подрядчиком Медиакомитета. Кроме того, наш телевизионный рекламный рынок пока далек от совершенства. Он только начал демонстрировать устойчивый рост, и смена подрядчика сейчас может привести к катастрофическим последствиям. Нужно понимать, что это не судьба какой-то отдельно взятой компании, а компании, которая реально воздействует на весь рынок.
- Кто сейчас входит в Медиакомитет?
- Входят отнюдь не все каналы, что меня очень удивляет. Входят ОРТ, РТР, ТВ-6, ТВЦ, "Культура", Минпечати, Российская асоциация рекламных агентств. Из-за конфликта на НТВ не уверен, вошел канал в комитет или нет, но их представитель всегда участвовал в заседаниях.
Каналы СТС, Ren-TV, МузТВ, MTV и все остальные там не участвуют, природы этого явления я не знаю, и меня это, честно говоря, расстраивает. Потому как малые каналы наиболее плотно работают с нашими данными. Понятно, что потерять один процент рейтинга на ОРТ и на СТС - это две очень большие разницы. Однако не знаю, происходили ли заседания Медиакомитета с момента смены властей на ТВ-6 и на НТВ. Насколько я знаю, нет.
- Как руководство федеральных телеканалов отнеслось к идее создания Медиакомитета?
- Они все участвовали в этом процессе. Насколько я знаю из прессы, на первом заседании присутствовали первые лица каналов, подписывали учредительные документы. На первом этапе были совершенно объективные вспышки агрессии, но этого не может не быть, потому что мы действуем в монопольной ситуации. Многие пытаются искать за этим либо коммерческую, либо политическую подоплеку.
Любимая сплетня про нас - та, что наша деятельность регулируется группой компаний "Видео Интернешнл" ("ВИ"). Потому те каналы, у которых на тот момент были нехорошие отношения с "ВИ", естественно, говорили про нас, что "по заказу "Видака" они сделали нам маленький рейтинг". С этим бессмысленно и невозможно бороться. До тех пор пока не будет работающего Медиакомитета, эти сплетни будут активно муссироваться. И в этой роли будет не "ВИ", а кто-то еще. Например, на заре нашего создания в 1997-1998 годах нам же приписывали, что нас купил МОСТ-банк. Мол, откуда у маленькой компании деньги на исследования? Следовал ответ - купил МОСТ-банк. И как доказательство следовало - у НТВ большие рейтинги. При обвинении идея формулировалась так: рейтинги НТВ слишком большие для НТВ.
После того как в 1999 году "ВИ" и МОСТ-банк разошлись (канал создал собственную службу продаж "Смарт-медиа", которую возглавляет Ольга Барская, а до того времени "ВИ" был партнером НТВ), никто не обратил внимания на то, что никто из них не прервал с нами отношений. Ведь, если бы мы были нечисты на руку, кто-то из них обязательно бы знал об этом.
Прошло время, эта история забылась... А поскольку "ВИ" практически контролирует всю ситуацию на рекламном рынке, все говорят: "Гэллап" у них под каблуком". Рациональные аргументы здесь не важны, ведь всем известно, что Россия - родина слонов.
- А были ли те, кто выступал против комитета?
- Насколько я понимаю, поначалу против выступало НТВ. Все остальные каналы учредительные документы подписали.
- Идея случайно не в Кремле обсуждалась?
- Нет, в Минпечати. Но одной из вероятных причин создания Медиакомитета было как раз совещание у Путина в середине января, на котором присутствовали редактора СМИ. И когда президент спросил: "На что жалуетесь?" - заодно пожаловались на нас.
- Кто?
- Начал это господин Пономарев, в то время гендиректор ТВ-6. Естественно, стенографии разговоров не публиковались, потому что он говорил конкретно, не очень понятно. Условно претензии формулировались так: есть компания, на основании рейтингов которой делятся рекламные деньги... Нужно бы разобраться, что там она себе меряет... Его поддержал господин Попцов с ТВЦ. На основании этих заявлений президент дал задание разобраться. Слава богу, что реакцией на это стало создание Медиакомитета, а не маски-шоу какие-нибудь или приказания закрыть компанию. В этом смысле можно считать, что легко отделались. На следующий день нам позвонил Лесин и рассказал, что будет создаваться инструмент регулирования вашей деятельности как реакция на поручение президента.
- Вас обвиняют в том, что ваша выборка не репрезентативна.
- Да, можно основываться на том, что выборка в 40 городах - это мало, посмотрев в небо и задумавшись о том, что Россия - большая. Это понятно, потому как каждый человек чувствует себя экспертом - каждый человек, приходя домой, смотрит телевизор. Но это иллюзия, телевизионная аудитория и телепроцесс - очень сложные явления. На самом деле 40 городов - это достаточно. Исходя из американских стандартов мы проводим исследования в зависимости от населенности городов. Сейчас мы репрезентируем Россию в городах с населением 400 тысяч и более, с января следующего года мы значительно увеличим выборку - начинаем измерять города с населением в 100 тысяч и более. Возможно, когда-нибудь дойдем до деревни. Мы репрезентируем население от четырех лет и старше. Таких в России - 65 миллионов человек, а городов таких порядка 170, но нам нет необходимости присутствовать во всех них... Как говорят американцы, для того чтобы понять, каков вкус супа, необязательно съедать всю кастрюлю, достаточно взять половник. Никого ведь не смущает, что рейтинги президента, которые во время предвыборных кампаний публикуют в газетах, формируются на основании выборки, состоящей из 1,5 тысячи человек, а репрезентируют они 148 миллионов.
- Каким образом Медиакомитет будет платить за ваши исследования?
- Я не знаю. На самом деле, логичная схема, когда комитет собирает деньги каналов или в случае ОИК с рекламодатетелей и РА. Уж государство за исследования не платит никогда. Думаю, просто нереально объяснить Госдуме затраты на какую-то абстракцию, называемую "рейтинг", который помогает рекламодателям, этим акулам капитализма...
- Но ведь есть и госканалы?
- Как сам канал получает финансирование, нас вообще не интересует. Продается реклама на РТР? Нужны им данные по рейтингам? Значит, есть у них с нами контракт. Какими деньгами они с нами расплачиваются, не важно. Деньги не пахнут. Шутка
