|
|
От
|
Vatson
|
|
|
К
|
All
|
|
|
Дата
|
13.12.2001 13:12:51
|
|
|
Рубрики
|
WWII; 1941;
|
|
Воспоминания немецкого ветерана
Ассалям вашему дому!
Прошу прощения за некоторую лиричность и малую информативность, но это не для историков писано. Но может кому интересно будет
ГЕРМАНН ВИЦЕДУМ: «НО Я ВЕРНУЛСЯ С ТОГО СВЕТА»
Собкор ИД «Провинция» Виктор Хотеев
13 декабря, КАЛУГА. Когда пал советский железный занавес, ветеран вермахта Германн Вицедум пять раз совершал путешествие из баварского местечка Роттендорф в Калугу. Несколько раз мне довелось сопровождать его в качестве переводчика по местам былых боев. С тех пор регулярно переписываемся, созваниваемся по телефону. На днях я напомнил ему, что 30 декабря Калуга отметит 60-летие освобождения от немецко-фашистских захватчиков, и за одно поинтересовался, почему именно наш город постоянно влечет ветерана, хотя оккупантом в нем он был всего три дня.
«Это труднообъяснимое чувство, - ответил он. - Наш пехотный 163-й полк с 8 по 12 октября участвовал в боях под Вязьмой. Постоянно шли дожди, техника буксовала, и ее нам на руках приходилось вытаскивать из грязи. Однажды за 12 часов мы преодолели всего 14 километров. Ко всему этому добавлялось постоянное чувство голода, поскольку кормили нас из рук вон плохо. Хорошо помню, как на 32 человека делили одну буханку хлеба. Все мечтали поскорее попасть в Калугу, где уже стояли наши войска. В нее мы въехали со стороны Оки уже вечером, и сразу попали на большую площадь, загроможденную разбитой техникой. Не знаю почему, но уже в октябре 1941 года я загадал: если переживу эту страшную войну, то снова вернусь в этот город. Мы разместились в школе, где было тепло, но уже 31 октября нас, радистов, погрузили на вокзале в товарный вагон и отправили в сторону Ферзикова…»
Свой первый поход в Россию двадцатилетний уроженец Нюрнберга совершил 60 лет назад, дрожал при сорокаградусных морозах, прятался от пуль и снарядов, был ранен. Воспоминания о том походе он изложил в форме солдатского дневника, отдельные страницы которого подарил мне. Мелькают даты, названия полков, частей, подробности боев, количество потерь... Все описано с немецкой педантичностью, но по-солдатски скупо, без эмоций. И только в записи за 6 января 1942 года пробивается что-то личное, сокровенное:
"Под вечер мы вошли в деревеньку Сицкое, пытаясь найти там ночлег. Наше положение здесь недалеко от Юхнова в Калужской области было очень уязвимо. В последнее время немецкие войска постоянно попадали в опасные ситуации. Русские несколько дней назад с юга большими силами прорвались в этом направлении до самой железной дороги и тем самым перерезали снабжение всей 4-й сражающейся армии бензином, продовольствием, запасными частями и прочим материалом. Так подтвердился слух, передаваемый солдатами из уст в уста: Иван перерезал под Юхновом железную дорогу.
Макс Шнайдер, я и еще четверо солдат искали ночью в разрушенной деревеньке Сицкое прибежище. Нашли его на двухметровой глубине картофелехранилища. В нем пахло мерзлой картошкой, а стены покрывал иней. Здесь мы поселились и наверстывали потерянный в предыдущей ночи сон.
Свою радиостанцию я установил за стеной полуразрушенного крестьянского кирпичного дома. Снег вокруг был бурым от попадания в стену снарядов и пуль. Особенно тяжкое впечатление произвела на нас гибель одного немецкого солдата. Мы отнесли его на перевязочный пункт. И он тихим и прерывающимся голосом произнес фразу, которую я запомнил на всю жизнь: "Скажите моей мамочке, что я умер с верой в Иисуса Христа". Я задумался, а какой будет моя предсмертная мысль или просьба? Во всяком случае, когда мне было особенно тяжело, я думал о родине, о доме и маме. Самые дорогие воспоминания согревали душу и давали силы преодолевать трудности. Я надеялся также на милость Божию. Там, в бункере, у нас было много времени для того, чтобы подумать о смысле жизни..."
Позднее Вицедум рассказал еще один эпизод из своей фронтовой биографии, который не посчитал нужным включить в дневник. Но он мне кажется очень важным, чтобы понять чувства и мысли маленького человека - одного из множества винтиков огромной военной махины-вермахта. Теперь уже по памяти воспроизвожу этот рассказ:
" 11 августа 1942 года под городом Жиздра я был тяжело ранен в руку, ногу и голову. Кровь застила глаза. Стоял прекрасный августовский день, а я лежал в высокой траве у самой воды и ждал смерти. Время от времени раздавались выстрелы: это русские снайперы добивали оставшихся на поле боя немецких раненых воинов. Я прикинулся мертвым, и долгие часы пролежал, боясь шевельнуться. С нетерпением ожидал ночи, и она
пришла, тихая, теплая. Осторожно начал подниматься, чутко прислушиваясь и оглядываясь по сторонам. И вдруг почувствовал запах махорки. В нескольких десятках метров от меня, прислонившись к дереву, сидел русский солдат, пряча окурок в ладонях. Я снял залитые кровью очки, и тут одно стекло выпало почти беззвучно в воду. Опустившись на колени, долго шарил рукой среди травы. Мне повезло: я не только нашел стекло, но и удачно вставил его обратно в оправу. Затаив дыхание и боясь наступить на сучок, осторожно пополз в сторону от сидевшего вблизи русского солдата. Часов в пять утра услышал в лесочке перестук алюминиевых кружек и запах кофе. Так греметь могли только наши кружки, и запах кофе тоже был свой. Кричу:
- Не стреляйте! Я немецкий солдат.
-.Ты откуда?
- С фронта.
- Как зовут?
- Германн Вицедум.
- Так тебя уже списали с довольствия.
Но я вернулся с того света. Через речку Рессета был мостик, хотел перейти по нему, но мне вдруг стало совсем плохо, и я прилег на траву. Через несколько минут на мостик въехала фура с термосом для кофе. И надо же такому произойти: снаряд, выпущенный русскими, попал как раз в эту повозку. Я прикинул, если бы не прилег от боли, то как раз оказался бы на мостике в момент попадания в него снаряда".
Войны, как известно, начинают политики, а страдают от них простые люди. Но кого могли волновать страдания простого немецкого солдата, который был призван лишь беспрекословно подчиняться и безропотно умирать. Да и наши книжные полки ломятся от мемуарной литературы, оглушающей громом победных литавр, лязгом гусениц тысяч танков, грохотом орудий, криками "Ура!", миллионами трупов. Это все оглушает и отупляет. За всем этим боль одного-единственного русского солдата как-то не ощущается совсем.
Вот почему искреннее сочувствие у меня вызывают, трогают душу, по-доброму, без прикрас рассказанные истории о житье-бытье и чувствах простого немецкого солдата на войне.
Немцы и мы - этот вопрос меня волнует с детских лет. Двоюродный дед по материнской линии воевал с немцами в первую мировую, попал в плен и сидел в концлагере. Возвратившись домой, долго делил за обеденным столом хлеб на пайки, чем несказанно изумлял односельчан. Мой отец воевал в коннице генерала Доватора, дошел до Берлина. А я с интересом изучал язык Гете, обучал ему ребятишек в школе и постоянно встречался с немцами у нас и в Германии. Вот так странно распоряжается нашими народами судьба, то разводя в разные окопы, то сводя за дружеским столом.
В один из приездов Германна Вицедума мы посещали в Юхновском районе деревеньки Сицкое, Лазино, Карпово, Барсуки и другие. Во время войны почти все они были сожжены фашистами, а жители угнаны в Германию. Эти деревеньки так до сих пор не оклемались, разруха и запустение царили в них. Посещая самые ветхие и бедные избы, ветеран вермахта вручал их владельцам солидные, на мой взгляд, суммы денег. Их принимали с благодарностью. Самое удивительное, но никто из сельчан, кто прошел войну и даже потерял на ней своих родных и близких, не высказывал ненависти или неприязни к бывшему немецкому солдату, напротив, многие были весьма приветливы с ним.
Сегодня вспоминаю, и не могу осознать, то ли с горечью, то ли с удовлетворением обронил Вицедум фразу о том, что его старший сын - пацифист, отказался служить в бундесвере. Я так думаю, что это во многом произошло и под влиянием отца...
Пацифизм - от латинского слова "умиротворяющий". Казалось бы, что плохого делает тот, кто стремится умиротворить враждующих и воюющих? АН, нет, по интерпретации Словаря иностранных слов, изданного еще в советское время, пацифизм - это буржуазное общественное течение, выступающее с пассивной проповедью мира. И не дай Бог, если этим займется вдруг кто-то на войне, где царствует ненависть. Ты убиваешь из страха, что убьют тебя, и нет ненавистней человека, который желает лишь одного - твоей собственной смерти. Писатель Генрих "Бель писал:
«Увековечить бы в наших детских хрестоматиях всех тех, - а им несть числа, - кто повинен в почетном преступлении, отказавшись принять смерть, только чтобы не убивать и не разрушать".
Но многим ли хватает сил противостоять холодным волнам судьбы и попытаться самостоятельно выплыть на спасательный берег?.. Как могли противиться жестокому потоку одурманенные гебельсовской пропагандой мальчишки, для которых и сама война представлялась частью какой-то суровой и необходимой игры, игры в настоящего мужчину, героя, готового по первому зову фюрера сложить свою голову за фатерлянд?
Именно так я и воспринимаю сегодня тогдашнее положение моего старого друга господина Вицедума, который давно уже закончил свою войну, но память о ней и сегодня бередит его душу. 22 июня нынешнего года ветерану исполнилось 80 лет, и он уже не решается на далекое путешествие в Россию. Но меня всегда радует, когда дома или на работе раздается звонок из Роттендорфа, и я слышу знакомый голос человека, судьбу которого так близко принял к сердцу.
Будьте здоровы!