|
От
|
БорисК
|
|
К
|
Юрий Житорчук
|
|
Дата
|
22.05.2010 09:41:32
|
|
Рубрики
|
WWII; 1941;
|
|
Re: Вопрос БорисуК...
>А, ведь похоже, что Жуков намеренно исказил время начала немецкого вторжения. Итак, Жуков пишет:
>Ведь если бы Жуков написал, что сообщения о бомбардировках советских городов к нему начали поступать в 4.20-4-30, как это и следует из оперсводок, то Сталин, разбуженный звонком Жукова, никак не мог быть в своем кремлевском кабинете в 4.30 утра. Для этого ему было нужно время порядка часа. Это полностью согласуется с записью в журнале приема посетителей Сталиным 22 июня – приход Молотова, Берия, Тимошенко, Мехлиса и Жукова зафиксирован в 5.45.
>Однако к моменту входа Жукова в кабинет Сталина Молотов уже встретился с немецким послом и вопрос о том, с чем мы имеем дело: провокацией или агрессией - уже перестал существовать, поскольку немцы в 5.30 объявили нам войну.
>Конечно, со временем начала совещания 22 июня маршал в своих «Воспоминаниях и размышлениях» вновь мог «случайно» описаться, но вот начать разговор со Сталиным до прихода Молотова с приема Шуленбурга Жуков ну никак не мог. А это в свою очередь означает, что все приписываемые Жуковым Сталину слова относительно того, что мы якобы имеем дело с очередной немецкой провокацией, не более чем напраслина, рожденная во времена разоблачения культа личности.
Трудно сказать наверняка, намеренно это было сделано или нет, но у Жукова все времена, касающиеся действий сухопутных войск утром 22 июня, действительно смещены на час. Интересно, что при этом с флотом у него все нормально. Но называть описание Жуковым событий утра 22.06.41 напраслиной не следует. Просто его сценарий не совсем точен. Когда Жуков и Тимошенко приехали в Кремль в 5.30, их, скорее всего, просто не пустили в кабинет Сталина, а заставили ждать возвращения Молотова со встречи с Шуленбургом. Эта встреча как раз началась тоже в 5.30. А когда Молотов появился, они все вместе вошли в кабинет к Сталину в 5.45. Т.е., Сталин действительно не хотел признавать, что идет война, а не разыгрывается провокация, пока не получил от немцев ее официальное объявление.
>Т.е. теперь Вас надо понимать, что при разговоре с Кузнецовым вечером 21 июня Жуков вполне мог санкционировать применение оружия, не спрашивая при этом разрешения Сталина?
При разговоре с Кузнецовым вечером 21 июня Жуков уже получил от Сталина одобрение на действия, предусмотренные Директивой №1.
>А определять с чем КА столкнулась, с провокацией или нападением должен был не Сталин, а Жуков совместно с Тимошенко. С этим Вы тоже согласны?
Определять должны были Жуков с Тимошенко, но при этом они прекрасно понимали, что в случае ошибки в этом определении им было бы не сдобровать.
>Это значит, что Жуков в своем докладе 1956 года сознательно говорил неправду, когда утверждал, что якобы:
>«До 6 часов 30 мин. он (Сталин, - Ю.Ж.) не давал разрешения на ответные действия и на открытие огня, а фашистские войска тем временем, уничтожая героически сражавшиеся части пограничной охраны, вклинились в нашу территорию, ввели в дело свои танковые войска и начали стремительно развивать удары своих группировок».
Почему же сознательно говорил неправду? Просто он так трактовал события, и у него были на это основания. Скажем, Директива №2 была принята даже еще позже, в 7.45.
>И в чем конкретно в случае с Севастополем выразился этот вред, не подскажите?
В случае с Севастополем все обошлось благополучно, а на сухопутном фронте было гораздо хуже. А ведь исход войны между Германией и СССР решался на суше, а не на море.
>Нанесла ли формулировка Директивы №1 о провокациях вред в боях приграничной зоны? Реально нет, поскольку просто не успела дойти до войск.
Вот именно, что главный ее вред заключался как раз в том, что войска на границе на направлении главного удара немцев ее не получили. И немецкое нападение застало их врасплох.
>Тем не менее, в боевом донесении № 001/оп Минск 22.6.41 4.20 в Генштаб Климовских докладывал:
>«Пятое. Приказано поднять войска и действовать по-боевому».
>Заметьте, этот приказ был отдан в 4 часа 20 минут! Так что никакого влияния формулировки о провокациях на реальный ход боев не прослеживается, и не надо из них делать страшилку.
Этот приказ был отдан уже после начала немецкого нападения.
>Однако здесь надо бы вспомнить о Иссорсоне и о позиции ГШ в вопросе начальном периоде войны. Вы в своей книге об этом писали, но при анализе первых дней войны об это важнейшем факте почему-то напрочь забыли, хотя без него просто невозможно понять причин катастрофы, постигшей КА в первые дни войны.
>Ведь по представлениям ГШ о начальном периоде в первые дни войны не могли происходить крупные боестолкновения с противником, поскольку сосредоточение противника в непосредственной близости от границы должна была бы выявить разведка. А этого выявлено не было. Ведь из 53 дивизий, переброшенных к нашим границам в течение месяца до начала войны, наша разведка усмотрела только 14 дивизий. Т.е. в явном виде проморгала сосредоточение и развертывание вермахта.
Советская разведка накануне войны как раз практически совершенно точно определила боевой состав немецкой группировки на советских границах. Я Вам об этом уже рассказывал, неужели забыли? Больше того, она даже исправила свое предыдущее преувеличение этого состава. И это несмотря на кровавую баню, которую ей устроили перед войной, причем свои же. Так что к разведке в этом отношении претензий нет и быть не может, да их ей тогда и не предъявляли. Вина в катастрофе, постигшей КА в первые дни войны, лежит на высшем руководстве страны, и прежде всего – политическом руководстве. Знаете, кто был тогда высшим политическим руководителем СССР?
>Поэтому и ГШ, и Сталин считали, что 22 июня немцы только начнут свое развертывание и при этом немецкая авиация предпримет попытки сорвать сосредоточение наших дивизий, а ограниченные силы первого эшелона немецких войск попытается захватить плацдармы, необходимые для организации последующих ударов по нашей территории.
>А поскольку крупных сражений в первые дни войны не ожидалось, то не ожидалось и крупных потерь. В реальности же все было совсем по-другому. И вина в этом стратегическом просчете полностью лежит на ГШ.
ГШ в СССР никакой самостоятельности не имел, он только обслуживал интересы и пожелания высшего руководства. Очень показателен пример планирования финской войны. Когда разработки Шапошникова не понравились Сталину из-за слишком больших требований к силам и срокам, его отстранили от этого дела. Больше того, даже не предупредили о начале войны, он в это время был в отпуске. А составить план операции приказали Мерецкову, который должен был исходить из совершенно нереальных сроков. Но когда партия сказала "надо", Мерецков ответил "есть", и спланировал войну именно так, как от него хотели. Суровая действительность очень скоро доказала нежизнеспособность этих планов, но Мерецкова, продемонстрировавшего свою способность к "чего изволите", Сталин заметил и запомнил. И когда Шапошников еще раз не угадал, чего от него хотят, и составил оперативный план, исходя из того, что главный удар немцев последует в центре, а не на юге, как это полагал Сталин, его тут же сняли с работы, а на его место поставили того же Мерецкова. А потом и его заменили на Жукова, который не имел соответствующего образования, ни общего, ни военного. Больше того, у него не было вообще никакого опыта штабной работы и никакого желания ею заниматься. Знаете, кто устраивал все эти перетасовки? Знаете, из-за кого выбор людей для этих перетасовок оказался очень ограниченным? Знаете, кто в СССР принимал стратегические решения? Вот на этом человеке и лежит полная вина в стратегических просчетах, которые привели к проигрышу пограничного сражения и всем последствиям этого проигрыша.
С уважением, БорисК.