От А.Погорилый Ответить на сообщение
К Samsv Ответить по почте
Дата 17.09.2008 13:24:58 Найти в дереве
Рубрики WWII; Политек; Версия для печати

Г. С. Надысев "На службе штабной."

Издание: Надысев Г. С. На службе штабной. — М.: Воениздат, 1976.
Книга на сайте: http://militera.lib.ru/memo/russian/nadysev_gs/index.html
===
Имя маршала Жукова известно не только в нашей стране. Не мне судить о его таланте военачальника и давать оценку операциям, проведенным войсками различных фронтов под его руководством. Я хочу сказать о другом. Многие характеризуют Г. К. Жукова лишь как властного, [199] крутого нрава человека, не раскрывая других его черт. И напрасно!

Георгий Константинович был действительно суров, но в то же время справедлив и заботлив по отношению к подчиненным. Требовательный, непримиримый к недостаткам, он ждал от подчиненных только правдивых докладов о событиях, какого бы характера они ни были, так как не терпел лжи и обмана. Человек исключительного трудолюбия, он работал, не щадя себя, и того же требовал от других. Тех, кто ревностно относился к воинскому долгу, уважал, высоко ценил.
===

Далее он приводит ряд эпизодов из совместной с Жуковым службы (в предпоследней и последней главах).
Надысев был начштаба артиллерии 1 БФ когда Жуков там был командующим.

===
Не могу не рассказать того, что сохранила память о полководце, так много сделавшем для победы над врагом.

Начну с его отношения к артиллерии. Ее роли в операции он придавал решающее значение, не без основания считая, что только артиллерия способна мощным, массированным огнем нанести наибольший урон противнику и тем самым предельно сократить потери как в живой силе, так и в технике во время прорыва и развития наступления.

Поэтому при разработке плана операции маршал требовал от командующего артиллерией фронта предельной концентрации артиллерийских средств на направлениях главных ударов, решительного привлечения для этой цели артиллерии из соединений вторых эшелонов и даже резервов фронта. При этом он добивался создания не только большой плотности артиллерии, но и максимальной плотности ее огня на решающих участках прорыва, высокой эффективности и постоянно напоминал о необходимости поиска новых форм ее боевого применения.

К штабу артиллерии фронта Г. К. Жуков относился с большим доверием и полностью полагался на наш опыт и знания. Я отчетливо помню несколько личных встреч с Георгием Константиновичем и хочу рассказать о них, чтобы читатель увидел его таким, каким он был в рабочей обстановке фронтовых будней.

Однажды в период Висло-Одерской наступательной операции маршал Жуков вызвал меня к себе. Не зная причины вызова, я вооружился всеми данными, чтобы ответить на любой вопрос. Шел и напряженно думал: о чем может идти речь и чего мы еще не сделали? Откровенно признаюсь, готовился к трудному разговору. Обстановка [200] была сложная: фронт сильно растянут, в тылу наших войск остались группировки противника, не была взята крепость в Познани, тревожило и многое другое. Так что ожидать можно было самых неприятных вопросов. Но страхи мои оказались напрасными. Маршал встретил меня приветливо, поздоровавшись, усадил за свободный стол.

— Есть ли у вас сведения о наличии боеприпасов в войсках и на складах? — спросил он.

— Так точно, есть все данные, — ответил я. А про себя подумал, что с этим правильнее было бы обратиться к начальнику артиллерийского снабжения фронта.

— Так вот, садитесь и пишите мотивированную шифровку Верховному, сколько боеприпасов еще необходимо фронту.

У меня не было с собой книги шифровок, и я доложил об этом.

— Ничего, — услышал в ответ, — возьмите отдельные листы.

Суть вопроса была ясна, но я не знал, в каком тоне пишется шифровка лично Верховному Главнокомандующему. Прежде этого делать не доводилось.

Маршал работал за своим столом, а я мучился за своим. Наконец, испортив несколько листов, я, волнуясь, положил мое творение перед командующим. Он очень внимательно прочитал документ и сказал:

— По существу все правильно. Вот только тон шифровки, товарищ Надысев, не совсем верный. Вы обращаетесь не к кому-нибудь, а к Верховному Главнокомандующему, значит, и тон должен быть иным. Он не должен звучать как требование. Следует показать, как обстоит у нас дело с боеприпасами, привести наш расход и соображения о потребностях фронта. Верховный сам поймет, что боеприпасы действительно очень нужны, и отдаст необходимые распоряжения.

После такого разъяснения мне уже нетрудно было переделать шифровку, и она без исправлений была подписана.

Или другой пример. За Висло-Одерскую операцию командующий артиллерией фронта представил меня к правительственной награде, но в наградном листе не указал, к какой именно, полагая, видимо, что это должен решить маршал Жуков. Просматривая наградной лист, маршал написал на нем: «Орденом Суворова 1-й степени». На [201] замечание начальника отдела кадров фронта, что по статуту полководческий орден Суворова 1-й степени начальнику штаба артиллерии фронта не положен, маршал ответил: «Он его заслужил». Об этом эпизоде мне рассказал генерал Казаков.

И мне вспомнилось, что Жуков обратил внимание на работу нашего штаба еще до вступления в командование 1-м Белорусским фронтом. Будучи представителем Ставки на нашем фронте во время подготовки и проведения Бобруйской операции, он наблюдал, как работают офицеры нашего штаба в войсках; не раз, находясь на ВПУ фронта, маршал заслушивал доклады и соображения начальников оперативного и разведывательного отделов штаба артиллерии фронта. И когда прорыв вражеской обороны на бобруйском направлении был успешно завершен, он предложил генералу Казакову представить Курбатова и Левита к награждению орденом Красного Знамени. Были награждены и другие офицеры нашего штаба, хорошо проявившие себя в войсках, — Сапков, Крышовский, Пышкин и еще несколько человек.

...Памятен и такой случай. В отсутствие Казакова маршал вызвал меня для решения очень сложного вопроса. Это произошло уже после Висло-Одерской операции, когда шесть наших армий были повернуты на север для разгрома сильной померанской группировки немцев, угрожавшей открытому правому крылу нашего фронта. Указанные армии имели крайне ограниченное количество боеприпасов, что-то не более 0,2–0,3 боевого комплекта. Положение было угрожающим. Вот в такой обстановке маршал потребовал, чтобы я срочно доложил, где взять боеприпасы для армий, действующих в Померании.

Мне было ясно, что обычный путь получения боеприпасов здесь не пригоден: мы не имели для этого времени. Обстановка требовала более оперативного решения проблемы. И я предложил рискованный, но единственно правильный, с моей точки зрения, вариант: изъять боеприпасы у пяти армий, занимавших оборону на Одере, оставив им не более 0,2 боевого комплекта, то есть 15–30 снарядов на орудие. Остальные боеприпасы транспортом этих же армий срочно перебросить в полосы армий, действующих в Померании, и сосредоточить их в определенных пунктах. Оценив целесообразность такого предложения, маршал согласился с ним и дал указание немедленно написать [202] и отослать армиям подробную шифровку. Я заметил, что, если такая шифровка будет послана за моей подписью, командармы могут ее не выполнить. В ответ Г. К. Жуков сказал буквально следующее: «А вы напишите, что это приказ лично командующего фронтом».

Не теряя дорогого времени, мы с начальником 2-го отдела артснабжения полковником И. В. Степанюком рассчитали, кому и сколько боеприпасов, куда и к какому времени нужно подать. Шифровка была написана и разослана армиям. Все командармы очень добросовестно и оперативно исполнили подписанное мною приказание командующего фронтом, и положение на угрожаемом померанском направлении было выправлено.

Уже в ходе операции по разгрому померанской группировки противника произошел еще один запомнившийся случай. Для взятия крепости Кольберг (Колобжег) на побережье Балтийского моря командующий 1-й армией Войска Польского генерал С. Г. Поплавский попросил командующего фронтом придать его армии артиллерийскую бригаду большой мощности, так как толстые стены крепости могли разрушить орудия только такого калибра.

Маршал Жуков приказал мне по телефону к утру следующего дня подать одну из таких бригад в 1-ю польскую армию (разговор состоялся примерно в 15 часов). Я ответил, что приказ будет выполнен, и приступил к его реализации. Как же поразились мы с начальником оперативного отдела, когда, взглянув на карту, увидели, что ближайшая бригада большой мощности находится в ста километрах от Кольберга, а значит, для ее переброски в 1-ю польскую армию потребуется не менее 30–40 часов. Тягачами в этих бригадах служили трактора ЧТЗ-65, скорость которых составляла четыре — шесть километров в час. К тому же трактора были так изношены, что рассчитывать на успешный марш не приходилось.

Что оставалось делать? Принесший нам оперативную карту майор Сапков, на лету схватывавший обстановку, первым предложил вместо бригады большой мощности направить в 1-го польскую армию гвардейскую минометную бригаду полевой реактивной артиллерии М-31. Эта бригада была очень маневренна и могла прибыть в нужный район к установленному сроку. К тому же во время боев по овладению крепостью Познань мы уже приобрели [203] опыт применения таких бригад для разрушения прочных сооружений. Я согласился с предложением Сапкова и приказал отдать необходимые предварительные распоряжения командиру 5-й гвардейской минометной дивизии полковнику Г. М. Фанталову, а сам стал звонить начальнику штаба фронта.

Дело в том, что маршал Жуков всегда требовал точного выполнения своих приказов, и я не мог отступить от этого правила, хотя целесообразность принятого решения не вызывала сомнений.

Трудно передать, каких усилий мне стоило добиться разговора с командующим: он отдыхал после бессонной ночи. Когда же я подробно доложил о предложении штаба артиллерии фронта, маршал ответил:

— Что ж, это разумно. Но вы могли решить и самостоятельно. Я вам доверяю и полагаюсь на вас. Передайте генералу Поплавскому, что к утру в его распоряжение прибудет бригада М-31. Проинструктируйте, как использовать ее при овладении крепостью и как ведется огонь прямой наводкой снарядами М-31.

Маршал напряженно работал всю предыдущую ночь, но, несмотря на усталость и прерванный сон, отвечал спокойно, без малейшего раздражения...

Таким я запомнил Маршала Советского Союза Г. К. Жукова. И что особенно дорого, запомнил его уважительное отношение к артиллерии и к штабу артиллерии фронта, сумевшему завоевать доверие и признание этого строгого, но справедливого военачальника.
===