В просторном кабинете начальника управления царила атмосфера восточного спокойствия. Девственно чистый стол с дымящейся ароматом молотого кофе чашкой и аккуратно сложенной на углу газетой как нельзя лучше передавали жизненное кредо своего хозяина, не утруждавшего себя научными поисками и муками творчества. Полковник Аникеев, худощавый, словно лещ из авоськи, типичный чеховский человек в футляре, с хладнокровием и невозмутимостью китайского богдыхана сидел во вращающемся кресле, повернувшись спиной к двери.
Разговор, который он вел по телефону, явно был не из приятных – это чувствовалось по его большим оттопыренным ушам, слегка покрасневшим как у школьника, невпопад отвечавшего плохо подготовленный урок. Но вывести из себя командира танковой разведроты, специалиста по Китаю, к тому же владевшего французским языком, было также не просто, как переплыть великую Ян - Цзы во время весеннего паводка.
Повесив трубку телефона, Аникеев повернулся ко входу и изобразив на своем лице маску дружбы и согласия, улыбаясь как хунвейбин с гранатой, спрятанной за спиной, встал и протянул руку Алексею. Не дав опомниться своему гостю, он с ходу приступил к делу:
- Я с большим интересом прочитал вашу статью. Не скрою - она мне чрезвычайно понравилась. Вы определенно делаете успехи, Алексей Иванович. Это очень похвально. Мы не ошиблись в вас, когда назначали заместителем к Швыреву - младшему, - и он кокетливо подмигнул Алексею, располагая его тем самым на откровенность в разговоре.
Полковник Швырев, начальник отдела, в котором работал Алексей, был потомственным разведчиком, сыном генерала ГРУ, и попал в институт после двух относительно спокойных и безопасных командировок в страны восточной Европы, где он за кружкой доброго пива довольно успешно вербовал братьев по социализму, обучая их навыкам радиотелеграфии, фотоделу и тайнописи. В капиталистические страны, где всегда был сильный контрразведывательный режим, выезд ему, как и остальным сыновьям генералов ГРУ, был строго на строго закрыт еще во времена Брежнева специальным постановлением ЦК КПСС, по той простой причине, что его уход на сторону противника (такой вариант в "аквариуме" никто не мог исключить) мог бы наделать много шуму и повредить карьере отца, начальника ведущего управления военной разведки.
Иван Швырев, в отличие от большинства детей генералитета, выпускников гражданских ВУЗОв получил образование в военной академии и гордился этим перед подчиненными, которые делали вид, что ничего не знают о его отце - генерале, сидевшем неподалеку на одном из этажей "аквариума" и регулярно перезванивавшимся с ним по телефону. Нельзя сказать, чтобы он злоупотреблял своими семейными связями в ГРУ, скорее использовал их для дела, таская из "стекляшки" информационные материалы для хозрасчетных отчетов и справок, которые он получал с помощью папы. Однако на поприще военной науки, несмотря на хорошие познания в иностранных языках и радиотехнике, он явно не блистал, зная наперед, что для таких как он кандидатская диссертация погоды в тихих заводях "аквариума" не делает.
Алексей об этом знал не хуже других, но его всегда раздражало показное служебное рвение начальника отдела, предпочитавшего чистить снег во дворе и бегать в палатку за водкой для Аникеева вместо того, чтобы писать диссертацию. При этом сам Швырев, когда разговор заходил о чужой диссертации только отшучивался, повторяя как попугай "да что там писать - три главы, введение да заключение".
Немного помявшись, словно безбилетник в поисках причины оправдания перед кондуктором, Аникеев с наигранным сочувствием произнес:
- Но, мне уже звонили из "главка" (ГРУ) по поводу вашей статьи и просили подготовить список первоисточников, которые вы использовали. Думаю, для вас это не составит большого труда.
На Алексея как будто вылили ушат холодной воды, и он от неожиданности и удивления только и смог вымолвить:
- Простите, Андрей Владимирович, но я не понимаю, чего от меня хотят в "главке". Все вопросы с ними согласовывал Печулов, когда поручил мне с вашего согласия написать эту статью. Тут какое-то недоразумение. Ошибка.
Глаза Аникеева хитро сощурились и он все так же невозмутимо, но уже явно начальственным тоном повел разговор дальше, не оставляя Алексею времени для обдумывания своих слов.
- Я никому не давал таких поручений, Алексей Иванович. Печулов, к вашему сведению, мне сказал, что тоже впервые слышит об этом. Нужно отвечать за свои слова и поступки, а не прятаться за спины начальников. Даю вам два часа на подготовку справочных материалов и письменное изложение всех обстоятельств вашей газетной авантюры. Имейте ввиду, в ГРУ назначена комиссия по расследованию утечки служебной информации во главе с первым заместителем Лудыгина. Идите.
Алексей хотел было возразить, но увидев перед собой бесстрастное, пожелтевшее от кофе и никотина лицо человека, безразлично взиравшего на него в эту минуту, понял, что говорить, а тем более объяснять что-либо глупо и бессмысленно, и повернувшись, тихо вышел, не сказав ни единого слова. Только теперь до него дошло, в какую историю он влип.
Вот так, Печулов! Ай-да, сукин сын. Сам предложил написать статью, сам подбросил материал, а теперь в кусты, да еще норовит все так представить, что это его, Алексея затея. Ну и прохиндей. Что он трусливый лицемер и адмиральский холуй – это ему было давно известно. А вот то, что он интриган и провокатор – это для Алексея был сюрприз. Хотя, если разобраться, то чего еще можно было ожидать от зятя генерал-полковника, ведавшего зарубежными командировками в 10-ом главном управлении министерства обороны, где получали распределения в загранкомандировки все выпускники придворного ВИИЯ – школы потенциальных предателей, как ее окрестили в ГРУ после Филатова и ему подобных.
Одно время, даже в институте по указанию из "аквариума" начали с недоверием и подозрительностью относиться ко всем дипломированным военным переводчикам, забывая о том, что там учились практически все дети генералов ГРУ, включая и дочек членов ЦК. С легкой руки покойного маршала Андрея Гречко, почившего в бозе в жарких объятиях своей юной любовницы, учившейся в этом элитном заведении, был открыт специальный закрытый факультет для девиц или как его окрестили сами курсанты – факультет будущих Мата Хари.
Впрочем, дело было не в самом Печулове, а в том, кто стоял за его спиной, когда он готовил информационную бомбу для ГРУ руками Алексея, которого все новое и неизвестное притягивало к себе словно магнит. Он хорошо рассчитал, подбросив Алексею этот том с материалами конференции, зная, что его подчиненный прекрасно разбирается в мельчайших тонкостях информационных технологий и, войдя в азарт, может быстро написать статью по этой теме в считанные дни. Но, кому была выгодна вся эта история с шумным разоблачением утечки информации в стенах "аквариума" – вот вопрос, ответ на который его больше всего сейчас волновал. Ответить на него мог только Печулов. Недаром он сегодня утром был так холоден и безразличен, хотя еще неделю тому назад предвещал успех статье и большее будущее ее автору.
Алексей без стука резким рывком открыл дверь в кабинет Печулова и замер на пороге от неожиданности. В комнате никого не было, хотя еще полчаса назад он видел, что Печулов был у себя. На столе стояла пишущая машинка, на которой известный всему ГРУ военный журналист и переводчик писал свои пространные и бессмысленные статьи. Печулов не умел работать на компьютере, предпочитая старый, но надежный по его мнению способ размножения документов.
В каретке торчал белый лист бумаги с каким-то текстом, который с первого взгляда привлек внимание Алексея. Он подошел к столу и развернул к себе машинку. Так и есть. Это был рапорт Печулова начальнику института о самовольном направлении в редакцию газеты статьи подполковника Колобова, подготовленной, как говорилось в тексте, исключительно на основе зарубежных агентурных материалов. В это время дверь за спиной Алексея отворилась и в комнату вошел сам Печулов.
- Ну, что доигрался? Я тебя предупреждал, чем все это может кончится, - громко, чтобы было слышно в коридоре через открытую дверь прокричал он, словно его могли и не услышать в этот момент. Закрыв дверь он молча подошел к столу, вытащил из машинки лист и демонстративно на глазах у ошеломленного Алексея размашисто подписал рапорт.
- Читай, читай, Карл Сигизмундович. Внимательно читай, слушай и запоминай, что я тебе сейчас буду говорить. Я ничего о твоей статье не знал. Больше того, я тебя предупреждал, что все статьи направляются в редакцию через экспертизу, то бишь через меня. Материалы конференции, которые я тебе показывал, ты сам у меня взял. О том, что они там, за бугром, добыты агентурным путем ты знаешь не хуже меня. Если будешь отпираться и говорить, что это не так, будет еще хуже. Не исключено, что "главк" передаст дело в военную прокуратуру и тебя посадят за разглашение военной тайны. Вот так, Илья Израильевич.
Он подошел к сейфу, достал из него початую бутылку водки и поставил ее на стол, из которого с ловкостью фокусника он извлек знакомые Алексею пустые пластмассовые стаканчики из под иогурта, открытую банку огурцов и черный хлеб. Как видно он экономил не только на водке, карандашах и бумаге, но и на рюмках, которые у него никогда не водились. Печулов налил полные стаканчики и подмигнув Алексею тихо проговорил.
- Что, брат, испугался? Здорово я тебя в оборот взял. Чисто, как на вербовке. Так ведь нас вместе с тобой в одной академии учили. Да ты не волнуйся. Все будет хорошо. Ну, объявят тебе строгий выговор, это в лучшем случае. Ну, запретят в течение года публиковать статьи. Будут тебя на всех совещаниях склонять за разглашение служебной информации. Подумаешь, какую великую тайну раскрыл. Вон, недавно в "стекляшке" ФСБ одного майора сцапала, когда он секретные фотографии, снятые нашим разведывательным спутником в космосе израильтянам хотел продать. Вот, как деньги люди в наше время делают. А ты, всего лишь какую-то директиву упомянул в статье. Это все мелочи жизни. Главное, держись за меня – со мной не пропадешь. А статья твоя – так себе, ничего особенного. Просто ты, между нами, и впрямь кому-то в "главке" на хвост наступил, вот они и всполошились, забегали. Выпей, залей горе, глядишь полегчает.
И он судорожно, дрожащей рукой залпом опрокинул стаканчик, ловко вытащил из банки двумя пальцами огурец и с хрустом надкусил, жмурясь как кот дома на диване от удовольствия, что он в полной безопасности.
Алексей с презрением и ненавистью смотрел как наливается кровью от водки бычья шея Печулова, как тот, не стыдясь своего фарисейства и лицемерия, пытается оправдать в глазах преданного им подчиненного свой отвратительный поступок, недостойный офицера. Ему страшно захотелось в этот момент плеснуть водкой в лицо Печулову, но он сдержался, понимая, что этим ничего не добьется. Природное любопытство вновь взяло верх над его чувствами, и он, повинуясь ему как повинуется укротитель в клетке со львом инстинкту самосохранения медленно словно охлажденный лимонад выпил теплую водку, говоря всем своим видом, что он принял правила игры.
- А, о какой директиве вы говорили сейчас? У меня в статье две приводятся и все они уже в открытой печати проскакивали. Может в ГРУ, про них ничего не слышали? - спросил как бы между делом Алексей.
Печулов, ехидно улыбаясь, закивал головой словно мерин мух отгоняет, и выпалил длинной, на одном дыхании, автоматной очередью в ответ:
- Угадал, в самую точку попал. Нашелся у них там один бдительный полковник. Фамилию его никак не вспомню. То ли Увалов, то ли Привалов. Шут его знает. Его недавно из командировки досрочно отозвали. Как мне говорили, он и там себя так же вел, всем буквально надоел со своей бдительностью. Одним словом, этот придурок, иначе и не назовешь, прочитал твою статью и тут же рапорт накатал Лудыгину. Так мол и так, в открытой печати опубликованы ни много не мало секретные сведения, добытые агентурным путем. Их еще нужно изучить, проверить не один раз, а уж потом выводы делать и о них руководству докладывать. Мы, мол, лучше знаем, кому, когда и о чем докладывать следует. Такая, брат, каналья этот паникер оказался, что руководство тут же ему "зеленый свет" дало в его охоте за шпионами. Соскучились в "стекляшке" по громким разоблачениям. Но не это главное. Ты должен себе хорошо уяснить, что с "главком" в этих вопросах спорить – все равно, что против ветра струю пускать. Ничего ты никому не докажешь, себе только нервы расшатаешь да здоровье подорвешь, а в итоге еще и виноватым снова будешь. Понял?
Алексей, флегматично подчеркнуто, но с явным заходом на подвох забил словно гвоздь свой наболевший, выстраданный в поисках истины последний довод на грани смутной надежды:
- Не совсем. Ну, а если в открытой печати обо всем этом уже не один год пишут, если в Интернет сведения публикуют, тогда как быть? Выходит признать себя виновным в том, что лучше разбираешься в этих вопросах или что больше читаешь открытые источники информации? Так что ли понимать надо?
Печулов, нахмурил свои густые брови, достал сигарету из пачки в столе и, медленно разминая ее, пронзительно посмотрел красными осоловевшими от водки глазами на Алексея. Он думал, что ответить человеку, понимавшему не хуже его абсурдность начатого в ГРУ служебного расследования. Сказать Алексею о том, что его просили в "стекляшке" представить эту историю именно так, как он сделал – он не мог. Он просто боялся. Да, ему было страшно, и в глубине души он сам это признавал. Колобову нечего было терять в этой истории со статьей. Он был молод, холост, талантлив и простодушен, если поверил в эту сказку, придуманную "аквариумом".
Но, Печулову, который прошел с таким трудом к заветному отдельному кабинету, буквально зубами вырвав у судьбы ее благосклонность на закате своей службы было о чем беспокоиться и чем дорожить. Не многие из его однокашников по ВИИЯ могли похвастать таким продвижением по службе, и к тому же на поприще науки, куда военным переводчикам путь был закрыт. В данном случае он дорожил своей карьерой в ГРУ, сделанной не без помощи тестя. В конце концов он, Сергей Печулов, то же человек, у него жена, дочь-студентка, больной отец, а тут этот правдолюбец со своей дотошностью Пинкертона и любознательностью к открытым источникам информации. Наивный, ничего у него не выйдет.
- Послушай, Алексей. А чего ты, собственно, добиваешься от меня? Я ведь тебе уже всего объяснил. Тебе просто не повезло – вот и все. Так иногда бывает в жизни. Вроде бы все предусмотрел, все правильно сделал, а вышло наоборот, хуже не придумаешь. Ты вот женился сгоряча, потом развелся, теперь вот алименты платишь. А причем здесь другие, у кого ума хватило жениться так, чтобы потом не разводиться. Все, хватит об этом. Иди и хорошенько подумай, как ты будешь выкручиваться из этой ситуации. Советую, слышишь меня, очень советую выбросить из головы даже малейшие намеки пытаться что-то доказывать "стекляшке". Они тебя раздавят как слон мышь и даже не заметят, что ты был у них под ногами. Это система, а ты всего лишь винтик, который можно выбросить и заменить новым.
Алексей посмотрел на машинку, в которую Печулов уже заправил новый лист бумаги, очевидно вдохновившись своей находчивостью и изворотливостью на какой-нибудь новый печатный опус. Окинул взглядом кабинет, где его еще совсем недавно пытались уверить в успехе совместного газетного предприятия и медленно, почти как по слогам на уроке в первом классе произнес:
- Мышь, товарищ полковник, может и слона свалить, если до его мякоти в подошве добраться успеет.
И не дожидаясь ответа вышел в коридор, плотно затворив за собой дверь, из-за которой уже был слышен размеренный стук пишущей машинки мгновенно забывшего об их разговоре Печулова.
