История такова. К 1941 году в Смоленске было два архива – государственный («Октябрьской революции») и партийный. Кроме того, был ведомственный архив местного НКВД. Когда началась война, архивы было приказано эвакуировать. Государственный архив эвакуировали (всего было вывезено 7 вагонов), архив НКВД – к счастью тоже, а вот с партархивом что-то не заладилось. Вывезти удалось только семь автомашин, что-то сожгли – но основная масса документов осталась на месте. Всего, к слову говоря, в партархиве имелось не менее 120 тысяч дел.
Вместе с войсками в город спецподразделение «Нюрнберг», подчинявшееся германскому МИДу и специализировавшееся на поиске архивов. Тем же самым занимался отряд, подчинявшийся Военному архиву. Однако честь обнаружения партархива досталась не этим спецподразделением, а СД, представители которого немедленно монополизировали доступ документов и стали с ними работать. По счастью, свежие учетные карточки на членов ВКП(б) успели то ли вывезти, то ли уничтожить, но в фондах оставались карточки 20-х годов – и вот их-то СД стала разбирать в первую очередь.
Летом 1942 об архиве узнали в Оперативном штабе рейхсляйтера Розенберга, который прислал в Смоленск специалистов – работать с архивом. Потом в преддверии советского наступления его частично вывезли в Вильнюс, где работа продолжилась. К маю 1944 г. был подготовлен первый отчет, посвященный развитию советской промышленности и сделан черновик антисоветской брошюры о коллективизации. Потом архив перевезли в Польшу, где в марте 1945 г. части КА нашли четыре вагона смоленских документов. Но руководитель программы Г. Вундер (уже написавший по документам архива две пропагандистские книги «Стена падает: Истинное лицо большевизма» и «Большевистский заговор») отсортировал часть дел и вывез их дальше, в Баварию. Там эти документы вместе с остальными делами наткнулись американцы.
А надо сказать, что тогда действовало соглашение о реституции захваченных немцами ценностей – их возвращали владельцу. Для этого действовал «центральные сборные пункты», на один из которых, в Оффенбахе, попали и дела из Смоленского архива. Надо думать, что эти документы благополучно вернули бы в СССР, однако в дело вмешался любопытный персонаж – Борис Николаевский. Этот человек был архивистом еще до революции, потом его арестовали и выслали за границу, где он, однако, продолжал сотрудничать ни много, ни мало с Центральным партархивом в Москве и заодно собирал собственный архив документов по истории социалистического движения сначала в Германии, потом в Париже. А поскольку социалистическим движением очень интересовались всевозможные спецслужбы, то заинтересовались они и этим экспертом. Узнав о наличии в Оффенбахе каких-то русских документов, Николаевский стал громко протестовать против их возвращения в СССР, предлагая перевезти их в США и на их базе создать специализированный институт по изучению СССР. Николаевского услышали в военной разведке, которая распорядилось допустить Николаевского в Оффенбах. Там тот отбирал дела и попутно несколько упер (потом в его фонде в Гуверовском институте нашлось три дела из Смоленского архива). Наиболее ценные материалы решено было в СССР не возвращать, а тайно вывезти в США. Кстати говоря, знания американской разведки о СССР были столь малы, что наравне с документами решено было не возвращать несколько комплектов БСЭ – хотя вместо того, чтобы нарываться на нарушение правительственных договоренностей, энциклопедию можно было просто купить. Вывезенные документы, кстати, оказались не очень ценными – по крайней мере Николаевский с ними работать не стал, а переключился на «исследования» о коллаборационистах – дескать русские только и ждали немцев-освободителей и рвались сражаться большевизмом. Контактов с ЦРУ Николаевский, впрочем, не потерял и впоследствии с его помощью вывез генерала Кононова из 15-го кавкорпуса СС в Австралию.
А документы «Смоленского архива» всплыли только в 1953, причем Госдеп США специально порекомендовал предоставить доступ к этим документам «заинтересованных лиц». Заинтересованным оказалось ЦРУ, которое через РЭНД-копорейшн заключила контракт с профессором Гарварда Мерлом Фейнсодом. Фейнсоду предоставили исключительный доступ к документам – больше никого к ним не пускали. И Фейнсод принялся за работу – официально в интересах ВВС США.
На этом AlReD прекратил дозволенные речи, а тот, кто хочет знать, как работал профессор Фейнсод и что из этого вышло, пусть читает следующий пост.