Память; Локальные конфликты; Искусство и творчество;
Про Алжир сегодня
Это один недописанный и неопубликованный материал
КОФЕ ПО АЛЖИРСКИ
Когда мы выселялись из отеля, администратор на ресепшене долго не мог написать мою фамилию – Bardo Kin, увидел я в счете. «Неправильно!» - сказал я. Администратор извинился и исправил: «Bardo Cin».Фамилию мою коверкают часто, редкая она достаточно, но такого оригинального варианта я еще не встречал – Бардо Цин. Оператор Игорь Нестеров , с которым мы вместе оказались в командировке, чуть позже увидев счет с новой транскрипцией моей фамилии, посмеялся: «Если будешь однажды писать книгу про Алжир, назови ее «Как я стал китайцем». Название было и в правду интересное. Но во-первых, немножко отдавало Гришковцом, а во-вторых, целую книгу про Алжир я писать не собирался. Хотя по хорошему, наверное, надо – с Алжиром связана целая эпоха моей жизни.
…1977 год. За окном стояла ранняя новокузнецкая осень, открылась дверь и зашел мой отец: «Мы едем в Алжир – мне предложили преподавать в местном университете. Вообще-то отцу предложили сначала поехать в Гвинею. Он отказался и, слава Богу – вскоре там случился военный переворот и всех советских специалистов чудом вывезли оттуда на французском военном транспорте.
Спустя полтора года мои родители, захватив своего малолетнего сына, уехали в Алжир. Малолетним сыном был я – так Алжирская народная демократическая республика вошла в мою жизнь. Вошла – и не вышла. Если я чему-то обязан этой жизни, то треть этого опыта однозначно связана с Алжиром. А как иначе - восьмилетний пацан приезжает «заграницу» - впечатлений масса пальмы, море, много песка, плюс необходимость войти в местную среду, никуда не денешься, есть «русская школа», в которую тебя возят, но иногда мама посылает тебя за хлебом в ближайшую арабскую лавку, есть соседи из разных стран – румыны, французы, какие-то негры, сбежавшие от хунты, пришедшей к власти в экваториальной маленькой стране. Волей не волей ты вынужден понимать распространенный в Алжире французский язык, слушать разговоры взрослых, к которым приходили друзья-соседи из разных стран. Про это «африканское» детство можно говорить бесконечно – это отдельная тема.
Возможно, именно поэтому спустя лет десять-пятнадцать после отъезда возникла идея съездить в Алжир вновь. Причем идея эта практически одновременно возникла у меня и моего детского друга Евгения Демина – он тоже был в с родителями в Алжире. На дворе стоял девяносто второй или девяносто третий год. Мы вместе работали в молодежной газете – я корреспондентом, он фотокорреспондентом и Демин сказал: «Давай напишем письмо Шадли Бенджажиду и сделаем репортаж». Шадли Бенджадид был президентом Алжира в эти годы. Мы оба посмеялись, но у меня эта тема засела где-то внутри и год за годом я возвращался к ней. Прошло десять лет и осенью 2004 года я написал письмо в посольство Алжира: «Господин посол, ТРК «Апекс» заинтересована снять серию сюдетов о современной жизни Алжира». В этот же день оператор Игорь Нестеров посмотрел то ли «Евро Ньюс», то ли Си Эн Эн : «Рост, прикинь, показывали Алжир, впервые за последние десять лет иностранный журналист прокатился в Алжире на местном поезде, два купе охраны, оператор, но сюжет в выпуске получился интересный!» Так я решил, кто поедет со мной в Алжир….
ЧТО ТАКОЕ ВЕЗЕТ
Визу я сделал за полгода. Взял и написал письмо в алжирское посольство в Москве. Письмо отправил в конце ноября, а в марте приятный женский голос мне сообщил, что МИД Алжира выдаст мне и Игорю Нестерову визы. Пришлось срочно побегать с протянутой рукой – родная телекомпания охотно брала интересные проекты к размещению, но тратится на них никогда не хотела. Выручил «Евраз» - через директора дочерней структуры – медиахолдинга «Провинция» Валерия Барабанова я вышел на депутата Государственной Думы Отари Аршба, который и нашел средства. В апреле я уже был в консульстве и в ожидании визы наблюдал, как к консулу ходят , звеня тарой в черных пакетах, представители «Росвооружения» - наш ВПК собрался слегка отмодернизировать алжирскую армию.
Спустя месяц 13 мая 2005 года мы с Игорем ночевали в аэропорту Шереметьево-2 в ожидании раннего рейса в Париж. Спать лежа на ряде сидений было неудобно и холодно – прямо под нами гудел кондиционер. Уже под утро, окончательно убедившись, что уснуть не удастся, я пошел за кофе. Вернувшись к нашему лежбищу, я обнаружил сидящего по соседству батюшку. Батюшка оказался не по-московски знаком – диакон Андрей Кураев. Главный популяризатор русской православной церкви, человек, пишущий критику на «Матрицу» и «Терминатора», друг Шевчука и половины рок-тусовки, фигура легендарная в современной российской жизни – светской и церковной, был когда-то у меня в «Апексе» на программе «Акценты».
- Здравствуйте, отец Андрей! – обрадовался я. – Вы приходили когда-то ко мне на программу, когда были в Новокузнецке.
Кураев искренне сделал вид, что меня узнал:
- Да-да, припоминаю.
- Далеко летите? Раннее утро, а Вы в Шереметьево…
- Да вот, в Будапешт собрался на семинар.
На этом разговор вроде закончился. Но Кураев не был бы Кураевом, что бы спустя несколько минут его не продолжить.
- Ребят, а у вас стаканчики есть?
- Из-под кофе только…
- Кофе выливайте, у меня есть кое-что поинтереснее.
Диакон Андрей выудил из своей сумки большую пластиковую бутылку:
- Это смоленская медовуха. Сам не пробовал, угостили в Смоленске.
Медовуха была вкусная и сладкая. Мы выпили за наше здоровье, за взлет и посадку, за хороших людей, за телевидение и удачу, которая должна сопровождать каждого из нас, потом батюшка бутылку закрутил и, извинившись, ушел – объявили посадку на Будапешт. Чуть позже, пошли и мы. Уже на свой самолет – перелет был длинный – сначала Париж, затем пересадка и уже затем Алжир.
* * *
Рейс «Париж-Алжир» садится красиво – Средиземное море внизу, корабли видно как игрушечные – контейнеровозы, танкеры, затем линия прибоя, еще несколько секунд полета над домами и пальмами и «Боинг» воспринимает на шасси бетонку аэропорта имени Бумедьена – так называются единственные воздушные ворота алжирской столицы. Двери самолета открылись, подъехал трап и в салон ворвался тяжелый влажный средиземноморский воздух.
Вышли на трап, втянули смешанный запах моря и авиационного керосина и пошли в автобус под внимательными взорами крепких молодых людей в темно-синей форме с помповыми ружьями и автоматами в руках – чрезвычайное положение в Алжире все еще действовало.
Здесь позволю себе небольшой экскурс в историю. В начале 60-ых годов в ходе долгой войны с французами к власти пришло национальное правительство, которое, несмотря на то, что поставило компартию вне закона, решило строить социализм. Первый алжирский президент Бен Белла даже получил из рук Хрущева звезде Героя Советского Союза. Потом был президент Бумедьен, затем Шадли – оба в целом ориентировались на СССР и тысячи наших специалистов строили алжирскую экономику, образование, медицину и оборону. Но в начале 90-ых алжирцы вслед за нами решили поиграть в демократию. В результате свободных выборов большинство в парламенте получили исламисты. Исламисты были не просто людьми, уверовавшими в ислам, а самыми настоящими моджахедами – многие из них воевали в Афганистане против советских войск. Вариантов у алжирской власти оказалось немного – либо признавать результаты выборов и отдавать страну экстремистам, либо аннулировать результаты выборов и вводить военное положение. Власть выбрала второй вариант и пролилась кровь – кто был первым, до сих пор непонятно – то ли армия, то ли исламисты. Но, так или иначе – страна погрузилась в кровавую гражданскую войну. До 2001 года по разным оценкам в Алжире погибло около одного миллиона человек, из которых полторы тысячи – иностранцы. Их убивали везде – вырезали автобусы с туристами, взрывали гостиницы и отели. К концу девяностых годов из Алжира уехали даже дипломаты. В числе последних погибших от рук террористов оказались русские – четверо наших специалистов были найдены в парковой зоне в городе Аннаба с отрезанными головами.
Но армия, которая взяла на себя бразды правления, с исламистами не стала церемониться – их задавили военным путем, да и сам народ, который за полтора века французской колонизации и тридцать лет независимости достаточно европеизировался, не сильно хотел возвращаться в арабское средневековье. В 2001 году в Алжире было отменено военное положение, иностранные диппредставительства, фирмы потихоньку начали возвращаться в страну. Непримиримые, правда, и к весне 2005 года сидели в горах и иногда совершали набеги на города, но в целом ситуация в Алжире стала более-менее спокойной. Но не на столько, что бы человек с ружьем перестал быть символом наступившего мира.
* * *
В аэропорту нас ждал Виталий Королев – пресс-секретарь российского посольства. О нашем приезде он был предупрежден заранее, поэтому быстро договорился с таможенниками, что бы не платили денег за ввоз в страну профессионального телевизионного оборудования.
- Ребят, у нас есть маленькая проблема. Я не успел получить аккредитацию на вашу съемочную группу в министерстве коммуникаций. Без аккредитации теоретически вас может задержать любой полицейский и выпроводить из страны за 24 часа – почему-то радостно улыбаясь сказал Королев, когда мы уже садились в его «Фольксваген». – Но есть и хорошая новость - с гостиницей все решено, трехзвездочная, вполне приличная , находится в охраняемом районе города – Эль Биаре.
- В каком смысле, «охраняемом»? – не понял я, потому что по моим детским воспоминаниям Эль Биар был всего на всего большим кварталом частных вилл.
- В прямом – на въезде и выезде полиция, улицы патрулируются. Там много посольств, живут члены правительства, депутаты парламента. Вполне приличный район и гостиница неплохая, - сказал Королев, заводя машину. – Не переживайте, ребят, здесь сейчас спокойно, в 2001 году, когда я приехал в Алжир, в столице за день взрывали две машины как по часам.
Я слушал Королева и смотрел в окно на проносящиеся дома и улицы, что-то было знакомо, что-то не очень, но, тем не менее, от Алжира, который я помнил, ничего не осталось – на перекрестке стояли ребята в зеленой форме, за спиной которых ворочал башней бронетранспортер.
- Это жандармы, - объяснил Королев. – Будьте аккуратнее, жандармы подчиняются только министерству обороны и, если у вас будут неприятности – мы вам ничем помочь не сможем – с полицией договоримся, а вот с ними нет, они как гестапо.
До отеля мы доехали очень быстро. Королев нас не обманул – на въезде в Эль Биар стоял КПП. Королев помахал перед полицейскими какими-то своими корочками и пост мы миновали без проблем. Отель оказался внешне очень скромным – обычное четырехэтажное здание, но внутри вполне приличным – алжирские «три звездочки» однозначно равны четырем русским.
- Отдыхайте, без меня никуда, я за вас несу ответственность, завтра позвоню, - сказал Королев и исчез за дверью номера, прихватив с собой бутылку «Новокузнецкой» водки, которую мы ему вручили в качестве сувенира.
* * *
На следующее утро Королев нам сообщил, что подъехать сегодня не может, готовит какие-то отчеты о своей деятельности в Москву и вновь напомнил нам, что высовываться на улицу без него – не безопасно.
- ОК!, - сказал я и пошел вызывать такси. Сидеть и ждать, когда Королев созреет, не было никакого смысла, а на отсутствие аккредитации мы решили не обращать внимания – камера у нас была маленькая и по идее внимания привлекать не должна была.
Такси в Алжире много, даже, пожалуй , с избытком, поэтому таксомотор приехал быстро. Машина была вполне приличная –свежий «Пежо» с кондиционером.
- К Главпочтамту! - сказал я водителю и мы поехали.
Главпочтамт – это самый центр алжирской столицы. И в географическом и в туристическом смысле. Что-то типа Красной площади. Сюда спускаются с гор узкие улицы, в двух шагах выложенная белым камнем многокилометровая набережная, торговый порт. Шикарное здание в мавританском стиле построено французами в конце XIX века. Французы вообще застроили весь старый центр – они, в отличие от англичан, были оригинальными колонизаторами – временщиками себя не чувствовали и пытались цивилизовать приобретенную территорию до уровня метрополии. Возможно, поэтому в старом центре Алжира до сих пор не меняли водопровод – коммуникации сделаны из меди, естественно без сварки, трубы состыкованы резьбовыми соединениями и исправно служат уже вторую сотню лет. Рядом с этим произведением европейской архитектуры и коммунальной технологии расположена Касба – еще более старая часть Алжира – город в городе, состоящая из арабских построек XV-XVI века. Переплетение улочек и древних глинобитных домов с плоскими крышами и внутренними двориками Еще в 80-ые годы иностранцам туда не рекомендовали ходить в одиночку, в 90-ые войска регулярно зачищали Касбу. Что там творится сегодня, можно лишь догадываться, но алжирцы говорят, что эта часть столицы исторический памятник, охраняемый ЮНЕСКО. Объективно они правы – в Касбе стоят средневековые мечети, считающиеся жемчужинами арабской архитектуры.
Такси петляла по серпантину и я чувствовал, что на заднем сидении Игорь Нестеров буквально подпрыгивает от нетерпения, что бы включить камеру. На очередном повороте, я не выдержал и попросил водителя остановиться. Игорь тут же выскочил и начал «рубить» планы бухты и кораблей, стоящих на рейде, упершись в крышу такси – мы с самого начала решили, что на таких вылазках не будем пользоваться штативом, что бы не привлекать внимание. Я зачем-то обернулся назад и слегка напрягся – к нам поигрывая дубинкой шел полицейский.
- Здравствуйте, месье, что снимаете?
- Виды города, месье.
- Можно ваши документы?
Я протянул наши паспорта, в которых стоял большой штамп, гласящий, что визы нам выданы как журналистам. По логике, следующее, что должен был попросить полицейский – аккредитацию, которой у нас не было. Я мысленно чертыхнулся и вспомнил про предупреждения Королева. Полицейский внимательно изучил бумаги.
- Из России?
Я кивнул головой, лучезарно улыбаясь.
- Давно не видел русских, - сказал блюститель порядка. – Вы остановились рядом со зданием министерства иностранных дел, государственные учреждения снимать на камеру не рекомендуется, так же, как и военные объекты. Вы в курсе, что у нас действует чрезвычайное положение?
Я еще раз согласно кивнул. Полицейский протянул мне паспорта и со словами: «Добро пожаловать в Алжир» ушел.
- Пронесло? – спросил Нестеров.
- Вроде как да, - ответил я.
Игорь свернул камеру и мы сели в такси. Таксист, внимательно наблюдавший за происходящим, что-то начал понимать.
- У вас какие-то проблемы? – поинтересовался он.
- У нас нет аккредитации на съемку, честно признался я.
- ОК, вы только не снимайте на ходу из машины, остальное я беру на себя.
И на самом деле, за целый день, который мы проколесили по городу, таксист два раза «брал огонь на себя» - что уж он говорил полицейским, так и осталось загадкой.
* * *
В столице Алжира всего два светофора. И оба в центре. Раньше было больше, но затем их убрали – ни к чему. На перекрестках стоит либо регулировщик, либо действует правило вежливости. Один водитель посигналил другому – тот ему в ответ и разъехались. И так по всей стране! И пешеходных переходов нет. Нужно перейти дорогу, поднимаешь руку и поток машин останавливается и терпеливо ждет, пока ты перейдешь дорогу.
* * *
При всей арабской безалаберности и нелюбви к порядку, вся страна ездит на машинах, пристегнувшись ремнями. И это при том, что ремнями не пользовались десятилетиями. Просто правительство после долгих предупреждений изъяло за один день 15 тысяч водительских удостоверений. Подействовало на всех разом. Теперь пристегиваются даже работники иностранных диппредставительств.
* * *
Радикальный способ борьбы со взятками блюстителей порядка. Всех местных «гаишников» на месяц завозят в столицу из провинции. На следующий месяц из другой, потом из третьей. И так далее, постоянная ротация. Полицейские не успевают обрасти связями, но, как нормальные провинциалы, у которых в крови неприязнь ко всему столичному, исправно штрафуют нарушителей правил дорожного движения.
* * *
Арабы интересно считают на пальцах - мы начинаем считать, начиная загибать пальцы от мизинца, они – от большого. Забавно смотрится.
* * *
Социализма в Алжире никогда не было, даже в то время, когда ЦК КПСС называл эту строну «строящей социализм». Может, что-то и строили, но не социализм в нашем советском понимании – частный сектор уверено развивался последние сорок-пятьдесят лет. Зато сейчас, когда нынешнее алжирское правительство и не вспоминает социализм, государстве держит стабильные цены на хлеб, молоко и лекарства, дотируя затраты частнику из своего бюджета. В результате элементарные продукты питания стоят в переводе на «наши деньги» копейки в буквальном смысле. На мой вопрос, откуда государство берет деньги, алжирцы, разбирающиеся в российской экономике отвечают так: «У нас и у вас есть Стабилизационный Фонд, номы его, в отличие от России не храним в Америке и используем по его прямому назначению».
И еще один штрих – массовое жилищное и дорожное строительство. Дороги прекрасные, жилье, как говорят алжирцы сегодня можно взять по десять процентов годовых с рассрочкой на двадцать четыре года. Добавлю - у алжирцев нет однокомнатных квартир. Исторически так сложилось, что семьи большие и в планировку «кухня-комната-туалет» никто не впишется. Поэтому начинают от двух комнат. На мой вопрос, где государство берет на такие комфортные условия деньги, отвечали так:
- А мы, в отличие от России, без олигархов живем, на нефти и газе сидят либо иностранные, либо государственные фирмы – и те, и другие налоги платят исправно. А вы пустили к естественным ископаемым лавочника-собственника
* * *
Половину успеха нашего фильма «Возвращение в Алжир» можно смело отнести на счет этого таксиста – именно благодаря ему мы познакомились с массой людей, ставшими затем героями сценария. Началось все с того, что таксист повез нас обедать:
- Я вас отвезу в кафе, хозяин которого наполовину русский.
Есть действительно уже хотелось и мы возражать не стали, хотя я уже с тревогой начал поглядывать на счетчик таксомотора, который накручивал приличные цифры.
Кафе оказалось обычной пиццерией, которой заправлял молодой русоволосый сероглазый парень действительно изъяснявшийся на русском. Звали, правда, его совсем не по-русски – Керим. Мать у него была с Украины, из Донецка, отец – алжирец. Таких в Алжире огромное множество – только по данным нашего посольства в Алжире зарегистрировано три тысячи только российских гражданок, вышедших в разные годы замуж за граждан АНДР.
Керим нас накормил до отвала и оставил номер телефона. Когда мы с набитыми пиццей и мясом животами поехали вновь в центр на съемки, то на одном из поворотов буквально уперлись в огромный транспарант – «Russian motors» .
- Ну-ка, тормозни, - попросил я таксиста.
Под транспарантом оказался целый салон, торгующий «Жигулями», «Нивами» и даже «Волгами». Продавцы, по-русски были ни бум-бум, зато дали номер телефона некоего месье Неббаша, хозяина магазина, который по их словам, любит Россию, говорит по-русски и жена у него тоже русская. «Пригодится на всякий случай», - подумал я и спрятал номер в карман.
Следующий день начался с ожидания со звонка Королева. Пресс-секретарь все не звонил и не звонил, хотя на часах уже был полдень. Наконец я не выдержал и плюнув на премудрости алжирской мобильной связи, набрал его сам. Королев слезно извинился, что не может сейчас к нам приехать, поинтересовался, не скучно ли нам в отеле и пообещал в ближайшее время организовать интервью с послом. День опять пропадал…
- Ну что…, - сказал Нестеров, которому за все утро надоело смотреть телевизор на французском и арабском языке. – Может ты позвонишь этому автовладельцу Неббашу?
Я опять взялся телефон:
- Можно услышать месье Неббаша?
- Одну минутку…
Я представился и Неббаш в тот же момент перешел на отличный русский и, не вдаваясь не в какие подробности, просто пообещал прислать машину. Вскоре в номер нам позвонили из ресепшена – подъехали посетители из «Russian motors». Я спустился вниз – у подъезда стояла видавшая виды «десятка» возле которой стоял невысокого роста араб с темном костюме.
- Месье Неббаш?
- Нет, меня зовут Али, - ответил араб по-русски. – Меня прислал месье Неббаш, мы вас приглашаем в гости в наш офис.
Я подумал про себя «Йес!», съемочный день не пропал. Когда Игорь загружал в багажник «десятки» свое оборудование, подъехал наш таксист – я благодарно ему кивнул головой.
* * *
- Дверь открывается только изнутри, - сказал Али, видя мою борьбу с дверной ручкой машины.«Здравствуй, родной автопром!» - подумалось моментально. Да и внутри ВАЗ-2110 совсем не отличалась от того, что бегает по российским дорогам – абсолютно раздолбанная «десятка».
Офис фирмы, рискнувшей торговать ЭТИМ, оказался неподалеку от нашего отеля. Пока мы ехали, Али успел рассказать о себе – учился в Союзе, в Алма-Ате. Когда СССР развалился, сделал себе двойное гражданство, алжирское и казахское, два раза был в Казахстане женат – на немке, которая потом эмигрировала в Германию и на кореянке, с которой тоже разошелся. По образованию – инженер сельхозоборудования, вернулся на родину, устроился в «Russian motors».
- Ну разве это мусульманская страна? Разве так должны выглядеть настоящие мусульманки, - с деланным возмущением сказал Али, показывая на вывалившую из университета, мимо которого мы проезжали, толпу девушек. Девушки действительно были в топиках и в джинсах на бедрах. Али, кстати, был абсолютно прав – по моим детским воспоминаниям женщины в Алжире ходили в основном укутанные с ног до головы, лицо закрыто платком до глаз. Спустя двадцать с лишним лет таких встречались лишь единицы. И влияние моды и европейской цивилизации здесь не причем – годы исламского террора отучили женщин одевать хиджаб: власти боялись, что под «покрывалом» будет скрываться очередной смертник с бомбой на поясе, а сами исламисты , в свою очередь, рискуя не узнать в толпе жертв своих родственников, разрешили женщинам не закрывать лицо.
* * *
Офис «Russian motors» располагается в старом двух этажном здании. Стены обклеены плакатами «АвтоВАЗа» - евроремонтом здесь и не пахло. Кстати, побывав в нескольких алжирских фирмах, пришел к выводу, что алжирцы, в отличие от нас, деньги на благоустройство офиса подвесными потолками и точечными светильниками не тратят. Торговые залы – шикарны, а вот помещения контор обычно очень скромны – самый необходимый минимум.
Через пятнадцать минут появился и хозяин – месье Неббаш, массивный дядька лет пятидесяти от роду. Пригласил нас в свой небольшой кабинет. На стене висел портрет представительного алжирца.
- Это наш президент Бутафлика, я работал в его предвыборном штабе, - объяснил Неббаш. Подчеркнутая любовь к президенту мне, честно говоря, напомнила что-то очень знакомое, но, положа руку на сердце, уважения Бутафлика достоин – весной 2005 года он потребовал от Франции официальные извинения и трехмиллиардную компенсацию за полтора века колонизации.
Просидели мы в его кабинете достаточно долго, записали интервью, замечательное фразой директора «Русских моторов», сказанной в адрес руководителей «АвтоВАЗА»: «Поставьте в машину кондиционер, и машина будет машиной, а пока в Африке очень сложно торговать автомобилем, в котором его нет». Когда камеру мы выключили, Неббаш начал сокрушаться качеству продукции нашего автопрома: «Я сам езжу в Тольятти и на конвейере еще выбираю машины. У меня сосед торгует «Хендай» и думает, что я так часто езжу в Россию, потому, что очень сильно люблю Вашу страну. Я ее люблю, но не люблю сборщиков «Лады». В советское время хоть были лучше собранные экспортные серии, а сейчас , что на экспорт, что на русский рынок идет одинаковое барахло».
Нам оставалось только согласиться с месье Неббашем, большим другом России и ее автомобилестроительной промышленности.
* * *
Но есть люди, для которых Россия – еще остается супердержавой. К концу дня в «Russian motors» пришел отец Неббаша – очень колоритный дед, воевавший с французами во время Войны за независимость. Узнав, что мы русские, он очень нецензурно выразился в адрес Горбачева, Ельцина, сообщил, что любит Путина.
- Когда у Вас были неприятности в 90ых годах, в Алжире находились люди, которые радовались этому и думали, что вы уже никогда не подниметесь с колен. Я им говорил: «Вы – глупые! Только русские могут бороться с Америкой - сорок лет назад они ракету с собакой вокруг Луны отправили, а у американцев ракеты взлететь даже не могли. Все у русских будет нормально
Я не стал поправлять деда, что Белка и Стрелка на Луну не летали, но в целом направление хода его мыслей мне очень понравилось.
* * *
О Путине в Алжире говорили подозрительно часто – и не только алжирцы, учившиеся в Союзе, но и народ с нашей страной вроде бы совсем не связанный. Причем у нас постоянно уточняли сроки его приезда – осенью или зимой? Мы только пожимали плечами. Секрет популярности нашего президента оказался очень прост – незадолго до нашей командировки Путин списал Сирии половину долгов. Алжирцы, прознав про это, тоже надеялись на такое прощение. А это – ни много, ни мало – восемь миллиардов долларов!
* * *
Месье Неббаш сделал нам по истине царский подарок – предоставил в наше полное распоряжение Али – того самого, который учился в Казахстане. Али был на машине, и ,учитывая бездействие пресс-службы посольства, мы могли рассчитывать на приличные съемки столицы и ее окрестностей. Но Али, в свою очередь, похоже, тоже решил, что мы нежданный подарок судьбы.
Буквально на следующий день он сообщил нам, что ждет нас на ресепшене с друзьями. Какие друзья – мы не поняли и я слегка офонарел, когда обнаружил Али в окружении четырех незнакомых арабов, один из которых отличался черным, как смоль лицом. «Бедуин», понял я.
- Слава (Али меня упорно звал Славой), познакомься – это мои друзья из туристической компании «Волга тревел», они хотят, что бы из Сибири приехали в Алжир туристы.
- Очень приятно, - все, что оставалось сказать мне.
Алжирцы тут же попытались взять быка за рога – директор фирмы мне тут же рассказал, что работает с Москвой, что москвичи здесь занимаются дайвингом и ездят в Сахару, на скалы Тассили, известные своим «лунным» пейзажем. Бедуин (а он на самом деле оказался бедуином!) сунул мне под нос буклеты с видами отелей в оазисах, картами туров и сообщил, что отдых в Сахаре, по его мнению, сейчас абсолютно безопасный – туристов сопровождает джип с вооруженными жандармами. Оставшиеся двое к туризму никакого отношения не имели, а просто учились в Союзе и просто пришли пообщаться с русскими. Все это было очень неожиданно – лично я не был готов стать туроператором. Алжирцы же продолжили «давить на газ». Али доверительно сообщил, что нас приглашают для поездки по ночному Алжиру, а потом у нас будет дружеский ужин. Я достаточно подозрительно осмотрел всю эту компанию, еще раз вспомнил трагическую историю о четырех русских специалистам, которым исламисты отрезали головы, но… кто не рискует, тот не пьет шампанское.
- Игорь, бери камеру, штатив, едем.
Бедуин, правда, с нами не поехал, мы же набившись в две машины, двинулись колесить по узким алжирским улочкам. Через полчаса общения выяснилось, что новые знакомые оказались нормальными ребятами. Один из них, мой ровесник, Рашид, вообще оказался владельцем четырех киосков на Каширском шоссе в Москве и двух паспортов – российского и алжирского.
- Очень удобно, два паспорта иметь, - рассказывал он. – В московском метро встречаешь милиционера, он говорит мне: «Иди сюда, чурка, покажи документы», а я показываю алжирский паспорт и отвечаю: «Извини, дорогой, я, конечно, чурка, но чурка-иномарка!».
В Алжире, как я понял, Рашид столь же удачно пользовался российским паспортом. По завершению съемок, Рашид разошелся так, что предложил «бухануть».
- Мужики, я в Алжире месяц в отпуске, родню приехал повидать, а бухать не с кем. Давайте выпивки где-нибудь возьмем и ко мне рванем?
Али тактично вмешался и напомнил, что в программе еще и ресторан. И действительно, через некоторое время мы подъехали к ресторану.
* * *
Тут я прервусь и сделаю маленькое отступление – об алжирском общепите. Кафе и ресторанов, здесь, в отличие от России – огромное множество. И днем и вечером народ (в основном мужики, естественно) сидят и пьют кофе. Кофе – национальный напиток, как и во всем арабском мире. Особого рецепта приготовления я не отметил, просто варят его очень крепким, а разливают в маленькие стеклянные стаканчик, типа наших стопок. Подают и чай – тоже крепкий, но еще обязательно пожат в него листик мяты или лимонника. Еда – самая разнообразная, начиная пиццей, заканчивая знаменитым кус-кусом. Но я обратил внимание на алжирские шашлыки. Они делаются из маленьких кусочков свежей баранины (мясо не маринуется!), обязательно с жирком. Жарятся очень быстро – не более пяти минут покрутили на вертеле над мангалом и сразу в рот - едятся только горячими, пока жир еще скворчит. Таких шашлыков обычно заказывают, штук по пять-семь на брата и уходят они в лет. Особенно с местным соусом, похожим на аджику, только гораздо острее. Съев шашлык, начинаешь жалеть, что с выпивкой здесь туго. Под такую закуску 100-150 грамм водочки совсем не помешали.
* * *
И еще о спиртном. Официально в Алжире сухого закона нет. Но, учитывая, что страна насквозь мусульманская – спиртное здесь продается далеко не во всех магазинах. Хотя в столице с этим попроще – на улице мы видели даже рекламу пива. При этом есть и национальный напиток – знаменитое алжирское вино. Читатели постарше должны помнить вино из Алжира, которое продавалось в советское время. Здесь же оно совсем другое – сухие вина однозначно лучше испанских. Особенно чудесны красные сорта. Пишу эти строки с намеком – для тех, кто, может, вспомнит молодость и рискнет, взявшись за импорт алжирского вина в Россию.
* * *
Итак, довольно-таки странная компания из четырех алжирцев и двух русских ближе к полуночи заваливает в ресторан, в котором, как говорят, готовят самые лучшие алжирские шашлыки. Один из арабов уже слегка поддат – Рашид купил где-то несколько банок «Стеллы Артуа» и, ностальгируя по совсем недавно оставленной Москве и киоскам на Каширке, вполне набрался. Пиво он пил только в машине, и когда я с банкой пива попытался выйти на набережную – наши арабы тут же начали говорить, что лучше не рисковать – может и полиция приехать или, хуже того, придти «бородатые». «Бородатые» - это исламисты. Их значительная часть, предпочтя вооруженной оппозиции светский образ жизни, вернулась домой, но по мелочам погадить тем, кто за «европейский» путь развития «бородатые» всегда готовы. Пиво, понятно, самый, что ни на есть, «европейский» путь.
Шашлыки мы в ресторане заказали и , наверное, посидели бы спокойно, но Рашид, обнаружив отсутствие спиртного в меню, пытался принести из машины оставшиеся запасы пива. Все закончилось тем, что подошел официант – здоровенный мужик в белой шапочке, шароварах и с бородой по поясницы. Было достаточно его одного внимательного взгляда, что бы все наши алжирские друзья, и особенно Рашид, притихли. На исламистов, как я понял, российские паспорта, не действуют.
* * *
Но не исламисты создали для нас самую большую проблему в столице. Через пару дней мы рванули на съемки в город Бумердес. Этот небольшой городок в пяти десятках километров от Алжира примечателен тем, что почти полностью построен советскими специалистами в конце 60-ых, начале 70-ых годов. В Бумердесе расположен университет, который был укомплектован нашими преподавателями и в лучшие времена советская колония разрослась до двух-трех тысяч человек. Но самое главное – в центре Бумердеса по моим детским воспоминаниям стоял кинотеатр с шикарной мозаикой на фронтоне, подаренный Советским Союзом, возле которого установили плиту с высеченными заверениями о вечной советско-алжирской дружбе. Наш друг из «Russian motors» Али подтвердил, что кинотеатр и плита до сих пор живы и , взяв в качестве проводника еще одного выпускника российской высшей школы по имени Робах, организовал нашу вылазку в этот городок. Робах оказался замечательным дядькой – веселый ,в возрасте за сорок, на хорошем «Пежо», прекрасным русским языком и, естественно тоже с женой из России.
До Бумердеса мы долетели быстро – дороги в Алжире отличные, даже образцово-показательная МКАД не выдержит ни какого с ними сравнения. Народ, несмотря на такое прекрасное шоссе, едет спокойно, гонщиков нет, что не удивительно – нас периодически обгоняли патрули жандармов – два-три мотоцикла.
Въезд в Бумердес оказался со шлагбаумом – алжирцы объяснили, что шлагбаум остался со времен военного положения, университеты были интересными объектами для исламистов, поэтому пару лет назад здесь был настоящий КПП, сегодня – просто скучающий полицейский. На наш проезд блюститель порядка вообще не обратил никакого внимания. Если честно, мы тоже на него даже не посмотрели – за неделю пребывания мы с оператором настолько осмелели, что, намотав пять сотен километров по окрестностям столицы и пройдя приличное расстояние пешком, не боялись ни полиции, ни исламистов.
Кончилось же все неприятно. Доехав до бумердесского кинотеатра, мы обнаружили, что творение советских архитекторов и строителей стоит на месте, правда из кинотеатра его превратили в дворец культуры университета. Игорь Нестеров поставил камеру, я подключил микрофон и мы начали работать. На третьем дубле патетической сцены «Бардокин говорит об осязаемом символе российско-алжирского сотрудничества» я увидел, что к нам подъезжает машина с мигалкой. Машина остановилась, и из нее вылез полицейский. Подошел он сначала не к нам, а к нашим алжирским друзьям.
- Похоже, у нас неприятности, - сказал я Игорю. Учитывая, что арабы что-то эмоционально друг другу говорили, стало понятно, что у нас не просто неприятности, а большие неприятности. Я чуть ли не бегом пошел к полицейскому. Полицейский козырнул и попросил у меня паспорт, а затем и разрешение на съемку.
- У меня нет разрешения на съемку, - я развел руками.
- Значит, поехали в участок, - сказал полицейский. – Садитесь в машину и следуйте за нами.
Пока мы ехали до участка алжирцы объяснили нам, что проблемы возникли большие.
- В стране действует чрезвычайное положение, - сказал сидевший за рулем Робах. – Это то же самое, если бы в советские годы вы привезли в провинциальный город без разрешения властей иностранное телевидение, поэтому попали вы и мы.
Я при этом наблюдал, как Игорь Нестеров очень быстро открывает камеру, достает кассету, прячет ее под половичок и меняет на чистую – лишаться богатого видеоматериала, отснятого за этот день ни он, ни я не хотели.
- Ну и какой есть вариант не сесть за решетку? – спросил я.
- Например, твой отец строил этот кинотеатр в начале 70-ых годов, ты решил сделать ему подарок, взял своего друга фотографа и это был частный приезд в Алжир.
- А виза «Пресса» тогда откуда?
Робах задумался, но Али тут же предложил свой вариант наших будущих показаний:
- Вы же журналисты, поэтому вам и дали такую визу.
Версия мне показалась не только странной, но и подозрительной, однако времени на сочинение новой у нас уже не было – мы подъехали к полицейскому участку.
Надо отдать должное местным блюстителям порядка, наручники на нас не одели, но один из полицейских пошел вслед за нами, закрывая пути к любой попытке бегства, хотя ее и не было бы – висящий у него на поясе здоровенный пистолет, сильно напоминавший армейский «Кольт», действовал самым отрезвляющим способом.
Алжирская «ментовка» внутри мало чем отличалась от нашей. Разве что дежурная часть не была в отличие от российской зарешеченной, как клетка в зоопарке. Зато на стенах висели плохоотксеренные фотографии тех, «кого разыскивает милиция» и огромный плакат, сообщавший, что в прошлом году на алжирских дорогах погибло несколько тысяч человек. Заведшие нас в участок полицейские о чем-то негромко поговорили с дежурным и вскоре появился еще один персонаж – худой мужчина в гражданке, который начал шумно общаться с нашими алжирскими друзьями – разговор шел по-арабски. Грубости , правда, в интонации не слышалось – периодически собеседники чему-то громко радостно удивлялись. В определенный момент мне даже показалось, что проблема наша решена. Но Али, который только что чуть ли не обнимался с этим мужиком в пиджаке, повернулся к нам с совершенно другим выражением лица.
- Этот парень - сержант, он говорит, что у нас много проблем, сейчас он найдет по телефону начальника участка, который скажет, что будет дальше. А пока вам нужно ответить на их вопросы…
Где-то я уже понимал, что дело пахнет керосином – по логике, сейчас полиция найдет своего босса, босс свяжется с боссом в Алжире, те выйдут на МИД, сообщат, что в Бумердесе задержаны непонятные российские граждане с видеокамерой, МИД – на наше посольство и, в 24 часа, «чемодан – аэропорт-Москва». Изымут кассеты, никакого фильма не получится. Передо мной встал образ пресс-секретаря Королева, который говорил: «Сидите в отеле»…
Сержант поманил меня пальцем, достал какую-то анкету и о чем-то спросил. Мне показалось, что он спросил меня по-арабски.
- Я не понимаю арабский, - сказал я.
Али меня пихнул в бок:
- Он просит показать Ваши паспорта и говорит по-французски.
Я понял, что в стрессовой ситуации мои последние познания во французском языке полностью заканчиваются. Не выпуская из рук я показал свой и нестеровский паспорт.
- С какой целью вы производили видеосъемку? – продолжал записывать сержант.
- Я журналист, мой отец строил этот кинотеатр, решил сделать ему подарок, взял друга фотографа, дал ему свою видеокамеру. Консульство в Москве нам выдало визы «Пресса», мы приехали сюда и нас почему-то задержала полиция. Мы занимались частной видеосъемкой.
- Как называется ваше издание?
Я вздохнул и понял, что не покривлю душей – моя фамилия числится в бухгалтерских документах газеты «Губернские ведомости».
- «Губернские ведомости».
- ?????, - полицейский, ничего не поняв, поднял глаза.
- «Goubernskiye viedomostie», - тщательно произнося французскую транскрпицию произнес я.
Полицейский записал. Причем неправильно. Потом подумал и снова исправил. Получилось опять неправильно.
- А из какого города?, - продолжал записывать сержант.
- Novokuznetsk.
Название крупнейшего города Кузбасса попало в мою анкету в таком не потребном виде, что не рискну его упоминать, что бы не обидеть его патриотов. Все-таки три соглансных подряд в одном слово ухом иностранца воспринимаются совсем по другому.
- Девичья фамилия Вашей матери? – не унимался сержант.
- Джусоева, - сказал я. К чему алжирской полиции фамилия всех моих кавказских родственников для меня до сих пор остается загадкой.
Затем такой же процедуре подвергся Игорь Нестеров. Пока заполняли анкету Игоря, я поинтересовался у Али, каковы шансы безболезненного разрешения проблемы. Али пожал плечами – второй полицейский искал начальника участка.
Мы просидели еще минут пятнадцать, пока начальника не нашли. Но этот начальник не рискнул взять на себя ответственность нас отпустить и полицейские начали искать комиссара – по нашему, начальника УВД Бумердеса. Еще спустя полчаса комиссара нашли. Проследовал очередной бурный диалог на арабском, по завершении которого, сержант разулыбался:
- Наш участок рад приветствовать гостей из России в нашем маленьком городе! Мы вас больше не задерживаем.
Когда мы выползли из полиции, я спросил у Робаха, о чем шел разговор с комиссаром.
- Он спросил, собрали ли они ваши данные и велел отпустить, - сказал Робах. – Все нормально, никаких проблем, но если вас все-таки еще кто-нибудь будет спрашивать об этой истории, придерживайтесь той версии, которую мы с вами придумали.
Из Бумердеса мы уехали очень быстро – причем по какой-то проселочной дороге. И даже выбравшись на шоссе, Робах не сводил глаз с зеркала заднего вида – боялся слежки.
* * *
После этой истории мы вновь оказались предоставлены сами себе – у Робаха неожиданно поднялось давление, Али уехал в командировку, руководители туристической фирмы, буквально недавно обещавшие отвезти нас в живописное курортное место на побережье, просто не брали трубку. Совпадения, конечно, бывают, и в них можно верить, но в данном случае было понятно, что все просто перепугались и легли на дно – вот насколько велик страх перед местными спецслужбами.
Но тут и мы начали замечать необычные вещи – у нас перестал открываться замок на двери номера, его почему-то два раза перепрограммировали. Когда Игорь оставался один в номере, горничная попросила спуститься его на ресепшен, его якобы пригласили к телефону, но на ресепшене развели руками – никто не звонил. Я предполагаю, что кто-то интересовался тем, что лежит в нашем номере, в наших сумках и странности в гостиничном сервисе следствия этого профессионального интереса.
* * *
До отлета в Аннабу на Эль Ходжарский металлургический комбинат еще оставалась пара дней и мы их потратили на наконец-то случившееся интервью с послом России Владимиром Титоренко и съемку так называемого «русского клуба». Посол – замечательный собеседник, охотно ответивший на все вопросы. До Алжира он работал послом в Ираке. Когда в 2003 году наше посольство эвакуировалось, американцы расстреляли эту колонну и Титоренко был ранен. Чуть позже Путин наградил его Орденом мужества и отправил развивать российско-алжирские отношения.
* * *
Русский клуб – странное место. В бывшей советской школе, в которой учились дети наших специалистов, собираются «росгражданки» - женщины, вышедшие за муж за алжирцев, учившихся в СССР и уехавшие вслед за мужьями в Северную Африку. Тогда, в 70-ых и 80-ых эти дамы считали, что им крупно повезло, но после десятилетия гражданской войны многие из них были убиты, многие – уехали вместе с семьями в другие страны или вернулись в Россию, остальные – раз в неделю собираются в школе, смотрят телевизор с российскими программами, пьют водку, едят огурцы, крорче, ностальгируют по полной программе.
В бывшем кабинете литературы стоит барная стойка, за ней – жена коменданта школы, семья из двух человек живет за высоким забором и охраняет российскую собственность, открывая двери только один раз в неделю, когда происходит заседание «русского клуба». Жена наливает русским теткам водочку и вино и продает пельмени и пирожки, которые она лепила и стряпала специально для гостей последние пару дней. «Росгражданки» курят и пьют, в кабинете дым коромыслом, некоторые из них пирожки складывают в пакет, что бы увезти домой – видимо дома русская кухня не приветствуется.
Я сидел у стойки бара и со смешанным чувством наблюдал за этим бабским «клубом» - с одной стороны вроде здорово, что здесь в Африке русские женщины сохраняют какие-то дружеские отношения между собой, общаются, отмечают День Победы и даже участвуют в выборах в Государственную Думу, а с другой стороны – какие же они дуры, наши бабы. И эти, которые рванули из Союза двадцать лет назад в поисках лучшего и красивого бытия, и те, которые сейчас ищут женихов за рубежом. Да, вроде и жизнь ярче, всеже «заграница», а с другой стороны – это несчастье, когда имеешь возможность всего раз в неделю собираться, пить, есть пельмени, смотреть «русский телевизор» и говорить на родном языке. Тем более, уезжать в арабскую страну – ведь как не крути, это Африка, мусульманская страна и свой менталитет, который при внешней схожести с нашим, абсолютно другой. Чуть позже, один человек в российском посольство мне сказал: «Тем, кого ты видел в «Клубе» повезло – у них нормальные мужья, а ведь есть и те, кого просто не выпускают из семьи. В арабской семье главный человек – мать мужа, и, если ей не понравиться, как ведет себя русская невестка, судьба ее незавидна – ее годами не выпускают просто на улицу, что уж тут говорить о нашем посольстве и «Русском клубе».
Работник посольства был прав – практически все женщины, с которыми я общался, имели мужей с хорошим статусом – у одной супруг директор аккумуляторного завода, у другой – сети заправок. Мужья, кстати, тоже были в школе, только они сидели сами по себе, а женщины – сами. А куда деваться – Восток!
* * *
Раз уж заговорили о женщинах, то нельзя не сказать об их детях – родившихся в странных русско-алжирских семьях. Я сталкивался с ними, еще в детстве, живя в Алжире, сегодня посмотрел на них взрослых. Об этом из них, Кериме, хозяине маленького кафе, уже рассказывалось чуть выше. В один из свободных дней мы познакомились с ним поближе и даже раза два ужинали в его кафе – я объедался пиццей, а Игорь в основном наваливался на мясо.
Керим оказался довольно странным парнем – сначала относился к нам с явной настороженностью, хотя по идее не должен был – наши дипломаты ужинают у него регулярно. Но затем, увидев, что мы не кусаемся, пошел на контакт и мы записали с ним интервью. Керим с заметным акцентом рассказывал, как ему было сложно учиться в алжирской школе, куда отдали его родители, как мать учила его читать и писать по-русски. Однажды во время записи интервью приехала девушка Керима – тоже наполовину хохлушка, наполовину алжирка. Девчонка, обладающая банальной по нашим меркам внешностью, оказалась «Мисс Алжир-2004». Между собой они общались на чудовищной смеси французского-арабского и русского языка. В знак благодарности за интересное интервью мы подарили Кериму бутылку водки.
- Спасибо, - сказал он, пряча «пузырь». – Я в прошлом году ездил к бабушке на Украину, но водка, которую я привез, уже кончилась. А у вас случайно нет с собой водки с перчиками на дне, я забыл, как она называется?...
- Перцовка, - сказал я. - Возможно «Немиров». Мы ее с собой не взяли.
ЗАВОД ОН И В АФРИКЕ ЗАВОД
Самое утомительное в аэропорту Алжира – это многочисленные кордоны разнообразных служб безопасности. Я подсчитал, до борта самолета их приходилось проходить пять раз. Последний самый сложный, автобус уже стоит у трапа самолета, но надо вновь показать документы здоровякам в черной форме, перенести собственноручно свой багаж, который ты сдал двадцать минут назад в аэровокзале с одной тележки на другую и пройти очередное охлопывание и ощупывание. И только потом с облегчением можно бухнуться в кресло «Боинга».
Расстояние между столицей и Аннабой около 600 километров и лайнер их проскакивает за сорок минут – взлетели, выпили газировки, принесенной стюардом и уже посадка.
Аэропорт в Аннабе небольшой и мы быстро оказались в зале ожидания. Обещанного в посольстве вице-консула я в толпе встречающих не заметил – наши дипломатические работники издалека заметны. И дело не в том, что вокруг арабы. Даже в группе европейцев наш дипломат выделяется, может быть очень чиновничьим русским лицом, может каким-то элементом одежды – все в джинсах и кроссовках, а он один – в брюках со стрелками. Одним словом, таких я в аэропорту не заметил. Мы с Игорем уже поставили сумки и начали оглядываться, когда меня окликнули по имени. Я обернулся – к нам направлялся абсолютно лысый молодой человек в спортивных штанах, майке и массивной золотой цепью. Возможно, я и видел его в толпе, но не задержался взглядом, потому что таких дипломатов я еще не видел – этот напоминал или вышибалу или члена сборной России по классической борьбе.
- Здорово, мужики, - сказал он. – Меня зовут Петр Попов, я вице-консул Российской Федерации в Аннабе, я буду сопровождать вас.
Вместе с ним был еще один такой же вице-консул, только с признаками растительности на голове. Он бодро схватил наши баулы и загрузил их в «Пежо».
- Ну и как вам Алжир? – поинтересовался Петр, когда мы выехали из аэропорта.
- Замечательно! – начал я. – Очень красивая страна, открытые люди, не понимаю, почему в России все считают, что здесь по прежнему проблемы с террористами…
- В столице, может, и нет никаких проблем, а у нас тут две недели назад роту десантников в горах вырезали, - между прочим, сказал Петр, крутя баранку. – Представьте, ни единого выстрела, просто ниндзи какие-то, в палатках сорок трупов, у всех горло перезано Тут, мужики, война продолжается, Тунис-то рядом – всего сто километров.
- А Тунис причем, туда же все отдыхать ездят?
Оба вице-консула громко засмеялись.
- В том-то и дело, все в Тунис ездят отдыхать, а базы алжирских исламистов находятся именно там и они через тунисскую границу сюда воевать ходят.
После этих слов ночные виды за окном «Пежо» как-то сразу потеряли свою привлекательность. Мы с Игорем переглянулись – туризм закончился, начиналась работа, причем не самая безопасная.
Машина тем временем въехала в Аннабу и вскоре мы оказались у отеля. Никаких КПП, полицейских у этого отеля, в отличие от алжирского, не оказалось – рядом какой-то рынок, который несмотря на поздний час был забит шумной толпой. Вице-консулы донесли нам вещи до ресепшена, уточнили у администраторов, что заказанные номера действительно свободно, пожали нам руки и исчезли.
Отель гордо нес на вывеске три звезды, но напоминал больше среднестатистическую советскую гостиницу периода позднего застоя – у Игоря в номере была туалетная бумага, но не было полотенца, у меня было полотенце, но отсутствовала туалетная бумага. Я спустился на ресепшен и сообщил об этом администратору и он поступил очень по русски – наследующее утро у Нестерова исчезла туалетная бумага, а полотенце продолжило свое отсутствие, мне же повезло – у меня ничего не появилось, но ничего и не исчезло.
Игорь завалился спать, а я решил осмотреть окрестности, которые моментально меня разочаровали – буквально у выхода толклось несколько «бородатых», которые попытались было двинуться за мной. Испытывать судьбу я не стал и вернулся в отель. Завалился в кровать и долго ворочался - за гипсокартоновой стенкой многократно испытывала оргазм местная проститутка. Провинция и столица – все-таки две разные вещи не только в России, но и на Севере Африки!
* * *
Утром на ресепшене нас ожидал свежий и радостный вице-консул Российской Федерации Петр Попов. На этот раз Петр решил соблюсти свой официальный статус и одел темный костюм и галстук. Правда, костюм слегка отличался от общепринятого – он был с обрезанными рукавами, из которых торчали две накачанные ручищи.
- Так, мужики, едем на завод, нас ждут, - сообщил Петр и мы сели в его «Пежо».
Эль-Хаджарский металлургический комбинат стоит километрах в тридцати от Аннабы. По местным дорогам, даже через центр езды – полчаса. Одновременно можно посмотреть и сам город. Как и все построенные французами – он очень красивый. В эпоху французской колонизации он носил название Бон и лишь затем алжирцы его переименовали по своему.
Трехсоттысячная Аннаба стоит на берегу живописной бухты со скалами. Центр города застроен в конце XIX века европейскими домами. Здесь много зелени, чугунных литые решеток, на одной из широких улиц стоит драматический театр. Затем идут районы новостроек, и еще через десять минут езды появляется Завод. Именно ЗАВОД С БОЛЬШОЙ БУКВЫ. Приближение его чувствуется издалека. Трубы, дымы, встречные трейлеры, набитые трубами – возникает ощущение чего-то родного и близкого. Экзотика куда-то пропала и за окном потянулся до боли знакомый индустриальный пейзаж.
На проходной нас ждал Замир Гусейнов – он один из руководителей небольшой фирмы, которая занимается обслуживанием металлургического оборудования. Приехав в Алжир еще в конце 80-ых как работник какого-то советского машиностроительного ведомства, он зарегистрировал в Марселе небольшую фирму и, несмотря на гражданскую войну и экономический кризис, все эти года поставлял из России на Эль-Хаджарский комбинат комплектующие. Именно он и договорился с собственниками о том, что бы нашу съемочную группу пропустили на территорию комбината. Собственники – это крупнейшая в мире металлургическая компания «MITTAL», юридически европейская, фактически – индийская. Завод, построенный на семьдесят процентов нашими строителями и по российской технологии, оказался ненужным России, хотя алжирцы в 2000 – 2001 году активно предлагали его российским олигархам. Наши побоялись – спецслужбы сказали, что ситуация в стране нестабильная, а бизнес рисков не любит. Индусы рискнули и в результате получили завод, стоящий в 600 километрах от Европы и теперь заваливают Францию, Италию и Испанию, может и не очень качественными, но дешевыми трубами и проволокой.
- Правда, на модернизацию не тратят не копейки, - рассказывал Замир, когда мы уже подъезжали к доменному цеху. – Вот французская домна стоит, не работает несколько лет, но никто и не чешется ее ремонтировать.
Две советские домны исправно пыхтят. Чугун льется, народ суетится.
Я поймал себя на том, что постоянно ищу в толпе рабочих русские лица – это не удивительно, везде стоит советское оборудование, а алжирцы даже не удосужились убрать надписи на русском языке, которые здесь на каждом шагу – «Опасно:газ», «Сварочный участок» и естественно две магические русские буквы «М» и «Ж». Правда, потенциальных клиентов «Ж» мы так и не встретили, женщин на комбинате не видно.
- Эвакуацию персонала Россия долго не проводила, - объяснил Гуссейнов. – Алжирцы очень сильно просили, что бы наши специалисты на заводе остались, своих очень мало. Когда ситуация стала нестабильной, начались нападения на иностранцев, первыми вывезли семьи – около тысячи человек, через несколько лет уехали и специалисты. Последней каплей стала история с нападением на четырех русских, пошедших в лес за грибами. Они нарушили правила безопасности, забрели в неохраняемую зону и столкнулись с большим отрядом боевиков, которые уходили от правительственных войск. Их убрали, как свидетелей – всем четверым отрезали головы.
После доменного цеха мы заехали поснимать кладбище советской техники – алжирцы потихоньку переплавляют ее, как металлолом, но остовы «ПАЗиков», грузовиков «МАЗ», еще виднеются.
В одном из цехов в объектив попал кузнец с богатейшей фактурой. Здоровенный бородатый дядька, косая сажень в плечах, очень красиво работает и, пока Нестеров его снимал с разных планов, пытался вспомнить русский язык – получилось. Кузнец, как выяснилось, учился в Череповце, а теперь до сих пор помнит и тех, кто его учил, и тех, кто с ним на заводе работал.
- А ночью встретишь его на пустыре, голову отрежет и не заметишь, - тихонько прокомментировал его любвеобилие Попов. - Бородатый – однозначно исламист!
Я посмотрел еще раз на кузнеца, под мокрой майкой перекатывались бугры мышц. Исламист - не исламист, но силищи в нем хватало.
* * *
С завода мы поехали в Сиди Омар – это небольшой поселок, в котором когда-то жили наши специалисты, и где была расположена средняя советская школа. Замир сразу предупредил, что район это опасный – дома русских заселили бедняки, среди которых много не только тех, кто просто поддерживает исламистов, но и встречаются боевики, либо освобожденные по амнистии, либо спустившиеся с гор, помыться и отъесться.
- Останавливать машину и доставать камеру здесь опасно, - сказал Замир, - поэтому оператор пусть пересядет вперед.
От советской школы ничего не осталось, здание полностью перестроили, а вот сам Сиди Омар, который русские в свое время почему-то делили на зоны – «первую», «вторую» и «третью», говорят сохранился в почти первозданном виде. Здесь я не удержался и снял стенд-ап . Снимали его по партизански, выбрали место, где хорошо просматривается поселок, я вышел из машины, присел на корточки, и Игорь включил камеру, не выходя из машины, просто опустив стекло:
- Когда-то по этим дворам бегали русские мальчишки, а на лавочках у подъездах сидели русские женщины, обсуждавшие очередной поход на местный рынок. Теперь русская речь здесь давно не слышна, здесь теперь живут арабы…
* * *
Вечером Петр Попов решил нам устроить светский раут. Местом проведения стала вилла …….. Имя мне ничего не говорило, но Петр утверждал, что …. – личный тренер князя Монако по дайвингу и руководитель крупнейшего алжирского дайвинг-центра. К подводному плаванию я отношусь с огромным уважением и личным интересом и на алжирского Жака Ива Кусто я даже решил пожертвовать последнюю из трех бутылок водки, хотя не понял, почему мы едем именно к ныряльщику, а не к местному художнику или музыканту.
Дом у тренера оказался небольшой, зато тренер был настоящим – весь его дом был завален кораллами, подводными фотографиями и древнеримскими амфорами разной степени сохранности. Родные и близкие, видимо, были предупреждены о нашем приходе, потому, что моментально на столе появилась еда – какие-то рожки, тушеные с мясом в кетчупе. «Кусто» от водки отказался, хоть и тренер князя Монако, но мусульманин, причем верующий, но не настолько, чтобы запретить пить водку своим гостям из России. Только после второй рюмки выяснилось, почему же Попов привез нас в этот дом – они с …. , похоже, собрались делать небольшой совместный бизнес и с нетерпением ждут русских туристов-дайверов.
- Дно Средиземного моря очень живописно у берега Алжира, много затонувших кораблей разных эпох, есть даже сбитые немецкие самолеты, - говорил «Кусто».
- А я обеспечу охрану, полиция с автоматами и охраняемый отель, - добавил Попов.
- Ага, типа того, в котором мы сейчас живем, - съязвил я.
Зато у тренера обнаружился и еще один талант – он прекрасно рисует. Его карандашные эскизы впечатлили, особенно обнаженной натуры. На мое восхищение он прореагировал скромно:
- Эти рисунки были сделаны во времена студенческой юности в Париже.
- А натурщицы – это Ваши знакомые? – поинтересовался я.
- Очень близкие, - скромно улыбнулся тренер.
* * *
Кроме нас в доме «Кусто» был еще один гость – русская женщина Надежда. О ней, наверное, стоило бы снять отдельный сюжет. Ей за шестьдесят, в конце шестидесятых приехала в Алжир, выйдя замуж за молодого алжирского лейтенанта, учившегося с Союзе. Прошло почти сорок лет – ее муж умер, старший сын уехал во Францию, младший тоже в Алжире задерживаться не собирается. В России у нее никого в живых из близких не осталось, возвращаться на Родину нет смысла. Работники нашего консульства устроили Надежду к себе уборщицей – деньги не большие, но зато целый день она проводит в русскоязычной среде.
- Как Вы думаете, Россия заботится о своих гражданках, живущих в Алжире, - спросил я.
- Вам для камеры или не для камеры?
- Не для камеры… - уточнил я.
- Петя Попов молодец, и ребята из консульства тоже – что-то пытаются сделать, но таких, как я, в Аннабе несколько сотен, у них надо спрашивать, только многих уже в живых нет. Когда в Алжире был разгул экстремизма русских женщин убивали прямо на улице и никто в России даже пальцем не пошевелил для их спасения.
* * *
Следующий день Петр Попов посвятил знакомству Аннабе и ее окрестностям. Город стоит у подножия хребта, верхняя точка которого находится на высоте в полтора километра – очень долго едешь по сложному серпантину, идущему по краю обрыва и, наконец, открывается шикарный вид на город. У меня почему-то возникли ассоциации с Рио-де-Жанейро – город внизу, вытянувшийся полумесяцем вокруг бухты и огромное море зелени.
Здесь же стоит отель, построенный в конце 60-ых годов. Круглые крыши корпусов, ни одного острого угла в архитектуре здания, даже ступеньки какие-то смазанные – архитектор был явным авангардистом. Постояльцев почти нет. На веранде перевернутые пластиковые стулья и свернутые зонтики. Солнце греет еще слабо, но загорать уже вполне можно, но, похоже, некому. Из дверей отеля появились три француженки пенсионного возраста сели в машину и укатили куда-то по серпантину вниз.
Через час Петр привез нас к главному христианскому символу Северной Африки – собору святого Бенедикта. Церковь построена Бог знает когда и хранит мощи этого самого Бенедикта. Рядом стоит мужской монастырь, в котором, говорят, еще в начале 80-ых жило несколько русских белоэмигрантов. Интересно, что исламисты даже в пик войны монастырь и собор не тронули. Боялись окончательно поссориться с Ватиканом.
* * *
Два дня поездок по Аннабе нас сопровождал Олег – крепкий малый с перебитым носом и «бананом» на пузе. Я в начале сильно удивился, обратив внимание на то, что он не знает ни слова, ни по-французски, ни по-арабски:
- Интересно, как у Вас кадровый подбор в министерстве иностранных дел осуществляется, человек языков не знает, а в генконсульстве работает…
- А ему языков не надо, главное, что бы он стрелял хорошо, - ответил Петр. – Олег офицер спецподразделения «Заслон», он вас охраняет.
В «банане» у Олега лежал пистолет.
* * *
Под присмотром Олега зашли на рынок. Большое крытое здание, заставленное прилавками со свежей рыбой, горами овощей и фруктов. И самое главное – с оливками. Какие здесь оливки! Если бы это были огурцы, я бы назвал их «бочковыми». Длиной чуть ли не в пять сантиметров и крепко-крепко соленые. То, что продают у нас в баночках – слабое подобие настоящих оливков.
* * *
В русском и арабском языке есть слова, которые у себя дома звучат нормально, а вот в России и в Алжире их произносить неприлично. Например, не рекомендуется в арабских странах произносить слово «зубы», оно созвучно с арабским словом, которое означает женский половой орган. В свою очередь, у арабов есть слово «биляди» (народ) и «хуйа» (друг, товарищ, брат). Всегда это созвучие вызывало массу шуток, как с русской, так и с алжирской стороны. Мы едем с Поповым по Аннабе и Игорь начинает выяснять, что заставляет его жить в заштатном алжирском городишке, где нет ни светской, ни дипломатической жизни и даже выпивка поступает к нему по специальным каналам. Петр слушает и неожиданно тормозит у поста полиции и начинает на смешанном арабско-французском интересоваться, как ехать дальше:
- Хуйа, скажи, как мне здесь проще проехать до маяка?
Полицейский охотно отвечает, Петр его благодарит, затем поворачивается к Нестерову:
- Игорь, ну в какой стране, я гаишника х..ем назову, а он не обидится?
Мы с Игорем закатываемся от хохота.
* * *
Провожал нас Попов чуть ли не со слезами на глазах. Мы были первой русской съемочной группой в Аннабе после 1989 года.
- Ребята, задержитесь на день! – говорил он уже в аэропорту. – Вас бы завтра местное телевидение бы сняло, сегодня вечером редактор крупнейшей аннабинской газеты с вами интервью сделал. Они мне уже все мне звонили, а из-за вашей насыщенной программы я не мог им ничего предложить.
- Ага, Петь, и после интервью, сюжета по ТВ к нам бы в отель в гости приехали бы бородатые, мы уж лучше в столицу, в охраняемую зону, а потом домой, - я пожал ему руку.
* * *
В охраняемом отеле нам уже места не нашлось – в Алжире началась какая-то международная ярмарка – поэтому посольство нас заселило в приличный отель неподалеку от международного аэропорта. Стоим на «ресепшене». Вдруг слышу, как кто-то громко на чистом русском языке читает надпись на моей спине «Телерадиокомпания «Апекс». Повернулся – рыжий худой мужик с красной физиономией. Пока я оформлял наше размещение, Игорь Нестеров с ним разговорился – оказалось украинский летчик. Он с товарищем на Ан-2 опыляют здесь посевы – борются с саранчой. В принципе для сегодняшнего времени это нормально сотни украинских пилотов сейчас вкалывают в Африке от юга до севера. Потрясло другое – на таратайке Ан-2 они прилетели в Алжир, через Сирию, Египет, над Средиземным морем, старательно облетев Израиль, ПВО которого не ровно дышит к маловысотным и низкоскоростным целям, приближающимся со стороны сопредельного арабского государства. «Семь месяцев дома не был, а здесь ни выпивки, ни женщин», - скорбным голосом закончил свой рассказ летчик. Мы ему посочувствовали – от всего того, чего был лишен украинский ас сельхозавиации нас отделяло всего два дня.
* * *
Оставшееся время мы провели с пользой для себя – материал для фильма был отснят, даже с излишком. Игорь спрятал видеокамеру и достал фотоаппарат – он классный фотограф. Объявились и наши алжирские друзья Робах с Али. Они сильно извинялись за свои болезни и проблемы и мы их великодушно простили. Представители же туристической фирмы залегли на дно – я на них не в обиде, если действительно нас местные спецслужбы стали пасти, то тут уж каждый за себя.
С арабами мы объехали еще раз побережье рядом со столицей, поели пиццу, шашлыков, торжественно вручили в знак благодарности пару баночек красной икры. Робах с Али на самом деле сделали для нас очень много, в отличие от пресс-секретаря посольства Виталия Королева. Кстати, Королев тоже нарисовался в эти дни – он с удовольствием пообедал за наш счет и отвез в аэропорт.
* * *
Лично я улетал из Алжира полный идей и не только про фильм. Мысли были и состыковать наши туристические фирмы с компанией «Волга трэвел», и предложить кому-нибудь заняться поставкой в Кузбасс алжирского вина, и свозить в Северную Африку новокузнецкий джаз Анатолия Берестова и пр.пр.пр. Ничего из этих идей, к слову, так и не претворилось в жизнь – или я плохо объяснял и обрисовывал перспективы, или бизнесмены у нас ленивые, или на самом деле ситуация в Алжире еще не настолько спокойная, что бы бизнес начал цвести развиваться.
Зато кино «Возвращение в Алжир» получилось добротное – наград на фестивалей не собрало, но народу, особенно отработавшему в стране по нескольку лет, понравилось.
Спустя полгода получил по электронке письмо из Алжира от вице-консула Петра Попова:
« Дорогой Рост! Спустя полгода мне переслали копию фильма «Возвращение в Алжир». Задержка произошла по неизвестным мне причинам. Не хочется думать, что кто-то из руководства не хотел этого допустить любыми путями, но факт остается фактом. Если звезды зажигаются или наоборот, это кому-нибудь нужно. Но Ваш фильм, на мой взгляд, фильм – звездный. Все, кто работал и работает в Алжире, даже не говорящие по-русски алжирцы, посмотревшие его, фигурально испытали творческий восторг. С настоящей русской ностальгией вспоминали времена 30-ти и 25-тилетней давности. Высказывались за возвращение России в Алжир. Мы с Замиром смотрели фильм вместе. Слезы радости и печали с трудом сдерживал. Радости – из-за все-таки возможного возвращения России в Алжир при помощи магии культуры и синематографа, а печали – за утраченное время, за закрытое в начале 90-х годов Генконсульство России в Оране, за 4 специалистов техсодействия из России, зарезанных исламистами в 2001 году под Аннабой, за тысячи россиян, которые хотели бы вновь побывать в Алжире, 30 лет спустя. Пронзительная неизвестная мне песня М.Бернеса и сжатое и глубокое изложение истории взаимоотношений СССР, России и Алжира тронуло за сердце. Рост, я искренно надеюсь на продолжение Твоей картины, и пусть в ней будет не «хэппи энд», а счастливое продолжение! Петр Попов»
Вот она главная оценка работы - ведь работаем не для конкурсов, а для телезрителей.
* * *
И последнее про Алжир, вернее, про везение. Оно закончилось, как только наш самолет сел в Шереметьево. Поймав такси, мы попали в пробку и не успели на новокузнецкий рейс - пришлось ночевать в Москве. А на следующий день – 21 мая наступил знаменитый московский энергетический кризис – отключенная мобильная связь, закрытое метро, толпы, штурмующие автобусы, милиция с мегафонами… В нашей стране и без чрезвычайного положения жить интересно и непредсказуемо.
