|
|
От
|
Гегемон
|
|
|
К
|
All
|
|
|
Дата
|
21.07.2005 18:46:08
|
|
|
Рубрики
|
WWII;
|
|
Керченский фронт. Воспоминания.
Из книги: Левченко И. Н. Повесть о военных годах. М. 1961
Об авторе. Ирина Николаевна Левченко была воспитана в духе коммунистических идеалов; ее бабушка – комиссар бригады в Первой Конной армии.
В 1941 г. ушла на фронт сандружинницей, выходила из окружения под Вязьмой, участвовала в боях под Нарофоминском.
В феврале-марте 1942 г. воевала в танковой бригаде на Керченском фронте.
После ранения закончила Сталинградское танковое училище, в 1943–1945 гг. была командиром танкового взвода, офицером связи танковой бригады и мехкорпуса. Воевала на Западном и 3-м Украинском фронтах, участвовала в Яссо-Кишиневской операции и рейде КМГ Плиева, штурмовала Дебрецен.
За время войны имела 4 ранения, 2 контузии, болела малярией, 5 раз лежала в госпитале.
На фотографии – форма подполковника танковых войск, орден Красного Знамени, 2 ордена Красной Звезды, медали, значок выпускника военной академии.
Писала рассказы о войне. Художественное их содержание – вопрос отдельный, присутствует достаточно сильный момент коммунистической назидательности, хотя война изображается почти фотографически. Но версию о литзаписчике мемуаров можно отвергнуть сразу.
январь 1942 г., Горький
с. 119
В дверях стоял невысокого роста полковник с золотой звездой…
- Что-то я не виде вас в бригаде Вы откуда?
- Я санинструктор, была в командировке, а теперь вот приехала и оказалась за штатом
- Мы сегодня грузимся и идем на фронт. Если хотите, я сейчас прикажу вас зачислить.
120
В Москве задержались: грузили партию новых танков Их доставила делегация рабочих с завода, перемещенного в глубокий тыл.
121 Наша бригада шла в Новороссийск, а оттуда в Крым – в Керчь. Тяжелые эшелоны, груженые новенькими танками, неслись быстрее курьерских поездов… …Каждый наш эшелон везли по 2 паровоза, на всем пути нам была открыта «зеленая улица» светофоров…
Через Ростов проезжали молча. С болью смотрели на покоробленные огнем ржавые листы кровельного железа, на развалины домов, уродливый остов недавно еще красивого ростовского вокзала…
…В Новороссийске нас встретило солнышко и легкий, совсем весенний ветерок. обрадовавшись нежданной весне, бойцы и командиры сняли с себя ватные костюмы и полушубки…
Увы, уже к вечере, когда подул сильнейший ветер… вера в солнечный Крым… поколебалась
122
…Обычный грузовой транспорт «Димитров» показался мне огромным. Пароход тесно прижался бортом к стенке пристани, с него спускался трап – обыкновенная веревочная лестница, конец которой на земле был не то привязан, не то просто придавлен чем-то тяжелым…
К берегу медленно, как бы высматривая жертву, подплывал большой плавучий кран, опускал свои тросы-щупальца над очередным танком; танк закрепляли, и через некоторое время тяжелая тридцатьчетверка повисала в воздухе, обнажая свое днище. Неторопливо плыл кран, огибая пароход, и, зайдя с нужной стороны, спокойно водворял танк на верхней палубе у борта.
123
Казалось, совсем без усилий поднимали маленькие шестидесятки и опускали их в самый нижний трюм
124
…А в Керчи с нетерпением ждали прибытия танков. Их было там совсем мало.
126
И вот в 11 часов утра 1 февраля 1942 г. под крики «вира» и «майна» танк, в котором я сидела, был извлечен из трюма парохода «Димитров» и поставлен на крымскую землю.
Солнечный Крым встретил дождем и непролазной грязью. Мы высадились недалеко от Керчи, в Камыш-Буруне.
Бои шли в 60-70 км: танковая бригада должна была скрытно прибыть в пункт сосредоточения – Астабань.
Ночью выгружали КВ, которые шли вслед за нами на баржах. С барж танки сошли своим ходом.
…В Астабани никакого намека на улицы, дома разбросаны как попало по обеим сторонам большого оврага, заканчивающегося грязным озером.
127
…Яростно бомбя каждый сарай, они не обращали никакого внимания на нас. А между тем в Астабани по правую сторону озера разместились 2-й танковый батальон и все бригадные склады, по левую сторону – штаб бригады и 1-й танковый батальон.
127
Перед фронтом ожидаемого наступления противник создал опорные пункты.
128
Передний край противника в 6–10 км от наших позиций минирован, минные поля сочетались с другими серьезными противотанковыми заграждениями; даже небольшая мутная речушка Рассан-бай была превращена в почти непроходимое препятствие; по берегу, соединяясь с естественным глубоким оврагом, тянулся противотанковый ров.
Для тренировки механиков-водителей построили эскарпы и контрэскарпы, установили надолбы, в поле за Астабанью отрыли противотанковый ров.
129
Бесконечные дожди превратили землю в сплошное жидкое месиво…
…Фыркая и чавкая, по грязному грунту ползла красивая, немного громоздкая машина. Вот она остановилась на самом краю рва – стенки его оползли, на дне собралась дождевая вода. Танк медленно спускался в ров. Вот-вот машина соскользнет вместе с оползающими под ней слоями глинистого берега, вот-вот уткнется в черно-желтую жижу носом…
134
25 февраля в 21.00 мы выступили на выжидательные позиции, где для каждого танка были отрыты… капониры
Всю ночь… над Астабанью, по пути следования бригады и над позициями, низко над землей кружили наши тяжелые бомбардировщики. Ревом своих моторов они заглушали шум, производимый танками…
Еще до рассвета все стало на свои места. Даже моей санитарной машине была отрыта яма в тылах 1-го батальона… Следы гусениц смыл прошедший ливень…
135
Солнце, настоящее весеннее солнце, ярко светили, обнимая всех своими лучами. Еще не было такого хорошего дня! Вчера шел дождь, дул холодный, пронизывающий ветер, а сегодня восток озарился розоватым светом…
Подошла ночь, тихая, звездная…
136
Противник перестал стрелять. Луна спряталась за надвинувшиеся тучи, накрапывал противный мелки дождик. Все окуталось непроглядной сырой мглой…
Оглушительно взревели моторы. Грозно лязгая гусеницами, двинулись к исходным позициям танки. Над нами вновь закружились бомбардировщики, прикрывая наш подход к передовым…
К утру дождь усилился… Как тут не сердиться, когда размокла едва подсохшая земля» Дождь не прекращается, а тут еще туман…
137
27 февраля, ровно в 8 часов 40 минут утра началась оглушительная артподготовка. Стреляли орудия всех калибров. Орудий было так много, что казалось, сотрясался весь керченский полуостров.
Канонада продолжалась 2 часа. Противник молчал. Наша артиллерия перенесла огонь вглубь обороны противника. вскоре вышли танки, а за ними с криками «ура» пошла в атаку пехота. Только тогда послышались хлопки минометов и пушек не сразу опомнившегося противника…
В глубокой щели – КП бригады – стоял высокий худощавый подполковник. Это был новый комбриг Александр Андреевич Вахрушев. …Мне приказано было идти следом за пехотой и в случае выхода из строя танков эвакуировать раненых…
…Идти было трудно. Перед тем, как сделать шаг, приходилось решать сразу 2 задачи: во-первых, вытащить завязшую ноги, во-вторых, переставить ее и снова завязнуть.
В сером тумане кое-где попадались такие же серые человеческие фигуры; изредка над головой со свистом и шипением пролетали мины. Недалеко впереди почему-то очень глухо стучали пулеметы, слышались хлопки винтовочных выстрелов, сзади ухала наша артиллерия.
Около подорвавшейся на мине тридцатьчетверки нагнала комиссара 1-го батальона Репина, и дальше мы пошли вместе. Из-за тумана мы увидели неясные очертания танка; казалось, он шел в нашу сторону, только с развернутой назад пушкой. Когда Репин остановился закурить, танк стал удаляться, как будто пятясь.
140
Осторожно, стараясь по возможности не причинять ему боли, я забинтовала лицо сержанта, наложила на разбитую руку сетчатую шину. отстегнув фляжку, висевшую у меня на боку, дала ему выпить немного спирта, разведенного водой с морфием.
141
Пока танкисты исправляли повреждения, я осторожно, чтобы не наступить на «веревочки», бродила по заминированному полю, оказывая помощь раненым саперам. Танкисты помогали выносить их в безопасное место.
Один за другим уходили отремонтированные танки. Саперы, проложив дорогу, несколько покровительственно смотрели на танкистов…
Наконец и Толок стал догонять свою роту На броне его тридцатьчетверки направилась к месту боя и я. Когда вокруг танка стали рваться мины и по броне совсем у моих ног пробила барабанную дробь пулеметная очередь, я растерялась…
Но долго раздумывать мне не пришлось. неподалеку от нас неловко завалилась на подбитый борт тридцатьчетверка, и, спрыгнув с танка Толока, я побежала к ней.
Перебегая от машины к машине, поздно вечером, измученная, мокрая и грязная, я наконец-то добралась до места сбора нашего батальона – окраины только что отбитой у противника деревни Тулумчак.
142
«Шестидесятка» прибуксировала походные кухни…
…( КВ) получил 16 прямых попаданий снарядов, а количество пулевых ссадин и довольно глубоких царапин от крупных осколков невозможно было сосчитать. …Танк КВ №14 раздавил несколько пулеметных точек, вмял в мягкий грунт вражескую пушку вместо с расчетом, проложил пехоте путь через проволочные заграждения, подавил, как хлопушки, противопехотные мины…
143
…Я рассказала об экипаже Т-60, наскочившего на фугас.., как Толок (по тексту – на КВ) помог пехоте, в течение нескольким минут перетащив на новое место целую батарею минометов…
143
Начинающийся день не предвещал ничего хорошего: моросил мелкий дождь, и ему не было видно конца. с моря дух пронизывающий холодный ветер, от которого капли дождя впивались в лицо как мелкие острые иголки.
143 сл
КП батальона расположился в 2 окопах, отрытых за ночь. Один окоп занимал комбат с помпотехом, в другом разместились молодой лейтенант – начальник связи, 2 связных да я с санитаром. Немного поодаль, в овраге, стоял танк комбата. В землянке старший лейтенант Исаев, надрываясь до хрипоты, посылал проклятия всем богам и людям, как сотворившим, так и испортившим радиосвязь.
144.
На рассвете танки пошли в атаку Они почти уже достигли высоты, когда перед ними выросла огненная стена разрывов. Мы замерли. Видно было, как сквозь вражеский огонь прошли КВ…
Вслед за КВ так же уверенно, как и большие танки, двигались наши «малютки» – Т-60. Вдруг столб черного дыма взвился над одним из этих танков…
- Черт возьми, нет рации! Обходить им надо, а чего они на этот курган прутся? Забылись, думают, что они КВ, а сами «кавенята»! – Комбат со злостью ударил кулаком по земляному брустверу. – танк мой сюда, поведу за собой, погорят!
…Танки вел в бой комиссар батальона Репин. он первый прошел на КВ сквозь огненную завесу, поставленную врагом, но не стал спускаться вниз с курганчика, а остался наверху. Ясно видимый врагом и яростно обстреливаемый, он ждал, когда весь батальон преодолеет высоту. Заметив, что загорелись 2 шестидесятки, комиссар на полном ходу подлетел к роте «малюток» и, развернувшись, увлек их за собой в обход под прикрытие кургана…
На кургане меж двух его холмов одиноко стояла машина Толока; она не горела, но видимо была лишена возможности двигаться…
Пробираясь по крутому оврагу, называемом рекой Рассан-бай, мы натолкнулись на 4 убитых из отряда (так в тексте – м. б. ошибка наборщика? бригады?) морской пехоты, воевавшей рядом с нами…
Выбираясь из оврага, увидела подбитый танк. Вокруг никого. Забралась на броню, спрыгнула в люк и упала на похолодевшее уже тело командира танка. механик-водитель жив, но ранен… Удобнее всего тащить через верхний люк, но мешал труп командира. Вытащить мертвого, а за ним живого – боюсь, не хватит сил…
Раненый механик был без сознания и стонал. Мне удалось пропустить сквозь его стиснутые зубы несколько капель спирта.
Оттащила в сторону убитого командира, затем сбросила санитарную сумку, чтобы не мешала. Кряхтя и подбадривая себя громким разговором с потерявшим сознание танкистом, усадила его на сиденье командира; подталкивая раненого снизу в открытый люк, добилась, наконец, того, что обмякшее тело оказалось наполовину выдвинутым наружу. Надо было вытащить его на броню и снять на землю. Снизу подталкивать еще ничего, но тащить на себя чуть ли не вертикально – ужасно тяжело. А танкист все бредил; то он висел безжизненным кулем, и тогда, хотя и было очень тяжело, но все же сантиметр за сантиметром я могла вытаскивать его на поверхность; то он начинал кричать и размахивать руками, угрожая свалиться вниз и свести на нет все мои усилия. Наконец, тяжело шаркнули о край люка сапоги, и танкист целиком повис на моем плече; потеряв равновесие, я кубарем вместе с ним покатилась с борта танка на землю. Упала удачно, если не считать того, что несколько оглушило упавшее сверху тело танкиста.
146
Его падение не причинило мне вреда, наоборот, он зашевелился и попросил пить. Залезла в танк, достала свою сумку, фляжку, чью-то шинель и плащ-палатку, вытащила железную баночку, где в спирту лежал шприц, сделала танкисту укол морфия и камфары, перевязала и накрыла плащ-палаткой.
…Недалеко от сгоревшего танка обнаружила в окопе раненого сержанта с перебитым коленом. Как только моя голова склонилась над его окопом, н наставил прямо мне в переносицу наган, который тут же убрал за отворот куртки. Положила на его раны чистую повязку, ногу прибинтовала к ложу винтовки, за которой сползала к убитому пехотинцу…
…Пока я измеряла взглядом расстояние и соизмеряла с ним возможность транспортировки раненых, послышались шаги… Я выглянула из-за танка и отпрянула назад: к танку подходил высокий немец с автоматом.
Что делать? Фашист идет спокойно – значит, уверен в безопасности.
…С замиранием сердца прижалась щекой к холодной броне… Стремительно выскочив из-за танка, я крикнула так громко, что даже в ушах зазвенело: «Руки вверх! Хенде хох!»
…Я указала ему рукой на землю, он оглянулся и вдруг бросился в сторону; я выстрелила, пуля попала ему в левое плечо. Он бросил автомат, поднял правую здоровую руку и залопотал: «Нихт, нихт»…
Со злостью я посмотрела на своего пленного: «Ишь ты! Нашивки СС, а не сопротивляется, лучше бы уж оказал сопротивление! А теперь вот…»
…Пленного обыскали, в карманах у него нашли 4 синие гранаты-лимонки и красивый изогнутый нож с резной костяной ручкой…
…Пленный бормотал что-то невнятное, со страхом поглядывая на подходившую к нам группу моряков
149
…В это время немцы заметили, что, обтекая высоту, идет морская пехота, и подвергли ее жестокому обстрелу.
151сл
К моей радости, у входа вскоре зафыркал танк, и в землянку, пригнувшись вошли Мария Борисовна м комбат. Мшанского уложили на правый борт Т-60, и мне поручили отвезти на этом танке , кроме комбата, еще 2 танкистов в госпиталь в Джангору.
В танк сели раненый в ногу командир роты шестидесяток лейтенант Кирсанов и 2 механика-водителя…
…Водитель посоветовал мне приколоть на спину белую косынку и пойти перед танком. я шла, высвечивая маленьким фонариком каждый подозрительный бугорок…
Через 3 часа мы вышли, наконец, к проезжей дороге…
…Крутой берег большого оврага был изрыт землянками, точно гнездами стрижей. В них расположились бойцы. Неподалеку от беспомощно уставившихся в небо 70-миллиметровых пушек, в большом, видимо офицерском, блиндаже, обшитом изнутри досками, расположился штаб 1-го танкового батальона
158
Чтобы понять положение осажденного танка (КВ №14), надо вспомнить общую обстановку на нашем участке фронта к началу марта 1942 г. После боев 27 и 28 февраля и 1 марта советские войска закрепились на занятых рубежах, причем весь фронт, простиравшийся по Керченскому перешейку «от моря до моря», как шутя говорили бойцы, не превышал 16 км.
159
Немцы в свою очередь поспешно укрепляли свою оборонительную полосу, особенно населенный пункт Кой-Асан и высоту с кладбищем, через которую дорога вела к узлу железных дорог во Владиславовке.
160
Противный мелкий дневной дождь сменялся ночью изморозью, и мороз доходил до 17-18 градусов.
163
наступило 13 марта. Утром, обессиленные от голода, с распухшими, обмороженными руками, ногами и лицами, защитники советского танка услышали приближающиеся крики «Ура-а-а!» Это начался бой, моряки пробивались к ним на помощь
(об артподготовке – ни слова)
164
Идти они не могли. Я увезла их на санитарной машине в бригадные тылы….
164
Нашу бригаду вывели из боев
167 (о положении танкиста)
в ушах кажется навсегда останется грохот боя, в котором сливаются и глухие выстрелы своей пушки, и тяжелые удары вражеских снарядов, и мелкая дробь пулеметных очередей. Глаза ломит от пороховых газов, от того, что надо видеть и знать все, что происходит там, за броней, а видеть можно только через маленькое стекло перископа
168
(13 матра) …прошло 10 дней… На рассвете бой
170
На исходные позиции выходили с рассветом. И опять шел дождь, только на этот раз со снегом. Утро серое, и рябая пелена мокрого снега так обволакивает машину, что из танков буквально ничего не видно… То у одного, то у другого отбрасывалась крышка башенного люка, и оттуда выглядывал командир – ориентировался.
Небольшой населенный пункт Карпечь, занятый противником, яростно огрызался огнем противотанковых пушек. Со стороны было страшно смотреть, как часто взметались около наших танков столбики дыма с комьями земли и фонтанами грязной воды – разрывы снарядов. и так много было этих разрывов, что, казалось, невозможно уцелеть. Но танки. пренебрегая опасностью, все, как один, невредимы, упорно шли вперед… Один за другим, охватывая противника с флангов, танки с разных сторон ворвались в деревню
(заметим, десанта нет)
Огонь врага стих. настало время выходить и нам. Мы – это 2 командира-техника в лоснящихся от масла и газойля комбинезонах и «медицина, представленная мной, Смирновым и Панковым… (по тексту – санитары)
170
Не доходя до Карпечи, мы остановились. Фашистские минометы методично обстреливающие площади, неожиданно накрыли своим огнем большую группу бойцов, скопившихся в лощине…
172
Собрав всех раненых в одно место, отправила Смирнова в тыл, чтобы привести сюда транспорт для эвакуации, а мы с Панковым и лейтенантом-связистом пошли дальше.
В поле за деревней стоял танк комбата. Из трансмиссионного отделения торчали сапоги: механик водитель уточнял повреждения. Судя по глухим ругательствам, раздававшимся из чрева танка, повреждений было много. Комбата, раненого в плечо и в голову, уже забинтовал кто-то из членов экипажа. Командир батальона сидел в танке, с трудом поддерживая отяжелевшую голову. Идти он не мог, но и от отправки на медпункт отказался.
173
Оставив у себя связиста, комбат послал меня к танкам.
- В батальоне есть раненые, – сказал он. – Противник огневой полосой отсек наши танки от пехоты. Проберись ползком, как сможешь, но проберись. Больше послать мне сейчас некого. Командует там Скоробогатов. Передай приказ: выделить тебе один танк Т-60, на нем увезешь раненых, сколько поместишь; эвакуировать только в район исходных к Тулумчаку и сейчас же обратно на танке за остальными. Когда отходить будешь, отстреливайся – стрелять из пушки ты умеешь. Хоть в белый свет, но отстреливайся: так легче уйдешь.
прижимаясь к земле, пробегая по нескольку метров и снова падая, миновали мы с Панковым, наконец, 2 километра, отделяющие нас от танков Скоробогатова.
- Выходи с развернутой пушкой и сразу же открывай огонь, - поучал меня Скоробогатов, страдальчески морщась, когда в танк опускали раненых. – Командованию передай: 1-й батальон приказ выполнит. Снарядов бы нам побольше. Остальное сама видела, расскажешь.
Танк вышел из балки; прижавшись плечом к пушке, я пристально смотрела в сторону немцев. Вот вспышка, другая, в тот же момент танк вздрогнул от близких разрывов, по броне царапнули осколки: «Как хорошо, что не никого сверху!» – подумала я, рванув спуск пушки. Я старалась попасть в то место, где видела вспышки. Танк мчался к своим, посылая снаряды в сторону гитлеровцев
В ушах звенело, стреляющая пушка больно била в плечо, руки сами рвали спуск…
Наконец, мы миновали опасную зону, можно было отпустить рукоятку и снять с плеча упор пушки. Затекли пальцы – даже не заметила, как сильно сжимала рукоятку. У танка комбата остановилась, доложила о положении в батальоне. Хотела забрать и его, но он снова отказался.
- Сдавай раненых и скорее обратно за остальными. Да доложи там комбригу обо всем.
Выслушав мня, комбриг приказал:
173
- Передайте командиру вашего батальона, что с наступлением темноты он получит и горючее, и боеприпасы.
В батальон мы проскочили прежним путем: снова, прижавшись к пушке, стреляла я, каюсь, в белый свет, но все-таки в сторону врага.
В лощине все окутано дымом. От горького воздуха першило в горле, слезились глаза. Уже несколько часов танки вели бой без поддержки пехоты. как ни стремились пехотинцы, но не смогли проскочить к нашим машинам
Панков организовал в лощине настоящий лазарет…
…Скоробогатов приказал ждать темноты, чтобы за один рейс забрать всех: когда стемнеет, можно увезти и на броне, не опасаясь прицельного обстрела.
Совсем неожиданно к нам в балку спустился ПНШ бригады капитан Иванов…
…Цепляясь кожаной сумкой, в малом отделении которой аккуратно сложены вафельное полотенце, мыльница и ножницы, а в большом – карта и бумаги, Иванов выбрался из коляски мотоцикла… Он ровным голосом спросил:
- Что нового? Идите, я вам кое-что покажу.
Это кое-что было новой задачей, последними данными о противнике…
На этот раз Иванов действительно привел подкрепление, подняв залегшую морскую пехоту.
Под огнем противника, подхватывая на бегу раненых товарищей, моряки пробежали отделявшие их от нас 300–400 м и окопались впереди, за балкой
175
Утром вражеские танки, меченые бело-черными крестами, ворвались в Карпечь. Немцы знали, что танки нашей бригады сосредоточены в лощине правее Карпечи и, видимо, рассчитывали, прорвавшись через пехоту, выйти к нам в тыл со стороны городка.
Полные сил, уверенные в своей безопасности, на большой скорости мчались к селу пятнистые грохочущие чудовища. В Карпечи оставались для ремонта наши машины, поврежденные накануне. Они стояли, замаскированные среди развалин глинобитных домов.
Вокруг валяются катки, бессильно распластались по земле гусеницы, над открытыми трансмиссионными люками висят на тросах двигатели, коробки перемены передач. Если немцы и знали о том, что в Карпечи расположился наш СПАМ, то вряд ли ожидали, что им могут оказать сопротивление раненые танки с вывороченными внутренностями. Однако они просчитались: Карпечь выстрелила огнем танковых орудий. Немцы остановились и вынуждены были принять бой. Но противник не отказался от своего намерения овладеть Карпечью. Уж очень неравны были силы: наши танки, удерживающие окраину села, не имели возможности двигаться и вряд ли казались серьезным препятствием – скорее, досадной задержкой, не более.
Однако вскоре все изменилось. Орудия советских танков стреляли в упор. Замаскированные, они вели огонь как бы из засады, и не так просто было их обнаружить и поразить. Пехотинцы выползали из развалин и бросали под гусеницы атакующих вражеских танков гранаты. горели уцелевшие ранее постройки, горели танки, от чистой орудийной пальбы сотрясались земля и воздух, опрокидывая навзничь стены домов. И без того узкие улочки заваливались грудами щебня и больших валунов, из которых, собственно, состояли стены домов. Немцы заметались в поисках выхода из чадящих и неприступных развалин.
Скоробогатов несколько минут прислушивался к грохоту неожиданно возникшего боя, потом подозвал к себе лейтенанта, командира взвода КВ:
176
- Пойдешь со взводом в Карпечь. Они хотели зайти в тыл нам, теперь мы зайдем им в тыл. Надо помочь нашим ребятам. И ты иди с ними, - сказал он мне. – Здесь тебе делать нечего, а там, наверное, ранены до черта. Видишь, что делается, - кивнул он в сторону затянутой дымом Карпечи.
= Я побежала к танку командира взвода.
- Ты куда собралась? – удивился лейтенант, увидев. что я вскарабкалась на его танк и уселась возле башни.
- С вами, там бой, раненые.
- А-а, тогда залазь в танк. Тут тебя любая пуля слизнет, и опомниться не успеешь.
- Так там же я ничего не увижу
- Когда тебе надо будет смотреть, я скажу. сейчас пока что надо видеть только нам.
Забралась в танк и примостилась на полу на ящиках снарядов…
После войны меня, как наверное, всех, бывших на фронте, спрашивали: «Страшно ли было в бою?» Право же, на такой вопрос ответить чрезвычайно затруднительно. Дело в том, что в бою, когда ты идешь выполнять поставленную задачу, как-то не бывает страшно... Бой -–это это выполнение задания, это кусочек очень трудной жизни и работы…
177
Но ехать в бой бездеятельным пассажиром – это действительно неприятно.
Тебя болтает из стороны в сторону, и, как ты ни стараешься удержаться. ударяет обо все самое твердое и острое. на тебе с десяток синяков, на лбу растет здоровенная шишка. В ушах шумит от выстрелов пушки – она над твоей головой…
Неожиданный грохот сзади, танк рванулся вперед.. Забился в конвульсиях двигатель и заглох, оборвавшись на какой-то высокой ноте. Стало так тихо, что я испугалась: «Уж не оглохла ли?» Из-за перегородки повалил едкий, удушливый дым.
…Мне сунули в руки пулемет. Кто-то подхватил меня за ремень и, подняв с пола танка, подтолкнул к люку.
Кое-как выбралась. Уже вываливаясь из люка, почувствовала, как ноги лизнул огонь. Танк горел.
Один за другим выскакивали из машины танкисты. Дольше всех не выходил механик-водитель.
- Конец. Ему нипочем не выйти. Башня развернута так, что свой люк он нипочем не откроет, - тихо сказал лейтенант.
Но водитель вдруг показался из люка башни, кулем вывалился наружу и покатился по земле, сбивая огонь, охвативший его комбинезон. Двое танкистов, навалившись на него своими телами, загасили огонь….
- Пулемет хотел снять, а патрон как на грех заело…
…Мы находились на холме, почти над самой Карпечью. Два танка нашего взвода уже вошли в село. Их появление, видимо решило исход боя: немецкие танки, как тараканы, то там, то здесь, пятясь, выползали из-за развалин.
…Мы обернулись – и ахнули. Прямо на нас бежали немцы. Из было человек тридцать. Должно быть, пехота сначала отстала и теперь спешила на помощь своим танкам. Но и это было бы еще ничего. Более страшная картина развернулась перед нами. Не более, чем в полутора километрах от нас, в том месте. где только что проходила извилистая линия окопов и траншей – наш передний край, где было тихое и на вид безжизненное поле, сейчас все ожило и зашевелилось. Две волны катились к подножию холма. Одна – наша отступающая пехота, вторая – наступающий противник.
- Что это? – воскликнул сержант. – Да что же это такое?
- Без паники! – отрезал лейтенант. – Не видишь, немец контратаковал и прорвался. Те еще далеко, а эти, - он кивнул в сторону карабкающихся на холм немцев, - этих надо встретить. У нас 2 пулемета. Один бери ты, другой – сестра, и бегите вон в ту воронку. Стрелять не дожидаясь команды, но патроны жалеть. Подпустите поближе. А с теми дальними я сейчас сам поговорю.
Мы с сержантом схватили пулеметы и на полном бегу плюхнулись в жидкую грязь, заполнившую воронку. Не очень умело, а от волнения и спешки совсем неловко приладила, наконец, к пулемету паучьи лапки-сошки. Немцы взбирались на вершину холма спокойно, уверенные в своей безопасности: горящий танк для них не помеха. Нас разделяло не более 200–300 метров.
- Стрелять? – спросила я сержанта.
- Нет, подожди еще чуточку. Ты не волнуйся, ты, как Анка чапаевская, подпусти ближе…
На какое-то мгновение перед глазами всплыли темный зал кинотеатра и 2 кадра, сменяющие друг друга на экране: молчаливые цепи белых и напряженное лицо пулеметчицы. Замерли люди, заполняющие зал, и вдруг в тишину ворвался детский голос, полный страстного нетерпения: «Да стреляй же, стреляй!»
Это кричала моя маленькая сестренка – пятилетняя Танюшка…
Голосок моей сестренки так явственно прозвучал в ушах, что я вздрогнула и нажала спуск. Я не слышала, стрелял ли рядом сержант, видела только, что немцы стали как-то странно спотыкаться и падать. Напрягшись всем телом, судорожно нажимала на спусковой крючок. Направляла пулемет не тех, кто продолжал бежать вперед, а в ушах звенел детский голос: «Бей, бей их до последнего!»
Мне казалось, что сзади, за моей спиной, на руках у мамы сидит моя Танюшка, и стоит мне только отойти хоть на шаг назад, ее убьют, и она будет лежать с открытыми, полными ужаса глазами, как те дети, что я видела в керченском рву…
Большинство немцев осталось лежать на скатах холма. Уцелевшие бросились наутек…
Завертелся на месте и упал последний солдат… У меня вдруг странно ослабли руки, и голова сама собой бессильно склонилась на землю…
Волдыри от недавних ожогов на его (сержанта) руках полопались, обнажив кровоточащее мясо…
Мы подхватили свои пулеметы и побежали к догорающему танку.
За танком танкисты и несколько пехотинцев разворачивали в сторону противника брошенные им во вчерашнем бою 75-мм орудия…
- …Воевать будем, - невесело усмехнулся лейтенант и неожиданно взъярился: - Хотел бы я знать, какого черта молчит наша артиллерия! Ведь бегут же, бегут!
Две извилистые полосы из сплошной массы людей – одна откатывающаяся, другая надвигающаяся – приближались.
- Пушки исправны, только прицелы сняты. Снарядов сколько угодно. Будем стрелять. Ложись! – вдруг крикнул он.
Мы растянулись на земле. Вокруг засвистели, зашлепали пули.
- Вот гад, - отплевываясь сказал лейтенант, - все время мешает! пулеметчик засел где-то в старом окопе и постреливает, - пояснил он.
- Давайте я его найду и успокою, - сказал сержант.
Лейтенант взглянул не его забинтованные руки и покачал головой:
- Нет, ты не годишься. и послать некого. Люди и так едва с пушками справляются. А впрочем… - Он посмотрел на меня…
- Иди сестра. Видишь бугорок? Он где-то там. Ложись на землю и ползи. Лучше сделай крюк, но зайди с тыла. Встретишься нос к носу – несдобровать тебе. Наган где у тебя? Вытащи из кобуры и сунь за пазуху: скорее достанешь. На, возьми еще это. – Он протянул мне финский нож.
- Финкой не умею, - пришлось признаться мне.
- Тогда возьми еще мой пистолет. Перезаряжать тебе некогда будет.
Медленно ползла я по клейкой грязи. И только удалившись метров на двести, поняла всю сложность моего задания. Как найдешь на этой ровным-ровнем раскинувшейся земле одинокого пулеметчика, да еще надой зайти ему с тыла?
Передвигаясь ползком, я, конечно, потеряла из виду тот бугорок, на который указывал мне сверху лейтенант…
Пулемет застучал так неожиданно близко, что я невольно прижалась к земле, но тут же подняла голову. Пулеметчик стрелял трассирующими пулями. Это было совсем рядом, буквально в 2 шагах впереди меня… я все-таки зашла ему с тыла…
Поползла осторожно и все же чуть было не скатилась в окоп, в котором на корточках сидел немец, сжимая рукоятки пулемета.
Выхватила наган. Одно неловкое движение, и большой ком земли, скатившись в окоп, ударил пулеметчика по спине. Он обернулся, и я выстрелила…
Ч нажимала спусковой крючок нагана, пока не раздался сухой беспомощный щелчок…
182
…Забыв обо всем, я вскочила на ноги, подхватила за какую-то дужку пулемет и побежала к товарищам, размахивая от восторга пустым наганом. За мной, подпрыгивая, катился на колесиках вражеский пулемет.
На холме пушки уже были развернуты так, как надо. Лейтенант навел все 4 орудия примерно по углу наклона ствола и заряжал последнее. пехотинцы ушли. Около орудий оставались только танкисты.
…В руке у меня оказался конец какого-то шнура, привязанного к пушке. У других орудий стояли танкисты с такими же веревками в руках…
…Четыре дымка разрывов наших снарядов поднялись в самой гуще надвигающихся немев….
Четвертый залп нашей батареи слился с гулом множества орудий справа, слева, сзади и даже впереди нас…
…Артиллерия твердо вступила в свои права.
Мы видели, как наша пехота остановилась, колыхнулась солдатская масса… потом по чьей-то неслышной нам команде побежала сначала медленно, потом все быстрее на дрогнувших немцев…
185
Утром был ранен Скоробогатов. Из танка я вытащила его с помощью водителя, а дальше пришлось передвигаться ползком…
…Я с трудом дотащила его до стоявшего уже неподалеку штабного автобуса капитана Иванова, и тот распорядился на командирской «эмке» отправить Скоробогатова в госпиталь
185сл
…Сразу попасть на КП помешали вражеские самолеты. Они совсем обнаглели: бомбили без передышки, один за другим входили в пике, видно было, как отрывались и летели черные визжащие бомбы. Захлебывались зенитки, все небо было в белых облачках разрывов.
186
Сидя в щели, я смотрела небо и со злостью считала: «Один, два, три… шесть… десять… пятнадцать. Пятнадцать! Пятнадцать! Что такое пятнадцать? Да! сегодня же пятнадцатое! Сегодня мне восемнадцать лет!»
… Прошло еще 10 дней… беспрерывных атак, грохота своих и вражеских орудий, противного свиста мин над головой…
26 марта наш батальон должен был овладеть высотой, обозначенной на картах маленьким крестиком – «высота с кладбищем». Так она и вошла в наш лексикон. За высотой проходило железнодорожное полотно, на его путях хозяйничал вражеский бронепоезд. Овладеть высотой, перерезать железную дорогу и уничтожить бронепоезд означало открыть дорогу к Владиславовке, крупному железнодорожному узлу Крыма.
187
Танки вышли в район атаки в пору, когда ночь как бы нехотя уступала место серому полумраку дождливого дня. перед Карпечью, воспользовавшись тем, что танки чуть приостановились, я спрыгнула на землю. Сегодня мне предстояло действовать «пешим порядком»… Вчера погиб санитар Панков… пытаясь спасти из горящего танка раненого водителя…
У крутого оврага неожиданно выскочил откуда-то мотоцикл; из него выскочил капитан Иванов; вскоре я увидела телефонистов с катушками – они тянули линию. А там, где Иванов и телефонные катушки – там КП. …Подошел танк Т-60, из него выбрался комбриг…
- …Забирают тебя у меня, - смеясь сказала она (Мария Борисовна - военврач) мне.
- Куда забирают? – испугалась я.
- А в танкисты, - ответил за нее комбриг. – Ты ведь мечтаешь стать танкистом? Вот и хотим посадить тебя командиром связного танка, тем более, что с этой работой за последние дни ты познакомилась по совместительству, так сказать…
…Лавируя между развалинами домов и черными остовами сгоревших и подбитых своих и немецких машин, миновала Карпечь. Не успели мы выйти из-под прикрытия последнего домика, как по правому борту ударило что-то тяжелое, гулко, как колокол, отозвалась броня, и в то же мгновение что-то во многих местах шаркнуло по броне. Мина!
Я старалась как можно скорее развернуть башню – снова гулким колоколом отозвалась броня. Но в этой время я заметила вспышку и навела на нее свою автоматическую пушку. Дала 2 длинные очереди и, не выпуская из рук спуска пушки, ждала…
189
Противник всеми силами старался создать перед нашими атакующими танками непроходимую завесу огня. Но танки, применяясь к местности, пошли на вражеские батареи. У самой высоты, вздрогнув могучим железным телом, остановилась одна машина, за ней другая, третья…
- Минное поле! – услышала я крик своего механика.
Две машины остановились пред высотой… и не прекращали огня по врагу.
Третья машина осторожно, как будто выбирая дорогу, стала медленно подвигаться вперед…
…Когда подорвались на минах 2 соседних танка, Репин приказал остановиться… Но тут к танку подбежал этот лейтенант и с ним 2 бойца…
…Разрывая руками землю, осторожно извлекая… мины и отбрасывая их в стороны… повели за собой танк.
(по тексту – командир комендантского взвода)
191
Тем временем, наш батальон ворвался на высоту. Взметая комья земли и грязи, разворачивались танки на пулеметных гнездах, вдавливали пулеметы вместе с расчетами в землю. Беспомощно валились вверх колесами вражеские пушки – фашисты отступали.
Почти одновременно со мной к командному пункту пехотного полка, куда перебралось и командование нашей бригады, на сумасшедшей скорости примчался танк КВ. Появление его было тем неожиданнее, что всего несколько минут назад этот танк, только что отремонтированный, также стремительно прошел мимо нас в сторону боя. Комбриг не успел задать вопрос о причинах возвращения танка… Помпотех роты КВ… докладывал:
- Наш батальон контратакован танками и пехотой противника. Контратаку отбили. Наши танки имеют возможность продвигаться вперед, но пехота залегла. командир батальона просит связаться с командиром стрелкового полка – поднять пехоту...
192
Мне поручили снова добраться до места боя и передать приказ: во чтобы то ни стало взять «высоту с кладбищем» и занять там оборону. Возвращаться я должна была уже на новый КП, отрытый совместно со стрелковым полком.
На обратном пути нас снова обстреляли. На этот раз бил пулемет. Танку он не мог нанести большого вреда, но совсем прижал к земле пехоту…
…Хотела развернуть пушку – не поворачивалась башня… Механик-водитель потянул меня за ногу, я спустилась к нему
- Ты. товарищ старшина, башню не верти, там пустой патрон заклинился, давай-ка я сейчас отойду немного назад, чтобы пехоту не подавить, да и развернусь, а ты стреляй, успокоим пулеметчика и пойдем дальше.
Медленно разворачивалась машина. Установив пушку, крепко прижалась плечом к ее упору, рука на спуске… Что-то очень большое и страшное ударило с правого борта, машину подбросило, то ли звон кругом стоял, то ли это в ушах, разобраться не успела: увидела на мгновение яркий свет, потом стало темно и дымно, глотнула горький воздух и потеряла создание.