|
|
От
|
Serge Pod
|
|
|
К
|
All
|
|
|
Дата
|
05.06.2000 19:40:00
|
|
|
Рубрики
|
Прочее;
|
|
Кто Маресьева поминал? Алексей МАРЕСЬЕВ: Я не из легенды, я - живой
Алексей МАРЕСЬЕВ: Я не из легенды, я - живой
http://www.redstar.ru/army_people4_1.jpg
Анатолий ДОКУЧАЕВ,
«Красная звезда».
Фото Сергея ПЯТАКОВА.
Алексей Маресьев был сбит, имея за плечами четыре воздушные победы. 4 апреля 1942-го в бою над демьянским плацдармом, над Новгородчиной. Деревья несколько смягчили удар истребителя о землю. Выброшенный из машины, летчик восемнадцать суток с разбитыми ногами добирался до линии фронта. Затем - госпиталь, ампутация обеих ног и... возвращение в боевой строй. А потом десятки боевых вылетов, 7 сбитых самолетов противника в составе 63-го гвардейского истребительного авиационного полка. И Золотая Звезда Героя Советского Союза.
Мы знаем об Алексее Маресьеве, о его подвиге по удивительнейшей книге Бориса Полевого «Повесть о настоящем человеке». А как было все на самом деле? Об этом - в публикуемом интервью.
- Все ли в книге, как было в жизни? - переспрашивает Алексей Петрович Маресьев. - На девяносто девять процентов. Так как Борис Полевой писал роман, а не документальную вещь, то в нем есть места, где он добавил что-то от себя, изменил...
18 суток я добирался до своих. Их колоритно описал Полевой, причем, как говорится, тютелька в тютельку. И страх из-за разбитых ступней ног, и жгучая боль, и страшный голод... Все это хлебнул. И убитый медведь, жертвой которого я чуть не стал, был. Мне иногда говорят: как же ты голодал, если столько медвежатины подвалило. Эх, знать бы, что придется тащиться 18 суток... И остальные картинки, клянусь, - с натуры. Что рассказал Борису Полевому, то он и написал.
Часто также спрашивают: была ли у меня девушка Оля (как в книге), забрасывавшая меня письмами, пока я лежал в госпитале? Да, девушка у меня была, отвечаю, с ней встречался, гулял по Камышину, когда там работал до армии. Но описанный роман не мой, может, даже это роман самого Бориса Полевого. Такое предположение я высказал как-то перед широкой аудиторией в присутствии самого писателя. Он заулыбался и... ничего не сказал.
- И танцев не было в госпитале, как это описано в романе, красиво показано в фильме? Недавно в популярной телепередаче «Старая квартира» выступала бывшая медицинская сестра из госпиталя имени Бурденко и, вспоминая те годы, сказала, что не до танцев было...
- А вот танцы были, и помнятся до сих пор. Но та женщина из «Старой квартиры» действительно не учила меня танцевать. Ведь она из госпиталя Бурденко, где я никогда не лежал. Ее утверждение - какое-то недоразумение. Мой главный госпиталь тот, что в Бабушкинском переулке. Там меня поднимали на ноги врачи, там за мной ухаживали сестры. И я хорошо помню их лица.
- Значит, танцевали, но с другими девушками?
- Когда ноги стали заживать, стал учиться ходить на протезах. Сначала с костылями, потом двигал спереди себя стул, удерживаясь возле него, затем шаг за шагом - без всякой посторонней помощи. Стал двигаться, какая-то бодрость появилась. Расскажу такой случай. Нам в госпитале давали по сто грамм вина в день, не знаю для лечения или для поднятия духа. Выпьешь их - и ни в одном глазу. Я попросил сестру принести мне бутылку. Зачем, мол, спрашивает. Нужно, отвечаю. Стал собирать вино. Вот бутылка полная, вдарил приличненько, голова стала «хорошая» такая. Коляску дайте, кричу. Выехал на ней в коридор госпиталя, он длиннющий, еду, и вот - поворот. Мне в голову приходит шальная мысль: дай сделаю на коляске боевой разворот. Резко развернулся, упал. Шум разразился. Я испугался за сестру, говорю ей: «Сестричка! Молчи, что бутылку принесла». Случай забылся, а я был рад, что далеко от койки оторвался. Потом стал ходить с палочкой. Прошло несколько дней - я к врачу: разрешите выходить на улицу?
Как сейчас помню в ощущениях свой выход во двор госпиталя. К паркету я привык уже, протезы чувствуешь, но мягко так, а тут всем телом - каждую неровность, каждый камешек ощущаешь. Но не пасовать же! Лежит бревнышко, небольшое такое, думаю, надо переступить через него, в жизни подобных много будет. Переступил, не упал. И так день за днем приближали меня к здоровым людям. Кстати, тогда стала часто приходить мысль, а не попробовать ли те движения ногами, что необходимы летчику в полете.
- Это было все до танцев?
- До танцев, до танцев. А что тут удивительного? Ведь я был летчиком. И, конечно же, хотелось хоть чуточку почувствовать, ощутить то, что приходилось выполнять сотни раз. Что я делал? Ставил впереди себя два стула, между ними заправлял протезы, и двигал их. Причем задачу ставил - передвинуть стулья с точностью до сантиметра.
Когда выписался из госпиталя, попал в реабилитационный центр. Он находился в деревне Судаково (это в Подмосковье) в бывшем имении Саввы Морозова. Свое здоровье там поправляли летчики. Возможностей для освоения протезов стало больше. Совершал прогулки в лес, а это спуститься в ложбинку, подняться из нее, пройти по валежнику... Если в госпитале бревнышко перешагнул впервые, то здесь перелез через огромное дерево. Со временем стал чувствовать себя уверенно. Вот тут-то я и подошел к танцам. Расскажу о них, если они вас так уж заинтересовали.
В реабилитационном центре был клуб, все летчики на танцы ходили. Думаю: а чем я хуже? Парнем был таким: если есть возможность погулять - гуляю, потанцевать - танцую. Кстати, когда ноги были целы, танцевал хорошо. Отработаешь смену, домой возвращаешься в десять вечера, а на танцы все равно идешь. Думаю: почему не вспомнить то, что хорошо умел? Словом, пошел в клуб. Подхожу к девушке - работнику культуры и напрямик ей: «Не научите меня танцевать?» Она: «Что вы меня разыгрываете?» И все же уговорил ее. Пошли мы вдвоем в зал, и я начал с ней танцевать. Но, как говорится, недолго музыка играла - наступил ей на ногу. Протезом. Девушка взвизгнула. Мне неудобно, и бросать затею не хочется. Говорю: «Подожди немного». Бегу, если так можно сказать, в палату. Нас четверо там лежало. Говорю одному парню: «Сереж, надевай сапоги, пойдем в клуб». Он опешил: «Зачем?». «Учиться танцевать будем». Сергей надел сапоги, пошли. Попросили девушку музицировать нам и начали танцевать. Так день, второй. И вскоре я уже ходил на танцы, как и все с девушками танцевал. С опаской, правда, - боялся на ноги наступить.
- Алексей Петрович, а комиссар, который помог вам в трудную минуту после операции выстоять, поверить в свои силы и чей образ так ярко нарисовал в своем романе Борис Полевой, был в жизни? Или это дань писателя моде советских времен?
- Такой человек был - батальонный комиссар, который лежал рядом со мной в госпитале. У Бориса Полевого он в звании полкового комиссара. Огромной душевной силы человек. И сделал он для меня, как позже понял, многое, может, даже больше, чем это написано в романе.
Один только пример. После ампутации ног меня на ночь кололи, давали успокаивающее. А это ничто иное, как наркотики. Он мне говорит: «Алексей, от такой поддержки надо отвыкать, погибнешь». И тогда я сказал врачам: «хватит успокаивать». Да, комиссар реально существовал в жизни. Жаль, что умер.
- Теперь о том, как вас приняли в полку.
- Жгучий вопрос был для меня. Как я тогда переживал! Почему? Боялся, что меня не примут летчики полка. Кто решится лететь со мной на задание? В полк прибыл, когда на носу была Курская битва. Борьба в воздухе шла жесточайшая. И понятно, что летчик, взявший к себе меня ведомым, рисковал. Получалось, я как бы увеличивал шансы на проигрыш поединка и соответственно - на смерть ведущего.
И командир полка оставлял меня на аэродроме. Группы истребителей уходили на боевые задания, а я оставался. Мне разрешали подниматься над аэродромом в примерное время возвращения наших самолетов - для прикрытия их посадки. Я понимал и не понимал комполка. Однажды выбрал момент и обратился к нему за разрешением идти в бой. Полк стал гвардейским, нам вручали знаки и меня в общую шеренгу поставили. Я не участвовал ни в одном бою, а потому мне неудобно было получать гвардейский знак. Когда вручение закончилось, я вышел из строя и обратился к комполка: «Прошу отправить меня в бой, надоело летать над аэродромом». Комполка на мою резкость сказал только одно: «Стать в строй».
И хорошо, что в полку оказался сочувствовавший мне комэск капитан Александр Числов. Иначе списали бы меня со временем, не дав вновь встретиться с фашистами. Он видел, как я переживаю, а потому предложил полететь с ним. Мне сопутствовала удача. Я завалил Ме-109, причем на глазах комэска. Доверие ко мне после возросло.
Словом, Александр Числов - мой крестный отец. Позже узнал, что комполка перед полетом сказал ему, мол, сильно в драку не лезь, береги ведомого. Затем слетал с Числовым еще раз. И опять удачно. Так вписался в коллектив. И уже никто меня не мог упрекнуть в том, что я обуза в полку.
- Сложно было воевать с протезами?
- В бою не до чувств, не до ощущений. Все прелести своего положения ощущал после боя, а точнее вечером, когда уже валился с ног. Не бравирую, говоря, что в бою не до ощущений. Опираюсь на реальные факты. Ведь с протезами сбил семь самолетов противника - это немало. А?
- Как вы оцениваете мастерство немецких летчиков?
- Очень высоко. Они воевали не слабее, чем мы. Но были среди них и слабые. Однажды столкнулся с желторотиком (немцы кок молодых пилотов красили желтой краской, чтобы в первую очередь им приходить на помощь). Это было над демьянским котлом. Встретились пара на пару. Связи с ведущим не было, но мы заранее договорились с ним о том, как будем действовать. И вот вижу: немецкий летчик передо мной сделал переворот и пошел так медленно. Я - за ним. Очередь, и готов он.
- А приходилось встречаться с немецкими летчиками на земле?
- Только после войны. В Венгрии. Там проходила международная конференция. И вот кто-то из организаторов говорит: вами, мол, интересуются бывшие немецкие летчики. Мы сели за «круглый стол». «Вы летали без ног?» - слышу вопрос. «Да, летал, - отвечаю. - И сбил еще семь ваших самолетов». Немец, старший группы, скривился. Вижу, что слишком грубовато сказал, и поправился: «Нам нужно больше не воевать, не допускать войны». Дискуссии не получилось, но раскланялись мы мило.
- В 1944-м, когда война не завершилась, вас перевели из истребительного авиационного полка в управление вузов ВВС. Как это случилось?
- Как уже говорил, я вписался в коллектив полка, но нагрузки возрастали. И потому, когда мне последовало предложение стать инспектором-летчиком, согласился. Но сам об этом никого никогда не просил.
- А где встретили День Победы?
- На койке с крапивной лихорадкой, бывает такое (Маресьев смеется. - А.Д.). Нам тогда выдавали американскую тушенку. Я полбанки съел, полбанки приберег и расправился с ней наутро. Холодильника не было, и, видимо, весна сделала свое дело. Через день сыпь по всему телу. Я к врачу...
- Когда последний раз садились за штурвал самолета?
- Если не ошибаюсь, то это было в начале пятидесятых, еще при Сталине, точнее, когда авиацией в Московском военном округе заправлял Василий Сталин. Обратился к нему с просьбой (мы были на «ты») разрешить мне полетать на реактивных самолетах. Он зачертыхался: зачем, мол, тебе реактивные самолеты, но в конце концов согласился помочь. Из затеи, правда, ничего не вышло. И все же с его помощью мне удалось полетать на самолетах, но уже на поршневых. В Москве была спецшкола ВВС, а вот самолетов не хватало. С помощью Василия Сталина я выбил для них По-2 и совершил в школе несколько полетов как летчик-инструктор. На этом моя небесная эпопея завершилась.
- Больше никогда не тянуло в небо?!
- Тянуло. Но не так-то просто было вновь сесть за штурвал. Если ты не в строю, кто тебе доверит штурвал? Да и другие дела появились, потом я женился.
- Когда?
- Сразу после войны. Я работал инспектором-летчиком по истребительным школам в управлении вузов ВВС. И вот как-то раз прихожу в столовую и вижу... Да, ту, которую искал. Правда, показалась она мне, как принято говорить сегодня, уж слишком крутой, работала в управлении капитального ремонта. И жених, как позже выяснилось, был у нее. Но не устояла под моим напором. Вот почти 55 лет живем с Галиной Викторовной вместе. Благодарен судьбе за то, что она связала меня с прекрасным человеком. Вместе вырастили двоих сыновей - Виктора и Алексея.
- Алексей Петрович, а не проясните ваши отношения с Борисом Полевым? Рассказывают, что после того, как вы познакомились в землянке с писателем, проговорили всю ночь, то он пообещал, что в скором времени в газете «Правда» появится очерк о вас. Но очерк не появился, так как Геббельс распространял в это время такую дезу, мол, дни России сочтены, на фронте воюют одни калеки, и редколлегия не решилась публиковать Полевого. И потом, при очередной встрече с писателем у вас произошла перепалка.
- Это байка, не более того. Никаких обид на Бориса Николаевича Полевого у меня не было и нет. Первая встреча у нас состоялась в сорок третьем, вторая, ее также описал Полевой в послесловии, - в сорок шестом, уже после того, как роман был опубликован в журнале «Октябрь». Встреча была радостной, интересной для обоих. Я досказал ему свою биографию. К слову, в послесловии к книжному изданию он назвал мою реальную фамилию - Маресьев, а не Мересьев, как у литературного героя. И такой факт: Полевой меня искал после войны, но не нашел. Видимо, я к тому времени уволился, и его звонки в Главное управление кадров ничего не дали. Так вот, первым нашел его я. Услышал, что по радио передают его роман, позвонил в «Правду» и тут же получил номер телефона.
Хорошие отношения мы сохранили до последних дней жизни писателя. Часто с ним встречались, тем более что оба были членами Комитета защиты мира. Часто сидели вместе на заседаниях, ездили вместе в командировки, даже в Соединенные Штаты. Наверное, неправильно утверждать, что мы были большими друзьями, но отношения, повторюсь, поддерживали самые добрые, часто созванивались.
- И последний вопрос: как относитесь к славе?
- К славе?.. Не люблю по отношению к себе, к примеру, слово «легендарный». Я понимаю, что люди хотят сказать - мужественный, смелый. Получается же, что слишком меня возносят. Это как-то хорошо подчеркнула в Орле (я почетный гражданин этого города и часто там бывал) одна учительница: почему легендарный, он из нашей жизни, он один из нас. Да, я не из легенды, я реальный живой человек.
www.redstar.ru
http://airbase.uka.ru Авиабаза =KRoN=