|
|
От
|
vadim
|
|
|
К
|
All
|
|
|
Дата
|
21.07.2003 14:34:00
|
|
|
Рубрики
|
Прочее;
|
|
Glebu Baraevu
sdrastvuyte Gleb!
posle dolgogo pereriva, hochu dat' Vam statyu po isvestnoy Vam teme. ineteresno znat' Vasche mnenie po ney, a mojet bit' i kakie to komentarii. mojet bit' u Vas est' novaya informazia dlya menya po interesuyuschey menya teme.
s uvajeniem,Vadim
2.2. Разгром Красной Армией белогвардейских войск
в Синьцзяне в 1921 г.
Весной 1920 года, после разгрома основных сил адмирала Колчака, на территорию провинции Синьцзян начали переходить крупные отряды разбитой белогвардейской армии под командованием атамана Оренбургского казачьего войска Дутова, командира корпуса колчаковских войск генерала Бакича, командующего Семиреченской армией атамана Анненкова и других. Количество людей, перешедших китайскую границу в массе отступающих войск, точно установить практически невозможно, однако большинство источников сходятся на том, что только в марте 1920 года и только в пограничных округах Синьцзяна осело 25-30 тысяч военнослужащих и членов их семей. Между тем, в течение года число беженцев постоянно увеличивалось за счёт продолжавших прибывать остатков войск, а также участников разгромленных, так называемых, кулацко-эсеровских восстаний. Летом и осенью 1920 года в Синьцзян прибыли отряды Белянинова, Остроухова, Новикова, Шишкина и ряд других, причём некоторые из этих отрядов представляли серьёзную боевую силу, насчитывая до нескольких сотен хорошо вооружённых людей. Так например, в середине осени перешёл границу отряд есаула Шишкина, который руководил восстанием на Иртыше в районе Павлодара, а после его разгрома привёл в Синьцзян около 800 избежавших смерти и плена повстанцев. 9 мая 1921 года на территорию Синьцзяна через перевал Хабарасу перешёл отряд белогвардейцев под командованием Новикова, который вообще не сдал оружия и пошёл в глубь Китая на соединения с частями генераля Бакича. В результате к исходу весны 1921 года на территории провинции оказалось “...около 50 тысяч русских солдат, офицеров и беженцев”. В первые недели своего пребывания в Китае эта огромная деморализованная масса военных и гражданских лиц в какой-то мере подчинялась распоряжениям китайских властей. Однако даже в первые дни это подчинение было весьма относительным. Наиболее организованная часть белогвардейцев находилась в корпусе генерала Бакича. Корпус сумел сохранить управление и тыловые службы. Подразделения корпуса расположились лагерем недалеко от центра Тарбагатайского округа- города Чугучак - на берегах реки Эмиль. В соответствии с законом об интернировании и подчиняясь приказу китайских властей, корпус сдал часть имевшегося вооружения, предварительно приведя его в негодность. Однако большая часть оружия по приказу генерала Бакича была закопана. Охранялся лагерь конвойным дивизионом, скомплектованным из самих белогвардейцев, причём этому дивизиону были оставлены 200 винтовок, 100 шашек и один пулемёт. Кроме того, “... в лагере содержалось около 3000 лошадей, 10 автомобилей (без горючего) и даже полевая радиостанция”. Надо отметить, что не только корпус Бакича, но практически все подразделения белогвардейских войск, интернированные на территории Синьцзяна, сумели сохранить большую часть своего вооружения, либо закопав его при переходе границы, как это сделали отряды Анненкова, Дутова, Щербакова и того же Бакича, либо просто переходя китайскую границу нелегально и сохраняя при этом оружие и боеприпасы, как это делалии в большинстве своём более мелкие подразделения. О том, с каким громадным количеством оружия белогвардецы уходили в Китай, можно судить по тому , что китайским властям при интернировании они сдали 16.000 винтовок, 360 пулемётов и 60 орудий. Кроме того продано было 8 лёгких орудий, 160 пулемётов и 10.000 винтовок и револьверов. При этом “после полной сдачи оружия” специальный китайский экспедиционный отряд только в одном тайнике под Чугучаком”... обнаружил зарытыми 11 пулемётов, 380 винтовок и 30 ящиков гранат”, а атаман Анненков, поступая со своим маньчжурским полком на службу к китайцам, отлично вооружил более тысячи человек. Так что вопрос вооружения, в случае его возникновения, был не самым острым для белогвардейцев в ходе их пребывания в Синьцзяне.
Атаман Дутов с полком личной охраны и несколькими мелкими подразделениями, самым крупным из которых был отряд бывшего атамана Семиреченского казачьего войска Щербакова, обосновался в городе-крепости Суйдун. Атаман Анненков, расположился с отрядом примерно в 900 человек, в центре Илийского округа Синьцзяна - городе Кульдже. Кроме того, несколько подчинявшихся ему отрядов стояло в долине реки Боротала. Основная часть гражданских лиц, оказавшихся в Синьцзяне, сосредоточилась в городах Чугучаке и Кульдже. Номинальное руководство белой эмиграцией на первом этапе оказалось в руках генерала Дутова, который был старшим по званию, должности и пользовался большим авторитетом у китайцев.
Между тем, дав разрешение на размещение белогвардейских отрядов на территории провинции, её администрация очень скоро осознала, что поступила весьма опрометчиво. Очевидец событий, белоэмигрант Камский писал по этому поводу в своих воспоминаниях: “Местные китайские власти первое время совершенно растерялись и только с ужасом смотрели на всё новые и новые толпы пришельцев и, не обладая никакой сколько-нибудь серьёзной военной силой, не могли бы оказать противодействия каким-либо начинаниям русских”. Необходимо отметить, что руководители русской эмиграции довольно быстро оправились от потрясений, связанных с разгромом, и столь же быстро, осознав степень бессилия китайских властей, начали предпринимать энергичные меры к восстановлению порядка в потрёпанных частях и готовить их к новым сражениям. Первой, и наиболее насущной, задачей было обеспечение питанием и необходимым снаряжением солдат и офицеров. При всей неоднородности личного состава находившихся в Синьцзяне отрядов, подразделений и частей, белогвардейцев объединяла ненависть к советской власти и общность судьбы людей, потерявших Родину. Если к этому добавить, что “...среди них было много служак, профессионалов войны, фанатиков повиновения и старой дисциплины”, а руководили ими грамотные, имеющие многолетний боевой опыт генералы, “которые, учитывая неудачи и ошибки советской власти, использовали настроение разнообразных слоёв общества и стремились спаять их в одно целое”, то становится ясно, что обеспеченная питанием, обмундированием и оружием эта часть бывшей колчаковской армии могла вновь стать грозной силой. Изыскание средств на указанные цели оказалось задачей, хотя и не простой, но вполне решаемой. Часть, пусть и небольшую, необходимых средств белогвардейцы уже имели. Атаман Анненков, например, заблаговременно переправил в Чугучак бывшему российскому консулу Долбежеву ценности семипалатинского отделения госбанка, войсковую казну, отобранную им у одного из отделов Оренбургского казачьего войска во время отступления через Семиреченскую область, а также значительные средства, награбленные в ходе “борьбы за единую и неделимую Россию”.
Генерал Бакич после полуторамесячных переговоров получил у того же Долбежева для своего корпуса 320 пудов серебра. Кроме того, в октябре 1920 года ему были переданы 10.050 шанхайских лан серебра бывшим царским генералом Анисимовым, а несколько ранее - английским “Красным крестом” - 1.000.000 николаевскими рублями, которые были в ходу в Синьцзяне. Имеются достоверные сведения, что Бакич периодически получал значительные денежные суммы от японского военного ведомства. Дутов также располагал крупными средствами, полученными частично из различных источников в Китае, в том числе от бывших российских консулов в Кульдже - Любы, в Кашгаре - Успенского, в Урумчи - Дьякова, и в Чугучаке - Долбежева, а частично - доставленными при отступлении из России. Надо отметить, что бывшая русская дипломатическая миссия в Синьцзяне , как впрочем миссии в других районах этой страны, располагала и оперировала довольно крупными средствами. С начала 1918 года все дипломатические и консульские чины в Китае, Японии, Монголии и Синае получали содержание по старой смете путём займов в Русско-Азиатском Банке. В этот банк в свою очередь депонировались с согласия союзников по Антанте суммы, причитавшиеся России в качестве вознаграждения за убытки при подавлении Боксёрского восстания в Китае. Суммы эти были столь значительны, что контроль за их поступлением и расходованием попыталось взять на себя Омское правительство Колчака. Однако ему в этом было отказано. Неоднократные требования советского правительства прекратить передачу контрибуционных платежей за Боксёрское восстание дипломатическим миссиям царского и временного правительств, от которых отказалась новая Россия и которые расходовались, как отмечалось в советских дипломатических нотах, “для удовлетворения прихоти бывшего царского посланника в Пекине и бывших царских консулов в Китае,” также не нашли положительного отклика у китайского правительства. Значительную часть именно этих средств и передали бывшие российские консулы руководителям белогвардейской эмиграции в Синьцзяне. В результате имевшиеся и вновь полученные деньги позволили белым генералам начать активную подготовку к новым боевым действиям против Советской России.
Зимой 1920/1921 гг. военная часть русской эмиграции в Синьцзяне вступила в этап необходимой консолидации антисоветских сил и разрозненных воинских частей, объединения их под командованием одного военачальника. Этот процесс не мог не вызвать ожесточённой схватки между претендентами на должность командующего всеми силами. Как уже отмечалось, в начальный период эмиграции наибольшим влиянием в её кругах и у китайской администрации пользовался атаман Оренбургского казачьего войска Дутов.
Генерал-лейтенант Александр Ильич Дутов, потомственный военный, был, безусловно, человеком незаурядным и одарённым. Будучи выпускником Российской Академии Генерального штаба, он в то же время являлся действительным членом Оренбургской учёной архивной комиссии, собирал и изучал документы, связанные с пребыванием Пушкина в Оренбурге, обладал феноменальной памятью. В годы первой мировой войны войсковой старшина (подполковник) Дутов был несколько раз ранен, контужен, на время терял зрение и слух. В марте 1917 года он, будучи командиром 1-го Оренбургского казачьего полка, был избран на съезде в Петербурге председателем “Всероссийского союза казачьих войск”. Несколько позже ему приходилось слушать выступления Ленина и Троцкого. Дутов даже пытался обсуждать с ними проблемы казачества, но не смог найти с вождями революционного пролетариата общего языка. В сентябре 1917 года возвратившийся в Оренбург Дутов был избран войсковым атаманом Оренбургского казачьего войска. Октябрьскую революцию Дутов не принял и после установления власти Колчака признал его в качестве верховного правителя России. Колчак в свою очередь присвоил атаману генеральское звание и назначил его командующим Отдельной Юго-Западной армией, а затем и Оренбургской. В этой должности атаман и оказался в 1920 году после разгрома колчаковских войск на территории Синьцзяна. Однако должностное положение и известное расположение со стороны китайской администрации способствовали лидерству Дутова только в первый самый тяжёлый период эмиграции. По мере того как проходила растерянность и возвращались организованность и порядок в деморализованные части, влияние стало переходить к тому, кто имел реальную воинскую силу. А как уже отмечалось, наибольшая часть боеспособного состава войск находилась в подчинении командира корпуса бывшей колчаковской армиии - генерала А.С. Бакича - кадрового военного, человека деятельного и решительного, пользовавшегося у своих солдат и офицеров большим авторитетом. Бакич, осознавая свою силу, отказывался признавать верховенство Дутова и передавать свой корпус в его подчинение. Отказались подчиниться Дутову и атаманы Анненков и Щербаков. Уполномоченный отдела внешних сношений Туркестана в Кульдже Баршак сообщал по этому поводу своему начальству, что в Анненкове Дутов видел только отчаянного разбойника, лишённого всяких политических идей, которого необходимо убрать, дабы он не компрометировал бы всех военных белогвардейцев. А вот атамана Щербакова он преследовал как весьма серьёзного противника. Здесь степень противостояния определялась двумя причинами: во-первых, Щербаков был войсковым атаманом семиреченского казачества и при походе на Семиречье мог бы предъявить свои права на атаманство, а во-вторых, Щербаков не скрывал своих чисто монархических взглядов, которые, по мнению Дутова, могли сорвать всё дело, ибо сам он был сторонником Учредительного собрания.
В результате острой борьбы к весне 1921 года и формальным, и фактическим руководителем белогвардейской эмиграции в Синьцзяне стал генерал Бакич. После того, как атаман Щербаков в борьбе с Дутовым оказался побеждённым и, по словам Баршака, “... потерял всякий авторитет, как среди военщины, так и у китайских властей”, Бакич остался самым серьёзным противником Дутова в борьбе за власть. Предпринятая Дутовым попытка арестовать генерала Бакича и сместить его с должности закончилась неудачей. И хотя эта попытка сделала невозможной любое сотрудничество двух генералов, Дутов не прекращал усилий консолидировать вокруг своего штаба все антисоветские силы, расположенные не только в Синьцзяне, но и на территории России. В начале 1921 года Дутов установил контакты с английскими разведывательными органами, с антисоветскими зарубежными организациями и с генералом Врангелем. Последний в тот момент являлся не только формальным руководителем всей военной части российской эмиграции, но и председателем “Русского Совета” - своего рода правительства в изгнании, которое было объявлено ”носителем законной власти,” объединяющим силы, “ борющиеся против большевиков”. Кроме того, Дутов поддерживал тесные связи с руководителями басмаческого движения, а также с антисоветским подпольем в Семиречье. В письме к руководителю ферганских басмачей Иргашу Дутов, предлагая обьединить усилия в антисоветской борьбе и излагая в связи с этим свои планы на ближайшее будущее, сообщал: “Ныне я нахожусь на границе Китая у Джаркента у г. Суйдун. Со мной отряды всего до 6000 человек. Теперь я жду только случая ударить на Джаркент. Для этого нужна связь с Вами и общность действий”. Однако планам генерала Дутова, как впрочем и других руководителей белогвардейского движения, не суждено было сбыться. В феврале 1921 года А.И. Дутов, в ходе неудавшейся операции по его похищению, разработанной и осуществлённой семиреченскими чекистами, был убит в своём собственном штабе.
Серьёзную боевую силу после перехода на территорию Синьцзяна продолжали представлять отряды одного из самых жестоких белогвардейских генералов атамана Б. В. Анненкова. Атаман Анненков, потомственный дворянин, внук знаменитого декабриста И.А. Анненкова, окончил Одесский кадетский корпус и Московское Александровское училище. В годы первой мировой войны командовал партизанским отрядом в тылу германских войск, отличался безусловной личной храбростью. Будучи монархистом по своим убеждениям, атаман Анненков не принял Октябрьскую революцию и, отказавшись выполнить приказ о разоружении своего отряда, отправился с ним в г. Омск. После колчаковского переворота Анненков заявил о своём подчинении адмиралу, был произведён им в генералы и назначен “командующим Отдельной Семиреченской армией”. Подразделения Анненкова, выполняя чаще всего карательные функции по подавлению восстаний населения в Омской, Томской губерниях и в Семиречье, отличались поразительной жестокостью даже в страшных условиях гражданской войны.
Перед тем, как перейти китайскую границу, атаман Анненков совершил ещё одно гнусное преступление. Он предложил тем казакам и солдатам своих полков, которые не желают уходить с ним за границу, заявить об этом открыто, сдать оружие и обмундирование и вернуться по домам. Атаман заявил своим подчинённым: “ Со мной должны остаться только самые здоровые борцы, решившие бороться до конца, А тех, кто устал, я не держу, пусть кто хочет, идёт в советскую Россию”. Но после того, как более трёх тысяч военнослужащих решили остаться на Родине, атаман приказал всех их уничтожить. Во время суда над Анненковым и начальником его штаба Денисовым в 1927 году в Семипалатинске, обвинением был зачитан акт следующего содержания: “1927 г., августа 5 дня. Мы нижеподписавшиеся: консул СССР в Чугучаке Гавро, начальник погранзаставы Джербулак Зайцев, секретарь ячейки Фурманова, шофёр Пономарёв, составили настоящий акт в нижеследующем: сего числа мы прибыли на автомобиле в район озера Ала-Куль и, не доезжая до самого озера трёх, приблизительно, вёрст, в местности Ак-Тума нашли пять могил, четыре из которых с надмогильными холмами, а одна из могил открыта и наполнена человеческими костями и черепами... В местности Ак-Тума была приготовлена особая часть из Алаш-орды, которая и изрубила расформировываемых (Анненковым-В.Б.) числом около 3800 человек”.
Оказавшись в Синьцзяне, Анненков, люди которого и на китайской территории продолжали заниматься разбоями, попытался поступить со своим маньчжурским полком на службу к китайскому правительству. Однако очень скоро стало ясно, что общепринятые в Синьцзяне нормы отношения к военнослужащим: невыплата жалованья, отказ в выделении средств на питание и на обмундирование, китайские чиновники в полной мере распространили и на анненковский наёмный полк. После неудачной попытки мятежа против китайских властей полк был разоружён, а сам Анненков в начале 1921 года был посажен в тюрьму, откуда его освободили только в феврале 1924 года. Перебравшись после освобождения в провинцию Ганьсу, в район города Ланьчжоу, Анненков попытался вернуться к активной борьбе против Советской России, но в результате операции чекистов был вывезен на территорию Советского Союза и после суда 24 августа 1927 год расстрелян.
После смерти Дутова и заключения в тюрьму Анненкова генерал Бакич, оказавшись и по званию и по должности самой крупной фигурой в среде синьцзянской белогвардейской эмиграции, развернул энергичную деятельность по объединению под своим командованием всех отрядов белогвардейцев, оказавшихся на территории провинции. К маю 1921 года ему удалось собрать под свои знамёна около 50 тысяч солдат и офицеров и он даже провозгласил себя ”представителем верховной власти в России”. Отряды Бакича стали совершать нападения на территорию Советской России, уничтожать гарнизоны небольших селений, вырезать семьи партийных работников и советских служащих. Бакич планировал, превратив территорию провинции в свой плацдарм, попытаться в то же время объединить антисоветские силы на территории России для того, чтобы совместными действиями начать новый этап борьбы с советской властью. В ходе подготовки к осуществлению своих планов Бакич не только совершенно перестал считаться с администрацией округов, где размещались его войска, но начал разоружать китайских военнослужащих, захватывая с этой целью населённые пункты и крепости, где стояли гарнизоны. Ввиду малочисленности правительственных войск и их слабой подготовки, оказать сопротивление действиям Бакича оказалось некому. Бывший белогвардеец Камский вспоминает по этому поводу: ” cолдаты китайской армии мало чем отличались от солдат полиции. Большинство частей, которые приходилось наблюдать эмигрантам, не представляли решительно никакой военной силы. Такие же оценки китайским войскам на территории Синьцзяна давались в сообщениях агентуры и советских дипломатов. В телеграммах подчёркивалось, что “Солдаты не организованы, небоеспособны, комсостав негоден”, “никаких учебных занятий не происходит и сплошь и рядом чирик (солдат - В.Б.) не умеет обращаться с винтовкой и сидеть на лошади”. В результате руководители провинции, не имея ни сил, ни средств для борьбы с хорошо организованной и добротно вооружённой силой, оказались заложниками собственной недальновидности. Выход из этого положения был только один: искать помощи у Советской России, которая только и была заинтересована в уничтожении войск белогвардейцев.
Дислокация десятков тысяч белогвардейцев в ближнем приграничьи не могла не вызывать у советского руководства вполне оправданного беспокойства. Бесконечные набеги небольших отрядов белоэмигрантов на территории сопредельных с Синьцзяном российских областей, проблема беженцев осложняли и без того напряжённую обстановку в этом регионе и требовали быстрейшего решения. Мешали белогвардейцы и пропагандистской работе работников Коминтерна в приграничной полосе китайской территории. В отчёте о проделанной работе представителя Отдела внешних сношений Туркестана в Синьцзяне в связи с этим подчёркивается: “Доминирующим вопросом, поставленным нами перед китвластями, был вопрос об удалении белых из пограничных с Семиречьем местностей. Это диктовалось не столько военными соображениями, сколько политическими. Дело в том, что эти идейные жандармы контрреволюции, благодаря своему расположению вдоль границы, не только сводили на нет идею Коминтерна, но достигали того, что даже самая забитая беднота, чувствовавшая раньше инстинктивно близость свою к Совроссии, проникалась до фанатизма духом враждебности к большевикам”.
Первые попытки снять с повестки дня эти вопросы российская сторона предприняла уже в сентябре 1920 года т.е. буквально через несколько месяцев после ухода белых в Синьцзян. Правда эти попытки предпринимались в основном руководством приграничных районов и командирами дислоцированных здесь частей, так как своего представителя в Синьцзяне имел только Отдел внешних сношений Туркестана. Но всё равно эти контакты были весьма важны, поскольку создавали прецеденты двусторонних связей и могли служить исходной базой для их дальнейшего развития. Так, в соответствии с предписанием Сибревкома в сентябре 1920 года была создана “Комиссия по переговорам с китайскими представителями Алтайского округа Синьцзяна о выдаче бандитов, перешедших границу”. Комиссия, в которую вошли командующий группой войск - Егоров, член Усть-Каменогорского уисполкома - Рычков-Ракая, командир батальона 229-го Новгородского стрелкового полка - Никольский, 14 сентября 1920 года провела переговоры на пограничном посту Телектинский с китайской делегацией, возглавляемой начальником бюро по сношениям с иностранцами Алтайского округа - Ма Цзином. Стороны подписали совместный протокол, где, в частности, говорилось, что всем бандитам и беженцам, проживающим на границе китайской территории, будет сообщено, что в случае их возвращения на Родину им всем будет объявлена амнистия. Если же они откажутся от возвращения, то китайские власти обяжут их выехать в глубь Китая. Кроме того, в протоколе отмечалось, что у китайской стороны нет сил и возможности разоружить и обезвредить крупные банды и в этой части она не может принять на себя каких-либо обязательств. Подобные заявления китайцев при переговорах. которые в приграничной полосе стали довольно частыми, в силу отмеченных выше обстоятельств, не были только уловкой. Они отражали реальное положение вещей, хотя, как сообщали пограничники, частыми были случаи, когда “... китайские чиновники за известную плату хлебом, скотом и моралью (пантами маралов - В.Б.), скрывают бандитов вблизи границы...”. Нарастанию негативного отношения провинциального правительства к белогвардейской эмиграции способствовали энергичные приготовления последней к походу на Советскую Россию. Новый виток боевых действий в районах, прилегающих к границе провинции, не соответствовал планам китайцев, ибо грозил непредсказуемыми последствиями. Баршак сообщал по этому поводу из Кульджи в Отдел внешних сношений Туркестана: “Опасаясь... вызвать, в случае вторичного наступления белых на Семиречье, возможное контрнаступление нашей армии, китвласти решили завязать кое-какие сношения с Туркреспубликой и этим самым актом показать белым генералам, что китвласти отнюдь не намерены больше поощрять предполагаемые наступления на Совроссию и в частности на Семиречье”.
В свою очередь, довольно быстро осознав, что синьцзянские власти оказались в сложном положении и не в состоянии решить проблемы, связаннные с белой эмиграцией, самостоятельно, советское руководство решило воспользоваться сложившейся ситуацией. Разработанная советскими дипломатами схема была довольно проста, но практически беспроигрышна. Во-первых, было решено инициировать обращение китайских властей к Советской России за помощью в разоружении и выдворении с территории провинции белогвардейских отрядов. А во-вторых, в ходе переговоров по этому поводу и во время последующих оперативных мероприятий Красной Армии, установить с провинциальным правительством такой уровень дипломатических контактов, который позволил бы в дальнейшем наладить с провинцией разностороннее сотрудничество. Активная деятельность представителя Отдела внешних сношений Туркестана в Кульдже О.Г. Баршака направленная на создание у провинциальных властей мнения о необходимости обращения за помощью в разоружении белых отрядов к Советской России, довольно скоро дала свои результаты. Развитию событий способствовал вспыхнувший в это время мятеж маньчжурского полка атамана Анненкова. После подавления мятежа “...было решено со свойственной китайцам настойчивостью и осторожностью покончить с белыми в Синьцзяне. Вот почему,- сообщает Баршак,- нам легко так удалось добиться от китвластей Тарбагатайского округа предложения прийти на помощь в вопросе ликвидации генерала Бакича”. Несколько позже в докладной записке в НКИД Баршак писал уже более откровенно: “Я в конце-концов заставил китвласти поставить вопрос о ликвидации генерала Бакича на очереди и следствием этого было обращение китайских властей к нам за помощью”.
Последней каплей, переполнившей терпение китайцев и заставившей их приступить к немедленным переговорам с советскими властями об условиях и сроках возможной операции частей Красной Армии против белогвардейцев, явилось то, что 9 мая 1921 года на территорию провинции, спасаясь от преследования советских войск, перешёл крупный и хорошо вооружённый отряд под командованием Новикова. Отряд, несмотря на требования китайских властей, отказался сдать оружие и пошёл на соединение с Бакичем. Задержать и тем более разоружить этот отряд китайцы ввиду отсутствия сил не смогли. Сразу же после прохода отряда Новикова дудун (военный губернатор- В.Б.) Тарбагатайского округа Дзян Сян обратился к командованию Туркестанского фронта с просьбой оказать помощь китайским властям в разгроме белогвардейских отрядов. После положительного решения советского командования в пограничном российском городке Бахты начались соответствующие переговоры.
Уже в ходе обсуждения с китайскими властями условий соглашения по проведению будущей операции советские представители выдвинули предложение о предварительном открытии консульств соответственно в Урумчи и Ташкенте. В сводке Комиссариата по иностранным делам “О взаимоотношениях с Западным Китаем” за 1921 год говорится, что “По специальному заданию Отдела внешних сношений (Туркестана - В.Б.) было поручено члену Реввоенсовета Сибфронта тов. Воронину вести переговоры с Китвластями по вопросам, связанным с пребыванием наших войск на китайской территории во время Чугучаковской операции, а также нащупать возможность открытия нашего консульства в Урумчи”. Воронин сразу же превысил данные ему полномочия. Заместитель уполномоченного НКИД в Ташкенте Цукерман в связи с этим сообщал Чичерину: “ ...вопреки нашим инструкциям, Воронин в своих переговорах с китвластями пытался выйти за пределы узкой темы обсуждения вопроса о взаимном обмене консульствами Урумчи-Ташкент... Мы считали несвоевременным сейчас вести широкие переговоры и ограничились лишь разрешением консульского вопроса”. Попытка Воронина внести в проект соглашения пункты о взаимном признании Советской России и Синьцзяна в политическом и экономическом отношении, о свободной торговле на правах товарообмена за валюту по существующему курсу, о передаче в ведение Советской России через представительство интернированных беженцев, начиная с 1919 года, и т.д. не только не увенчалась успехом, но и в некотором смысле осложнила наметившийся прогресс в советско-синьцзянском сближении.
Тем не менее, 17 мая 1921 года был подписан “Договор командования Туркфронта с властями Синцзяна о вводе Красной Армии на китайскую территорию для совместной ликвидации белых армий Бакича и Новикова”. В договоре отмечалось , что Бакич и Новиков ”в корне нарушили международные правила об интернированных..., производили формирование боевых отрядов..., умышленно скрыли от властей огнестрельное и холодное оружие..., высылали вооружённые отряды на границу с Советской Россией с целью борьбы против русских пограничных властей”. Далее отмечалось, что белогвардейские отряды нарушили не только законы об интернированных лицах, но и начали осуществлять разбойные нападения на китайских граждан и грабить принадлежащее им имущество. Ввиду перечисленных обстоятельств, китайское правительство ”...вынуждено для ликвидации отрядов Новикова и Бакича, в силу нарушения этими отрядами международных правил, обьявить о начале военных действий”, но не имея достаточных сил в Тарбагатайском округе, оно “согласно на ввод Советской Красной Армии на китайскую территорию для совместных военных действий против вооружённых белых отрядов Бакича и Новикова” . В соглашении определялось также, что “Советские войска, вступившие на китайскую территорию согласно этого договора, имеют целью ликвидацию белых отрядов Бакича и Новикова. После этой ликвидации немедленно отводятся на территорию Советской России”. Статья седьмая договора гласила: “Российское Советское правительство заявляет, что войска Красной Армии, введённые в пределы Китая, не будут нарушать интересов граждан Китайской Республики и будут стоять на позиции сохранения международных правил”. На первые семь дней операции советские войска должны были иметь запас собственных продуктов, если же боевые действия не были бы закончены за этот период, то китайские власти обязывались обеспечить поставку продуктов по красноармейским пайковым нормам. Предполагалось, что после завершения операции Советское правительство компенсирует эти поставки в натуральном или денежном выражении. Кроме того, китайская сторона обеспечивала части Красной Армии гужевым транспортом.
Так называемая Чугучакская операция операция по разгрому частей генерала Бакича проходила в мае-июне 1921 года и привела к поражению белогвардейцев. Однако в силу целого ряда ошибок советского командования: недооценки сил противника, несогласованности участвовавших в операции частей и т. д. , Бакичу удалось избежать полного разгрома. Потеряв около 1000 убитыми и 1500 пленными, бросив обозы, раненых и семьи офицеров и казаков, белогвардейцы, вырвавшись из окружения в количестве 5000 солдат и офицеров, ушли в Алтайский округ. Не встречая со стороны китайских войск каких- либо попыток остановить их, 2 июля 1921 года войска Бакича практически без боя захватили крепость Шара-Сумэ. В качестве трофеев им досталоь “...около 400 винтовок, 12 пулемётов и столько же орудий, 1000 снарядов, 60000 патронов, 1000 пудов риса и пшеницы”. Несколько оправившись от поражения генерал Бакич к середине июля стал фактическим хозяином Алтайского округа, возобновив энергичную работу по подготовке своих войск к дальнейшей борьбе.
Операция Красной Армии против белогвардейских войск на территории Синьцзяна создала качественно новую ситуацию в отношениях между Советской Россией и правительством провинции Синьцзян. 25 июня 1921 года командующий войсками Тарбагатайского округа Синьцзяна Дзян Сян направил письмо В.И. Ленину и командованию Красной Армии с благодарностью частям Красной Армиии, освободившим Тарбагатайский округ от белогвардейских банд. В письме среди прочего подчёркивалось, что “...Красная Армия... не только не сделала ни одного грабежа и насилия, но всегда была предупредительна не только к мирному населению Китайской Республики, но и к её врагам интернированным.” Китайское руководство с удовлетворением восприняло и тот факт, что сразу после завершения операции советские войска были выведены с территории Синьцзяна. В отчёте НКИД по этому поводу говорилось, что ” Чугучакская операция имела также моральное значение и являлась гранью в наших отношениях с Западным Китаем, так как с этого времени китайский мандаринат окончательно порвал с белыми и связал свою судьбу с Советской Россией”. Однако окончательный разрыв с белогвардейской эмиграцией и в то же время отсутствие полного успеха частей Красной Армии во время Чугучакской операции, в результате чего корпус Бакича не только сохранил известную боеспособность, но и превратился в откровенного врага провинциальных властей, поставил правительство Синьцзяна в весьма сложное и щекотливое положение. Являясь фактическим хозяином целого округа и продолжая оказывать влияние на значительную часть русской эмиграции, Бакич в то же время стал разжигать сепаратистские настроения и среди неханьского населения округа, стараясь привлечь его на свою сторону. 25 июля 1921 года штабом Бакича с этой целью был даже созван съезд представителей коренного населения Алтайского округа. В этих условиях и центральное правительство Китая, которое внимательно следило за развитием событий в Синьцзяне, и власти Синьцзяна начали активные поиски выхода из создавшейся ситуации. Одним из вариантов решения проблемы, как представлялось китайским властям, было бы объявление советской стороной всеобщей амнистии всем беженцам и прежде всего белогвардейцам, находящимся в Синьцзяне. Такая амнистия, как предполагалось, стимулировала бы массовое возвращение эмигрантов на территорию России и лишила бы белогвардейское движение на территории провинции социальной базы. Воплощая эту идею в жизнь, китайские власти неоднократно обращались к советскому руководству с просьбой объявить такую амнистию. Российская сторона предприняла соответствующий шаг, даровав в июне 1921 года амнистию ”российским гражданам, бежавшим в область Синьцзян, за исключением тех, которые индивидуально совершили какое-либо уголовное преступление”. Амнистия действительно содействовала активизации реэмиграционного процесса, но не решила проблемы в целом, как не решила её попытка китайских властей переселить “ желающих” эмигрантов во внутренние области Китая. Не сумев решить проблему с белогвардейским движением в провинции мирным путём, провинциальное руководство теперь уже исключительно по собственной инициативе стало настойчиво просить правительство Советской России о проведении ещё одной операции частями Красной Армии для полного уничтожения белогвардейских войск на территории провинции. Предварительный зондаж китайских представителей относительно возможности проведения повторной операции позволил советским дипломатам занять более жесткую позицию в вопросе установления двусторонних дипломатических связей Советской России и Синьцзяна. Сотрудники НКИД, наблюдавшие за развитием событий в Синьцзяне в этот период, отмечали: “...Политически вопрос совершенно ясный - китайцы порвали с белыми, ориентируются только на Советскую Россию и, бессильные самостоятельно справиться с белыми, заинтересованы в нашей военной помощи”. 21 июля 1921 года Цукерман сообщает Чичерину: “Мы прямо заявили, что никакие предложения китвластей нами не будут рассматриваться ранее приезда нашего консула в Урумчи”. А тремя днями позже рисует схему, которая, по его мнению, вынудит китайцев пойти на требования российской стороны. В основе схемы лежали действительные сложности в проведении новой операции, ввиду отсутствия достаточных сил и средств у частей Красной Армии, дислоцированных в Сибири и Туркестане. Цукерман пишет: “...Туркестанское и Сибирское командования ввиду отсутствия в данный момент свободных и достаточных сил окончательно признали невозможным вновь ввести свои войска на китайскую территорию для преследования Бакича. Ввиду этого ответ на депешу тарбагатайского губернатора должен быть дан в том смысле, что предложение китвластей продолжить операцию настолько серьёзно, что требует тщательного обсуждения совместно с нашим представителем в Урумчи, где представится возможность учесть все условия, обеспечивающие успешность новой операции.Такая форма даёт возможность уклониться от компроментирующего нас прямого отказа немедленной помощи и, используя заинтересованность китайцев в этой помощи, усилить нажим по вопросу о нашем представительстве в Урумчи. ... Для сохранения активности и в западно-китайской политике вопрос о помощи в ближайшем будущем необходимо разрешить положительно. Русская политика синьцзянской администрации целиком зависит от результатов операции против Бакича”.
Переговоры между представителями Отдела внешних сношений Туркестана и правительства Синьцзяна об обмене представителями, которые велись в июле 1921 года, увенчались успехом и уже 26 июля в Кульджу прибыло представительство Внешторга во главе с Крашенниковым, а в НКИД ушла шифровка о том, что в качестве советского представителя в Урумчи утверждена кандидатура Казанского.
В августе 1921 года с учётом вновь сложившихся обстоятельств советским руководством было принято решение о продолжении операции против группировки генерала Бакича. Но подписал новое “Соглашение о вводе красных войск РСФСР в пределы Китайской Республики для ликвидации отрядов белых, находящихся в Алтайском округе” не представитель ОВС Казанский, который специально для этого выехал в Урумчи, а “Особоуполномоченный Реввоенсовета войск Сибири по заключению соглашения” Погодин в Чугучаке 12 сентября 1921 года. Причём, как сообщается в “Сводке НКИД о взаимоотношениях с Западным Китаем за 1921 год” : “ Тов. Погодиным была изменена редакция ряда некоторых пунктов Воронинского проекта, например, выдвинут вопрос о бесплатном снабжении Красной Армии, о преследовании Бакича до полной ликвидации и т.д. Изменения эти вызвали возражения со стороны китправительства и тов. Погодин, снесясь с РВС Сибири, предложил китайцам в ультимативной форме подписать соглашение в трёхдневный срок, после чего оно было подписано 26 сентября 1921 года (в тексте явная ошибка, т.к. договор был подписан 12 сентября - В.Б.) года”. Эта несогласованность военного и гражданского руководства вновь осложнила ситуацию в деле установления консульских связей с Синьцзяном, так как пока Казанский находился в г. Верном (ныне Алматы - В.Б.), “... наша армия перешла границу и ликвидировала отряд Бакича, но вместе с этим был ликвидирован и предлог поездки т. Казанского в Урумчи”. И всётаки после разгрома частями Красной Армии отрядов Бакича, который был вынужден бежать на территорию Монголии, где затем был захвачен в плен, выдан советским властям и по приговору военного трибунала в мае 1922 года расстрелян, во взаимоотношениях Советской России и провинции Синьцзян произошли изменения, которые коренным образом меняли прежнюю обстановку. Выехавший из Верного в Кульджу Казанский 15 декабря 1922 года получил наконец формальное приглашение синьцзянского правительства прибыть в Урумчи. Дудзюн (губернатор провинции - В.Б.) приглашал представителя РСФСР прибыть в столицу провинции “для закрепления добрососедских отношений”. В сообщении подотдела Среднего Востока представительства НКИД в Ташкенте, направленном в Москву, сообщалось, что по случаю приезда Казанского в Урумчи “Китайцы устроили пышный приём. В связи с этим в торговых кругах ЗапКитая сильный подъём, китайский рынок страдает безтоварием, в торговле застой. Англичане, кроме лёгкой галантереи в небольшом количестве, ничего не могут дать, предметы широкого применения: железо, керосин, стекло, ввозившиеся из России, отсутствуют, скопившееся за несколько лет сырьё не имеет сбыта. Только возобновление сношений с Россией выведет из тяжёлого кризиса китайскую торговлю”. Однако, несмотря на очевидную заинтересованность сторон в установлении всесторонних, и прежде всего торгово-экономических связей, им для решения этой задачи предстояло приложить ещё очень много усилий .