Приветствую всех!
«ГВАРДИИ ГЕНЕРАЛ КАЗАЧЬИХ ВОЙСК» Н.Я.КИРИЧЕНКО
Родился Николай Яковлевич Кириченко 14 января 1895 года в слободе Уразово (в настоящее время — поселок городского типа Уразово Валуйского района Белгородской области) в семье крестьянина. С раннего возраста почувствовав тягу к военному делу, он уже в девятнадцать лет стал унтер-офицером, а во время Первой мировой войны — ротмистром (1917). Командовал кавалерийским эскадроном, затем учебной командой. Вернувшись в конце 1917 года домой, возглавил Уразовский отряд Красной гвардии.
В марте 1918-го красный командир Кириченко становится командиром полка войск Всероссийской чрезвычайной комиссии (ВЧК), в апреле — бригады, в июне, после месячного лечения раны, — сводного кавалерийского полка, партизанской бригады; в сентябре из-за ранения выбывает из строя. В августе 1919 года Н.Я. Кириченко стал помощником начальника отряда особого назначения 8-й армии, в сентябре — командиром 40-го стрелкового полка, а начиная с февраля 1920-го занимал должности командира 132-го стрелкового полка, 44-й бригады 15-й Пензенской (Сивашской) дивизии, повторно 132-го стрелкового полка.
Последующие годы были также богаты на частые перемены: учеба на Академических курсах высшего командного состава и в Военной академии механизации и моторизации РККА, служба в кавалерийских, стрелковых частях, нахождение в распоряжении Разведывательного управления Генерального штаба РККА.
В июле 1937 года, после того как советская политика в отношении казачества подверглась серьезной корректировке и были отменены ограничения в отношении службы казаков в РККА, Н.Я. Кириченко назначили командиром Терско-Ставропольской территориальной казачьей дивизии, преобразованной из 10-й кавалерийской и вошедшей в состав 4-го казачьего кавалерийского корпуса Северо-Кавказского военного округа (СКВО). В феврале 1939-го ему было присвоено звание комдив, а в июне 1940-го — генерал-майор.
Накануне Великой Отечественной войны большую часть всех казачьих и кавалерийских частей расформировали, передав их личный состав в танковые и механизированные войска. Так, на основе прежних кавалерийских частей СКВО сформировался 26-й механизированный корпус в составе 19-й армии, командиром которого в марте 1941 года и стал Н.Я. Кириченко. Однако с началом боевых действий, когда танково-механизированные войска РККА понесли значительные потери, в связи с чем резко снизилась подвижность частей Красной армии, советское руководство приняло решение о создании кавалерийских дивизий легкого типа (без артиллерийских и танковых полков). В ходе оборонительных боев они прикрывали отход других соединений, наносили контрудары по флангам и тылу прорывавшихся группировок противника, дезорганизовывали их управление и снабжение, а при переходе в наступление — преследовали неприятеля, нарушали его коммуникации, осуществляли рейды по вражеским тылам. Именно в этот период (с 26 июля 1941 по 11 января 1942 г.) Н.Я. Кириченко возглавлял 38-ю кавалерийскую дивизию, прославившуюся в боях в Украине и первой в кавалерии получившую орден Красного Знамени; комдив же был награжден орденом Ленина. В первой половине 1942 года Н.Я. Кириченко в течение трех месяцев командовал 14-м кавалерийским корпусом и нескольких недель — 51-й армией, эвакуированной из Крыма. 29 мая он возглавлял 17-й казачий кавалерийский корпус, сформированный на добровольных началах в составе 12-й и 13-й Кубанской и 116-й и 15-й Донской казачьих кавалерийских дивизий.
Настоящим боевым крещением для казаков, руководимых генералом Н.Я. Кириченко, оказались ожесточенные схватки с противником, прорвавшимся с севера на территорию Кубани, в конце июля — начале августа 1942 года. Для того чтобы восстановить положение, командующий Северо-Кавказским фронтом Маршал Советского Союза СМ. Буденный приказал 17-му казачьему кавалерийскому корпусу занять оборону по южному берегу реки Ея на рубеже станиц Кущевская, Шкуринская, Канеловская, Старо-Щербиновская. Утром 31 июля немецкая пехота начала наступление на позиции 12-й Кубанской и 116-й Донской кавалерийских дивизий, оборонявших станицы Шкуринскую и Канеловскую. Казаки перешли в контратаку и сумели отбросить противника, в то время как части соседней 18-й армии продолжали отступать, оставив станицу Кущевскую. С наступлением ночи 15-я кавалерийская дивизия попыталась выбить оттуда противника, но не смогла, не получив поддержки пехоты.
Командование корпуса, учитывая, что противник, готовясь перейти в наступление, подтягивает резервы, решило упредить его и ввести в бой находившуюся во втором эшелоне 13-ю дивизию при поддержке танковой бригады, сформированной из курсантов Орловского танкового училища имени М.В. Фрунзе и 267-го отдельного конно-артиллерийского дивизиона. В ночь на 2 августа дивизия совершила 45-километровый переход под Кущевскую. Продвигаясь по пересеченной местности, 29-й Адыгейский и 32-й Курганинский полки сумели выйти на указанное место, но с опозданием, только к 10 часам утра, сорвав таким образом запланированную на ночь атаку. Хотя осуществить ее днем, на открытом пространстве, утратив возможность внезапности, было гораздо сложнее, командир корпуса не отменил своего решения. Атаковавшие полки 13-й кавалерийской дивизии, оказавшись под сильным ружейно-пулеметным, артиллерийским и минометным огнем противника и неся большие потери, не дрогнули. Казаки яростно рубили вражеских солдат шашками, на галопе подлетали к танкам и поджигали их бутылками с горючей смесью.
В ходе напряженных боев Кущевская несколько раз переходила из рук в руки, в конце концов оставшись за врагом, сумевшим вовремя усилиться мотопехотой и танками при полном господстве в воздухе. Не имея поддержки соседних частей, казаки отошли на исходные рубежи. Примерно в то же время части вермахта вышли в тылы корпуса, из-за чего 12-я кавалерийская дивизия была вынуждена занять круговую оборону в станице Шкуринской, а 116-я четверо суток вела тяжелые оборонительные бои в районе станицы Канеловской, решительными контратаками разгромив полк 198-й немецкой пехотной дивизии. Не добившись успеха в этом районе, немецкие войска вынуждены были изменить направление активных действий. Военный совет Северо-Кавказского фронта 5 августа 1942 года направил командованию 17-го казачьего кавалерийского корпуса приветственную телеграмму, поздравив «со славной победой, одержанной в бою с фашистскими гадами в станицах Кущевской, Шкуринской и Канеловской»(1).
В июле 1942 года корреспондент «Красной звезды» П.И. Трояновский прибыл в Краснодар, где его с группой военных журналистов принял СМ. Буденный, предложивший им обязательно съездить в 17-й кавалерийский корпус. «Им командует генерал Кириченко, — пояснил он. — И сразу же скажу, что дерутся с врагом казаки отменно!.. На первый взгляд может показаться нелепым: кавалерия, дескать, против танков. Но в корпусе тоже имеются танки. Правда, их мало, но генерал Кириченко умело их использует. Выше всяких похвал действуют и его артиллеристы... Действия этого корпуса очень высоко оцениваются. И не только нами, штабом фронта, но и Москвой... А кроме того, очень важно опровергнуть пущенный фашистами слух о том, будто кубанское казачество встречает гитлеровцев хлебом-солью...». В начале августа «Красная звезда» призвала бойцов и командиров всех фронтов «действовать так, как действуют казаки генерала Кириченко»(2).
Правда, утвердилось мнение, что командир корпуса нередко преувеличивал данные об успешных итогах боев, хотя сам отвергал любые сомнения в правдивости собственных донесений, утверждая, что «никогда в практике службы с моей стороны не было случаев допущений неточных или преувеличенных информации о деятельности вверенных мне частей»(3). И все же, как свидетельствуют архивные документы, преувеличения, и не только со стороны Н.Я. Кириченко, допускались, иногда нарочито, иногда ошибочно, поскольку в боевой обстановке действительно трудно было точно оценить нанесенный врагу урон. Нередко в донесениях суммировались данные разных родов войск (пехоты, артиллеристов, танкистов, кавалеристов и т.д.), приписывавших каждый себе общий успех. Известен, например, случай, когда на Закавказском фронте, в состав которого вскоре вошел корпус Н.Я. Кириченко, его командующий генерал армии И.В. Тюленев отчитывал командарма-37 за сведения о том, что противник, судя по донесениям штаба армии, давно разбит и уничтожен, в то время как тот наступал и наносил армии большой урон(4).
Объективность боевых донесений «казачьего генерала», как сам себя величал Н.Я. Кириченко, подвергалась сомнениям даже на самом высоком уровне. Так, в начале 1943 года первый заместитель наркома обороны и заместитель Верховного Главнокомандующего генерал армии Г. К. Жуков представил секретарю ЦК ВКП(б) Г.М. Маленкову докладную записку о результатах специального расследования, проведенного главным инспектором кавалерии генерал-полковником О.И. Городовиковым. В документе отмечалось, что факты систематического преувеличения потерь противника штабом корпуса подтвердились. В то же время подчеркивалось, что в бою корпус зарекомендовал себя стойким соединением, а решения его командира в целом были правильными. ПК. Жуков при этом просил Г.М. Маленкова «при определении заслуг т. Кириченко иметь в виду его личную характеристику»(5).
В общем же Н.Я. Кириченко имел высокую репутацию не только у Г.К. Жукова. Заслуженной славой пользовалось и возглавляемое им соединение. Именно поэтому 27 августа 1942 года 17-й корпус был преобразован в 4-й гвардейский казачий кавалерийский, а его командиру присвоили звание генерал-лейтенант. В конце сентября 1942 года, когда казаков-гвардейцев, которых после короткого перерыва вновь возглавил Н.Я. Кириченко, перебрасывали на правый фланг Закавказского фронта, военный совет Черноморской группы войск этого же фронта объявил им благодарность, особо отметив боевые заслуги генерала Н.Я. Кириченко, его заместителя по политчасти бригадного комиссара А.П. Очкина и ряда других командиров(6).
Передислокация 4-го гвардейского кавалерийского корпуса была вызвана не только неэффективностью использования кавалерии в гористой местности, но и особыми оперативными замыслами командования фронта. Главные бои на участке Северной группы разворачивались на правом берегу реки Терек, где противник пытался прорваться к Грозному и Орджоникидзе. Тыл немецкой 1-й танковой армии, растянувшийся далеко в степи на северном берегу Терека, представлял собой хорошую цель для контрударов советских войск. В ходе Моздокской оборонительной операции (2 сентября — 3 октября 1942 г.) здесь рейдировали небольшие отряды отдельного (сводного) кавалерийского корпуса. Его опыт, хотя и не всегда удачный, убедил советское командование в полезности таких действий(7). Немецкие историки свидетельствуют, что появление советской конницы в тылах 1-й танковой армии во второй половине сентября внесло смятение в войска вермахта(8).
Переброска 4-го гвардейского кавалерийского корпуса на правый берег Терека (23—28 сентября) проходила в напряженный момент Моздокской оборонительной операции, когда противник пытался прорваться в долину Алхан-Чурт и через Эльхотовские ворота подойти к Грозному и Орджоникидзе. Решением Ставки от 24 сентября 1942 года корпус генерала Н.Я. Кириченко должен был участвовать в контрнаступательной операции основных сил Северной группы по очистке от врага южного берега Терека. Перед ним стояла задача наступать в направлении населенных пунктов Ново-Щедринская, Червленные Буруны, Каясулу, Ачикулак, Буденновск, уничтожая вражеские коммуникации и резервы(9).
Начался рейд, драматические подробности которого описаны в многочисленных работах исследователей(10), 2 октября. В условиях безводной полупустыни со скудной растительностью корпус по ночам продвигался на северо-запад, непрерывно подвергаясь налетам немецкой авиации. В упорных боях 17 и 27 октября — 3 ноября в районе сел Владимировка, Урожайное, Ачикулак, Андрей-Курган он понес тяжелые потери и вынужден был отступить в глубь бурунной степи, так и не выйдя в глубокие тылы 1-й танковой армии противника. За это командир корпуса подвергся резкой критике. Он был обвинен в медлительности, нерешительности. В ответ Н.Я. Кириченко вместе со своим штабом вступил в оживленную дискуссию с командованием Северной группы войск (командующий генерал-лейтенант И.И. Масленников). По их мнению, в штабе группы «истинного положения корпуса не знают, неточно информированы и неправильно информируют фронт»(11).
Так, 21 октября Н.Я. Кириченко докладывал командующему Северной группой: «Против конницы противник, быстро маневрируя, бросает танковые группы и мотопехоту на машинах, и вести с ним бой на открытой местности чрезвычайно трудно, [что] связано с большими потерями людей и материальной части и особенно конского состава. Танки противника сильно изматывают конский состав»(12). Производя очередной налет, корпус волей-неволей втягивался в тяжелые бои, оказывался в окружении. Кроме того, из-за затруднений в подвозе (в тылу 4-го гвардейского корпуса вообще не было дорог) казаки испытывали нехватку боеприпасов, а 9-я гвардейская кавдивизия вообще не имела артсредств и решала задачи «только за счет своей беспредельной храбрости», — сообщал он генерал-лейтенанту И.И. Масленникову в другом донесении(13). Отвергая же упреки начальника штаба группы генерал-майора Я.С. Дашевского, утверждал, что «только стойкостью казаков и упорством начальствующего состава корпус, продолжая выполнять поставленную задачу, действует смело и дерзко, нанося тяжелые потери врагу»(14). Правдивость этого вывода в целом подтверждал и штаб Закавказского фронта, признавая, что рейдовые действия 4-го гвардейского кавалерийского корпуса, угрожавшие тылам Моздокской группировки противника, вынуждали его «оттягивать часть сил на северный берег р. Терек для прикрытия своего открытого фланга»(15). Таким образом, корпус выполнил основную задачу по прикрытию правого фланга Северной группы войск.
В конце первой декады ноября 1942 года, когда советские войска перехватили инициативу в сражении на подступах к Орджоникидзе, фронтовое командование продолжило подготовку к контрнаступлению войск Северной группы, намечая в связи с этим кавалерийский рейд по глубоким тылам противника с выходом на его основные коммуникации в районе Георгиевска. О масштабности планировавшегося рейда и значении, которое ему придавалось, говорит решение о формировании для выполнения задуманного конной армии во главе с генерал-лейтенантом Н.Я. Кириченко. Учитывая выводы, сделанные им в предыдущих боевых донесениях, а также соответствующие рекомендации Генерального штаба, Ставка выделила в распоряжение командующего конной армией 3 танковых полка (117 машин) и 216-ю авиадивизию в составе 2 штурмовых (на Ил-2) и 2 истребительных (на Як-7) полков(16). Помимо того в нее включили почти все кавалерийские соединения фронта, а на укомплектование ее тыла использовали тылы 37-й армии(17).
Окончательное формирование и введение в действие конной армии приостановило начавшееся контрнаступление советских войск под Сталинградом, потребовавшее ускорить подготовку наступления войск Северной группы из-за опасности переброски противником механизированных соединений с Кавказа. Было решено вместо конной армии сформировать из наличных кавалерийских дивизий два гвардейских кавалерийских корпуса — 4-й Кубанский гвардейский в прежнем составе (командир — генерал-лейтенант Н.Я. Кириченко) и 5-й Донской гвардейский из прибывавших 11-й, 12-й гвардейских и 63-й кавалерийских дивизий (командир — генерал-майор А.Г Селиванов). Направленную Ставкой технику и авиацию для конной армии надлежало распределить между корпусами, которым ставились раздельные задачи, что, понятно, затрудняло их взаимодействие. Кроме того, острая нехватка времени оказала отрицательное влияние на их боевое состояние и возможности. Так, инспектировавший 11-ю гвардейскую дивизию, прежде входившую в состав 4-го гвардейского корпуса, генерал Н.Я. Кириченко не смог скрыть перед командующим фронтом своего возмущения ее состоянием. «В результате преступного, повторяю, преступного использования [дивизия] доведена до небоеспособного состояния, — писал он. — Конский состав доведен до изнеможения... Люди измотаны, ободраны и завшивлены. Материальная часть и оружие истрепаны и требуют немедленного восстановления»(18).
Не лучшим было положение и самого 4-го гвардейского корпуса, в эскадронах которого оставалось по 20—25 активных бойцов(19). Когда же в усиление ему были присланы конно-саперные эскадроны без лошадей, оружия, шанцевого инструмента, то Н.Я. Кириченко просто негодовал в докладной тому же командующему фронтом: «Это не конные, не гвардейские, не саперные и не эскадроны, потому что лошадей нет, шанцевого инструмента нет, это неорганизованная голодная толпа людей... Этот факт является ярким показателем преступно-формального отношения к выполнению распоряжений НКО и Ваших, надругательством над гвардией и показом врагам нашей бедности... Такая злая сатира на гвардию и издевательство над советскими людьми терпимы быть не могут. Товарищ Сталин к гвардии относится совершенно иначе, чем чиновники, формировавшие эти «саперные эскадроны»(20).
Созданию двух отдельных кавалерийских корпусов и конармии имелась альтернатива, которую отстаивал генерал-лейтенант Н.Я. Кириченко: восстановить 4-й гвардейский корпус в прежнем составе (9, 10, 11 и 12-я гвардейские дивизии), необходимость единства которого он неоднократно подчеркивал после перевода части сил в Северную группу войск. Кириченко предлагал командованию фронта обратить все негвардейские дивизии на доукомплектование гвардейских и этим ликвидировать катастрофический некомплект боевых подразделений. «Проведя это мероприятие, мы будем иметь сильные кавалерийские соединения и при той технике усиления, которая имеется в корпусе сейчас, это соединение(4-й гвардейский кавалерийский корпус). будет способно выполнить любую задачу», — заключал он(21).
Несмотря на то, что враг к зиме 1942 года значительно ослаб и вынужден был вывести на оборонительные рубежи запасные, инженерные, жандармские и прочие небоевые подразделения, сражение сразу приобрело ожесточенный характер. В декабрьских боях в районе хуторов Новкус-Артезиан, Сунженский, Нортон, Торосов казакам довелось действовать в основном спешенно против подготовленной в инженерном отношении обороны противника, в результате чего боевая мощь корпуса быстро таяла. На 12 декабря в его полках числилось по 350—500 человек, из которых активных сабель насчитывалось в среднем всего по 200. Общая численность трех дивизий корпуса составляла 7168 человек (в боевых подразделениях — 2514)(22).
В январе 1943 года Н.Я. Кириченко командовал конно-механизированной группой — временным подвижным соединением Северной группы войск Закавказского фронта, действовавшим на флангах отступавшей на Ростов группировки врага, а в начале февраля вместе со своим корпусом ступил на родную кубанскую землю. Здесь во время длительной передышки, отведенной на доукомплектование, он часто выступал перед местным населением. Один из младших командиров корпуса П.Ф. Скакун в своем фронтовом дневнике оставил такое впечатление от доклада комкора 3 апреля 1943 года о боевом пути кавалеристов: «Слушал я этот содержательный доклад — и сердце наливалось чувством глубокой благодарности к тем, кто проявил беспримерный героизм, кто своими подвигами во имя Отчизны прославил моих земляков»(23). Особенно подкупающим местом доклада Н.Я. Кириченко, воодушевившим станичников, явилось заверение лихого генерала в том, что Кубанский корпус первым окажется в Берлине(24).
Н.Я. Кириченко, не будучи по происхождению казаком, настолько проникся казачьей романтикой, что именовал себя не иначе как «гвардии генерал-лейтенант казачьих войск». Хотя таковых как отдельного рода войск в Красной армии никогда не существовало, именно так подписывал Н.Я. Кириченко все официальные документы; такую же формулу использовали и работники штаба корпуса(25).
Бравый вид генерала Кириченко, его уверенность и прямота располагали к себе многих. Начальник штаба 2-й гвардейской армии С.С. Бирюзов, вызвавший к себе командира Кубанского корпуса осенью 1943 года, описывал, как тот «прискакал в окружении своих генералов и офицеров в полном казачьем облачении», и по прошествии почти двух десятилетий тепло вспоминал, как «невольно залюбовался их живописными фигурами на взмыленных добрых конях», как «Кириченко лихо соскочил на землю, подошел, четко печатая шаг, и заулыбался: «Чую, пахнет большим и горячим делом...»(26).
Через всю жизнь пронес свое очарование генералом Н.Я. Кириченко и Л.М. Каганович, бывший летом 1942 года членом военного совета Северо-Кавказского, а с ноября того же года — Закавказского фронта. Уже в 90-летнем возрасте (в 1991 г.) в одном из своих интервью, вспоминая о событиях лета 1942-го на Северном Кавказе, он несколько преувеличенно, но искренне заявил: «Все разбежались. Спас нас там кавалерийский корпус Кириченко, замечательный корпус. Кириченко был хорошим генералом, почему-то его потом затерли в славе. Он так и умер генерал-лейтенантом...»(27).
Последний эпизод фронтовой биографии Н.Я. Кириченко был связан с участием 4-го гвардейского кавалерийского корпуса в Донбасской стратегической наступательной операции. Начальник Генерального штаба и представитель Ставки Маршал Советского Союза А.М.Василевский, руководивший планированием и проведением операций Южного и Юго-Западного фронтов по освобождению Донбасса, пришел к выводу, что в условиях столь широкого наступления требовались более решительные действия, умения и навыки оперативного руководства войсками, а Н.Я. Кириченко не успевал за ходом событий. «Я вынужден был в связи с этим, — вспоминал впоследствии он, — сделать соответствующее внушение Н.Я. Кириченко»(28). По словам Василевского, к Кириченко выехал «лучший знаток кавалерии в СССР Маршал Советского Союза СМ. Буденный», выводы которого были «для комкора неутешительными», после чего «новым командиром казаков 4 ноября стал И.А. Плиев»(29). По мнению самого Плиева, отставка Кириченко была связана с тем, что он не понял стоявших перед ним задач(30).
После отставки Н.Я. Кириченко некоторое время находился не у дел. Лишь 5 февраля 1944 года он был назначен начальником Краснознаменной высшей офицерской школы имени СМ. Буденного. В этой должности он встретил окончание войны и был освобожден от нее 26 мая 1945-го, сразу после Парада Победы, в котором возглавлял полк Высшей кавалерийской школы, шедший вместе с полками других учебных заведений в составе войск Московского гарнизона. В последующие годы он занимал руководящие должности в войсках, но лишь в качестве заместителя командиров — самостоятельное командование воинскими соединениями ему больше не доверяли. 8 ноября 1946 года Н.Я. Кириченко стал заместителем командира 40-го гвардейского стрелкового, а 31 марта 1947-го — 16-го гвардейского стрелкового корпуса.
31 августа 1949 года в возрасте 56 лет Н.Я. Кириченко был уволен в запас. Став военным пенсионером, Николай Яковлевич жил в Москве с женой Александрой Александровной Янышевой, принимая активное участие во встречах ветеранов. Умер он 5 января 1973 года.
ПРИМЕЧАНИЕ
1 Центральный архив Министерства обороны Российской Федерации (ЦАМО РФ). Ф. 3470. Оп. I. Д. 12. Л. 182.
2 Трояновский П.И. На восьми фронтах. М, 1982. С. 80, 81.
3 ЦАМО РФ. Ф. 3470. Оп. 1. Д. 13. Л. 99.
4 Там же. Ф. 209. Оп. 1063. Д. 198. Л. 24.
5 Соколов Б. В. Разведка. Тайны Второй мировой войны. М., 2001. С. 111, 115.
6 ЦАМО РФ. Ф. 3470. Оп. 1. Д. 13. Л. 74.
7 Там же. Ф. 273. Оп. 879. Д. I. Л. 159.
8 Muskulus F. Geschiehte der 111. Infanterie Division 1940—1944. Hamburg, 1980. S. 119.
9 ЦАМО РФ. Ф. 209. Оп. 1064. Д. 2. Л. 90.
10 См. например: Битва за Кавказ. М., 1954. С. 178-180; Гречко А.А. Битва за Кавказ. М., 1967., С. 170—173; Завьялов А.С, Калядин Т.Е. Битва за Кавказ 1942-1943 гг., М., 1957. С. 99, 100; Ибрагимбейли Х.-М. Крах «Эдельвейса» и Ближний Восток. М., 1977. С. 155-161; Гучмазов А., Траскунов М., Цкитишвили К. Закавказский фронт Великой Отечественной войны. Тбилиси, 1971. С. 168.
11 ЦАМО РФ. Ф. 3470. Оп. 1. Д. 13. Л. 32.
12 Там же. Л. 22.
13 Там же. Л. 49—52.
14 Там же. Л. 35.
15 Там же. Ф. 209. Оп. 1063. Д. 436. Л. 63.
16 Русский архив. Великая Отечественная. Ставка ВГК: документы и материалы. 1942 г. М., 1996. Т 16. С. 449. Док. № 657.
17 ЦАМО РФ. Ф. 209. Оп. 1029. Д. 25. Л. 1-6.
18 Там же. Ф. 3470. Оп. 1. Д. 13. Л. 45.
19 Там же. Л. 111-117.
20 Там же. Л. 48.
21 Там же. Л. 111-117.
22 Там же. Д. 33. Л. 39.
23 Скакун П. По дорогам войны // Казаки-гвардейцы. Краснодар, 1980. С. 259, 260.
24 Российский государственный архив социально-политической истории. Ф. 17. Оп. 43. Д. 965. Л. 226-229.
25 ЦАМО РФ. Ф. 3470. Оп. 1. Д. 13. Л. 111, 113, 115, 117.
26 Бирюзов СС Когда гремели пушки. М., 1981. С. 220, 221.
27 Кума нее ГА. Рядом со Сталиным: откровенные свидетельства. М 999. С. 87.
28 Василевский A.M. Дело всей жизни. Кн. 2. 6-е изд. М., 1988. С. 47.
29 Там же. С. 61.
30 Плиев И А. Разгром «армии мстителей». Орджоникидзе, 1967. С. 7-13.
