От С.КАРА-МУРЗА Ответить на сообщение
К All
Дата 12.01.2001 13:36:00 Найти в дереве
Рубрики Прочее; Версия для печати

422. Опять методология

Дорогие господа-товарищи! Хотя все вы не любите туманных утверждений, выскажу парочку. Есть ощущение, что в наши рассуждения вкрались и уже воспроизводятся некоторые дефекты, так что умножается число кругов мысли сверх необходимости.
Слишком велик удельный вес изложения идеалов, которые вполне определились. Спорить о них смысла никакого нет, ибо они не меняются. Наносное с них слетело уже на первых кругах. Лучше бы нам признать наличие различий и даже конфликта идеалов, принять это как данную реальность и вырабатывать образ возможного жизнеустройства исходя из этой реальности. И первым делом надо очертить рамки, которые мы принимаем как основу для проектирования. Если кто-то далеко за эти рамки выходит, то не надо воспламеняться на его речи. Пусть говорит, всегда полезно послушать, но уже не тратить порох эмоций. Например, кто-то принимает как вариант такой коридор событий, при котором 126 миллионов россиян сопьются и тихо умрут. Ну и пусть, принимаем к сведению, но не спорим, ибо этот вариант лежит за рамками уговоренного поля. Из этого вытекает предложение «подморозить» наши рассуждения. Не слишком, но все-таки.
Второе связано с первым, но посложнее, и потому будет туманнее. Мне кажется, что у всех нас есть трудность в переходе между уровнями «личное-социальное» и «моментальное-историческое». То есть, сопереживая что-то личное, мы распространяем его вширь до социального, и то же самое во времени. Это ярко проявляется в теме репрессий и в теме ответа на насилие (например, по поводу фильма «Ворошиловский стрелок»).
В связи с моим текстом о проекте А.Н.Яковлева Н.Гельс ухватил тему репрессий. Главное в тексте было не об этом, а об Академии наук как разрушаемом островке стабильности, ну да ладно. Возьмем тему репрессий, поскольку она такая забойная, что почти любой разговор почти с любым Гельсом на нее скатывается. В данном случае Н.Гельс выдвинул сильный тезис о неправомерности вообще рационализировать эту тему в обществе тех, кто сам на Колыме не страдал. Ибо у тех - своя, недоступная нам мера и недоступная нам рациональность. А мы все, не страдавшие, суть потомки палачей, и мои претензии к Яковлеву, выдвинутые в рациональном по-палачески плане, имеют ничтожное значение.
Да, в этой позиции есть зерно типа «слезинки ребенка». Снимаю шляпу перед чуткостью людей, которые это зерно в себе культивируют. Но когда они его расширяют в пространстве и времени, встает проблема со слезинками детей следующих поколений. Это уже, конечно, туманно, но попробуем распутать.
Когда человека забивают в застенке или на Колыме, для него лично рушится весь мир, возможно, необратимо. Но если мы на этом основании через 60 лет отказываемся рационализировать это событие, чтобы разумнее устроить жизнь наших детей (и внуков того человека), то мы уже сами расширяем это разрушение мира на все общество. Мы из солидарности и со-страдания как бы отказываемся жить и давать жить детям. Это, на мой взгляд, неправомерно и граничит с сумасшествием. Я думаю, что если бы истязаемые на Колыме люди узнали о таком результате, их муки бы усилились. Я, похоже, один из нашей компании, кто по возрасту еще мог иметь контакты с людьми, реально страдавшими на Колыме. Из этих контактов я делаю именно такой вывод. То есть, сами эти люди, кому повезло пережить удар и восстановить образ мира, четко разделяли личное и социальное, владели временем и никак не хотели, чтобы мир рушился для всех и навсегда.
Дело не в том, что нельзя слиться душой со страдающим человеком, оставив без своей души тех, кто живет сегодня. Дело, думаю, в том, что нельзя и «разделить» свою душу по разумному расчету. Надо, чтобы душа была полностью «и там, и здесь», чтобы она научилась трудиться в разных плоскостях в разных ипостасях. Не знаю, разрабатывал ли кто-нибудь этот вопрос, но на практике мы видим жуткие перекосы в обе стороны. Одни готовы из-за репрессий уморить ныне живущих и даже прямо выводят из этого свои политические установки. Другие, чу гибельность такого подхода, ищут ложные оправдания репрессиям.
В принципе, Н.Гельс, похоже, отвергает «закрытость» темы страданий, запрет на их растягивание в пространстве и времени как жестокость (цензуру) традиционного общества. Это он называет «еудобные вопросы». Цензура на определенного типа социализацию личного страдания. Сокрытие страдания как и благодеяния, вещи симметричные. Почему нельзя давать милостыню явно? Милостыня - неудобный вопрос. То ли дело Армия спасения - все гласно, распишись в ведомости. Или Никита Михалков - прямо на сцене дает чек для бедных актеров, растроганный Тихонов, беря чек, плачет. Николай I регулярно выдавал деньги всем действительно нуждающимся семьям декабристов, скупо считал, прибавлял, убавлял. Все это делалось на уровне государственной тайны, которая хранилась всеми причастными под строжайшим контролем. Сложные чувства, которые возникли бы в обществе, узнай оно об этих неудобных делах, были исключены цензурой. Иррациональность жизни в этом вопросе была под замком. Идея Н.Гельса об особой статистике и особой рациональности жертв схожа с тем, как евреи иррационализировали Холокост, но они эту иррациональность экспортировали вовне. Здесь же нам предлагается глотать ее самим. Причем Яковлев, я уверен, сам предельно рационален и все прекрасно знает.
Отдельная тема - искажение типа страданий со-страдающими при переносе образа во времени и пространстве. Но об этом пока помолчим, подумаем.
Попроще другой срез: иррационализация репрессий проводится не во время схоластического спора в монастыре, а в определенном политическом контексте. Глупо здесь становиться инструментом в игре жуликов. Большую часть общества втянули в позицию, которую можно выразить такой моделью: дети узнают, что построенный покойными родителями дом обошелся родителям очень дорого, и на этом основании решают этот дом сжечь. Общественный строй - это дом народа. Его строительство стоило много пота и крови, но все это был материал для дома. Так это понимало и подавляющее большинство тех, кто страдал на Колыме. И теперь этот дом, за который они отдали свою кровь, дети сжигают именно как искупление этой крови. Мне кажется, это просто чудовищно. Но ведь у жулика Яковлева именно это и есть главная цель - втянуть всех в дальнейшее дожигание дома, а то пожар увядает.
Не буду продолжать. Хочу только сказать вполне искренне, хотя и неубедительно. Представления о революции и социо-культурном столкновении довоенного времени у Н.Гельса, по-моему, предельно умозрительны. Возможно, они исходит из специфического личного опыта, но как-то надо бы подняться до общего. Я бы принял его модель, если бы он сознательно отказался от христианства, пусть и в его атеистической версии, как Караганов. Но, похоже, этого как раз нет. По-моему, есть большая ошибка, и уже не в идеалах, а в фактологии.
Еще одно туманное замечание. Не знаю, что происходит в США, Израиле или где-то еще, но в Москве обстановка утяжеляется, так что виден оскал таких зубов, которые редко показывают. Это видно по передаче 11 января о событиях в Вильнюсе. Все собранные участники как будто твердили про себя: «Помни про Пуго и особенно его жену». Мы ведем интеллектуальные игры, но надо посматривать и на улицу.