"Посев": "евразийцы-братки", "Ленин - немецкий шпион" и "Дед Мороз как воплощение советской халявы" (*+)
Русский Журнал / Политика / Периодика
http://www.russ.ru/politics/periodicals/20040301-momotm.html
DEAD Мороз и евразийство
Максим Момот
Дата публикации: 1 Марта 2004
Журнал "Посев", как орган русского солидаризма возник по окончании Второй мировой войны, в 1945-м, в лагере политических беженцев из
России, так называемых "перемещенных лиц", журнал занял отчаянно антикоммунистическую позицию. Поэтому в Россию издательству удалось
перебраться лишь в 1992 году после многих мытарств.
Итак, обзор двух первых в этом году номеров мы начнем с рубрики "Философия и мировоззрение" - тем более, что обсуждаемые здесь темы,
как и сам стиль этого обсуждения, весьма актуальны и со скучной академической дискуссией общего имеют мало.
Валерий Сендеров свой аналитический очерк "Вместо коммунизма: неоевразийство как очередное воплощение советской души" (# 1-2)
открывает откровенным эпатажем. Звучит тезис об отсутствии в Советском Союзе идеологии. "Если под последней понимать целостную,
последовательную систему взглядов - то есть то, что допускает ясное, рациональное выражение и изложение, - тогда, разумеется, ответ
прост: идеологии в СССР никогда не было", - утверждает автор. - "Коммунизм" же всегда был системой голого, лишь прикрывавшегося
теориями, угнетения и рабства".
За счет чего же держался столько лет откровенно человеконенавистнический (с этим трудно не согласиться) режим, равного которому не
было в истории? "Прежде всего, конечно, формировалась именно система отрицаний, система ненависти", - подчеркивает Валерий Сендеров.
Логика проста: убедить людей, что они живут хорошо, когда они живут плохо, - задача неблагодарная. А вот позволить им ненавидеть
преуспевающих соседей, "их нравы", сытое "капиталистическое окружение" - цель более чем достижимая.
"Советская жизнь была наилучшей не БЛАГОДАРЯ тому, что внушала идеология, - продолжает автор. - Она была наилучшей, НЕСМОТРЯ НА
очевидное всем отсутствие в ней свободы, собственности и смысла". С крахом коммунизма подобный менталитет не мог сразу исчезнуть,
самосознание не отменяется декларациями о суверенитете. Подобные настроения искали себе выражения в каких-то новых формах. Искали и
нашли. Выпавшее из рук коммунистов знамя самобытной русской зависти к Европе подхватили так называемые евразийцы.
Правда, тезис о евразийстве как вариации большевизма, отстаиваемый в статье, не кажется убедительным. Скорее, обе концепции
сблизились благодаря желанию приспособиться к "чаяниям и надеждам" одной и той же, весьма значительной, группы российского
населения, не умеющей или не желающей жить в свободном мире. Например, убежденные коммунисты вынуждены теперь лепетать что-то о
"Святой Руси", на уничтожении которой сделали карьеру они сами, их отцы и их деды. Этого требует стремление добиться расположения
электората, сближающее многие наши партии.
Интересно, что за "исканиями" евразийцев, за их представлениями о некоем новом человеке, "православном архитипаже" с открытой
русской душой, не скованном социальными рамками и прочими буржуазными условностями, явственно просвечивает фигура новорусского
"братка". Вспомнив теперь о трепетном отношении советской власти к уркам в лагерях, которых, в отличие от заключенных, проходивших
по политической 58-ой статье, считали "социально близкими", получим "близнецов-братьев".
И там и тут отрицание "буржуазной морали" приводит лишь к оправданию социально ущербного поведения, поскольку иной морали, кроме
буржуазной, на мой взгляд, не существует. Дело лишь в маргинализации значительной части населения страны: выброшенные за борт люди
перестают следовать каким-либо нормам. Когда таких граждан становится много, как в 1917 году или в наши дни, шанс на захват власти
получают антисоциальные элементы.
Кирилл Александров в рубрике "Мосты в прошлое" возвращается к казалось бы уже исчерпавшей себя теме немецких денег, на которые Ленин
совершал революцию. Однако на данную статью следует обратить внимание, поскольку автор работал в Гуверском архиве Стэнфордского
университета (Пало-Альто), а потому мы имеем дело с оригинальным исследованием.
Название работы - "Октябрь для кайзера: заговор против России в 1917 г." (# 1-2) - вполне передает ее замысел. Открывает статью
откровение генерала Эриха Людендорфа, бывшего начальника штаба Главнокомандующего на Восточном фронте в 1914-1916 гг.: "Посылая
Ленина в Россию, наше правительство принимало на себя особую ответственность, - заявил он в 1919 году. - С военной точки зрения это
предприятие было оправдано, Россию нужно было повалить".
"Заинтересованность военно-политических кругов Германии в отправке из Швейцарии ленинской группы для разложения фронта и тыла
воевавшей России была очень велика, - излагает автор известную теорию, - немецкий Генштаб был готов организовать пропуск ленинцев
даже непосредственно через линию фронта, если бы нейтральная Швеция отказалась от приема сомнительных эмигрантов-пораженцев".
С рассмотренной выше работой Валерия Сендерова эту роднит трактовка ленинской революции. В апрельской речи на вокзале, по сведениям
Кирилла Александрова, вождь мирового пролетариата призывал к социальной революции, а это есть не что иное, как "война дезертиров,
люмпенов и маргиналов против права, собственности и Церкви". Лишь потом ленинцы "переписали" ту речь, заменив "социальную" революцию
на более респектабельную "социалистическую".
Напрасно "слишком умный, образованный и интеллигентный для революционера-марксиста Г.В.Плеханов" призывал Ленина одуматься. "Эй, вы,
пассажиры германского казенного поезда! - обращался он к большевикам. - Не мешайте русской армии защищать Россию! Слышите? Не
мешайте!". Безуспешно. 8 апреля 1917 года один из руководителей немецкой разведки в Стокгольме телеграфировал в МИД в Берлин:
"Приезд Ленина в Россию успешен. Он работает совершенно так, как мы этого хотели бы".
Работу на немецкие деньги большевики развернули нешуточную. В апреле РСДРП(б), по официальным данным, издавала 17 ежедневных газет
общим тиражом в 320 тыс. экземпляров. Их общий еженедельный тираж составлял 1 млн. 415 тыс. экземпляров. Крестьянам сулился
безнаказанный грабеж поместий, пролетариям - "рабочий контроль" над заводскими кассами, а перед рядовыми партийцами открывались
перспективы стать всем. "Подобно "бесам" Ф.М.Достоевского, ленинцы успешно взывали к самым животным инстинктам народа, значительная
часть которого в силу многих социально-психологических и духовных причин теряла человеческий облик", - полагает автор.
В этой же исторической рубрике "Посева" публикуется и окончание статьи Арлена Блюма "Начало II мировой войны: настроения
ленинградской интеллигенции и акции советской цензуры по донесениям стукачей и цензоров Главлита" (начало в # 11 за 2003 г.).
После подписания пакта Молотова-Риббентропа 23 августа 1939 года заправлявший цензурой советский Главлит, вплоть до деталей
напоминавший оруэлловское "Министерство правды", начал предпринимать в чем-то весьма комичные усилия по ускоренной переделке образа
Германии-врага в образ Германии-друга.
"Особенно бросались в глаза изменения, уже на следующее утро после заключения пакта последовавшие в кинопрограммах, а вскоре за
тем - и в репертуаре театров, - вспоминает Вольфганг Леонгард. - Сразу со всех экранов были сняты известные антифашистские
кинофильмы..." Из репертуара театров исчезли все спектакли антифашистского содержания.
"Накануне войны фонды спецхрана [хранилища книг, не выдававшихся читателям по цензурным соображениям. - РЖ] выглядели вполне
абсурдистски: рядом, на одних и тех же полках, стояли фашистские и антифашистские издания. В годы войны с Германией последние забыли
вернуть в так называемые "общие фонды", и некоторые антифашистские книги продолжали оставаться под запретом". Арлен Блюм приводит
множество подобных "забавных" примеров несоответствия действий советских властей здравому смыслу.
Целей своих кампания не достигла. Уже к лету 1940 года отношения с Германией вновь обострились, и антифашистские мотивы в пропаганде
решено было усилить.
Ортодоксальным русским патриотам рекомендуем ознакомиться со статьей Николая Шеляпина "DEAD Мороз - архикрасный нос" (#1),
предостерегающей от поспешного возрождения "исконно русских" традиций. Например, попытка противопоставить "нашего" Деда Мороза из
русских сказок чужеродному Санта-Клаусу наталкивается на отсутствие в русской истории какого-либо упоминания о данном персонаже,
якобы созданном, по мнению автора, только в сталинское время.
"Нет добренького Дедушки Мороза и на поздравительных рождественских и новогодних открытках XIX века. Когда же этот старичок с мешком
вошел в нашу жизнь? В 1930-е, когда многих старичков, да и не только старичков, отправляли с вещмешками эшелонами на север, поближе
к Деду Морозу".
Причем отличался отечественный продукт от западного не в лучшую сторону. "Наш Дед Мороз был воплощением советской мечты о ХАЛЯВЕ, то
есть дарил подарки всем советским людям без исключения, что лишало этот образ нравственной идеи", - отмечает автор.
"Посев" откликается и на вопросы текущей политики. Однако возможности редакции в данном случае несколько ограничены ежемесячной
периодичностью выхода журнала.
