Третий возможный вариант ответа на вопрос, «куда делось зерно?» - чрезмерное его потребление в городах. Однако если деревня голодала, то города в 1932/33 году жили впроголодь, с нормированным распределением продуктов. Е.А.Осокина в своей книге «Иерархия потребления. О жизни людей в условиях сталинского снабжения. 1928-1935 гг.» подробно рассказывает о снабжении городского населения в начале 30-х годов.
Вот, например, официально утвержденные нормы снабжения на 1 квартал 1932 г.:*
* Особый и первый списки – рабочие ведущих индустриальные объекты (предприятия Москвы, Ленинграда, Баку, Донбасса, Караганды, Восточной Сибири, Дальнего Востока, Урала). Второй и третий списки – рабочие предприятий стекло-форфоровой, спичечной, писчебумажной промышленности, коммунального хозяйства, хлебные заводов, мелких предприятий текстильной промышленности, артелей, типографий и пр. В 1931 г. удельный вес особого и первого списков городов в общем контингенте составил около 40 %, в составе же централизованных фондов снабжения - 70-80 %
По хлебу - нормы дневные, остальные - месячные. По каждому списку приведены нормы для рабочих (1), для служащих и членов семей рабочих и служащих (2), для детей (3). Подземным рабочим, рабочим горячих цехов дополнительно полагалось 200 г хлеба в день и 1 кг сала в нес., угольщикам - 1 кг муки, 200 г растительного масла в мес. Для подземных рабочих месячная норма мяса была 5 кг. Составлено по: РГАЭ, ф. 8043, оп. 1, д. 15, л. 3.
Даже эти нормы практически не соблюдались. Так, в феврале 1932 г. в Донбассе местные власти, выискивая средства, ввели норму на семейность. Для строителей она равнялась 0,2 (на 10 работающих строителей обеспечивались продовольствием всего только 2 человека из общего числа членов их семей), для угольщиков 1,1 (обеспечивалось 11 членов семей на 10 работающих), для остальных специалистов коэффициент составил 0,5 (снабжались 5 человек на 10 семей). В результате значительное число членов семей было снято с централизованного довольствия. В 1931 г. для горняков Кузбасса норма составляла 0,75 при фактической численности членов семей 1-1,85. В июле 1932 г. Ивановский обком, исходя из выделенных фондов, установил следующие нормы продовольственного снабжения: для рабочих первого и особого списков - по 1 кг крупы; 0,5 кг мяса; 1,5 кг рыбы; 0,8 кг сахара (в мес.). Прочее население и рабочие предприятий второго и третьего списков получали только сахар.
Плохим было снабжение учителей, врачей, студентов. Им не гарантировался даже хлебный паек. Так, в Азербайджане в 1933 г. дневная норма хлеба для школьников была 100 г в Баку; 50-75 г - в других городах. По сообщениям из Днепропетровской области, в 1933 г. в городах студенты получали 300-350 г хлеба в день, в сельских местностях в большинстве случаев вообще не обеспечивались. В большинстве районов крупа и сахар выдавались учителям и врачам нерегулярно: 2-3 раза в течение года по 400-500 г. Из 140 тыс. городских учителей в порядке централизованного снабжения мясом обеспечивались только 26 тыс.
В 1933 г. жалобы на перебои в снабжении, даже хлебом, шли потоком из Северного края, Западной, Ленинградской, Московской, Ивановской областей, Донбасса, Горьковского края, с Дальнего Востока.
По данным Центрального управления народно-хозяйственного учета (ЦУНХУ), в 1933 г. для городского населения отрицательный естественный прирост был равен 374,6 тыс. чел. В 1933 г. общее число умерших в городах РСФСР и на Украине было выше, чем в более благополучные предшествующий и последующий годы. Причина такого положения - голод в городах. При этом приведенные данные безусловно занижены. Так, по справке Киевской медицинской инспектуры, в 1933 г. число умерших, подобранных трупным покоем г. Киева, составило 9472. При этом зарегистрирована была только 3991 смерть.
Вот данные о рабочих бюджетах индустриальных рабочих г.Москвы, то есть привилегированной зоны снабжения. Они разрабатывались ЦУНХУ на основе текущих ежедневных записей прихода, расхода и потребления. Для обследования отбирались 9-10 тыс. семей рабочих, занятых в крупной промышленности. Материалы таблицы характеризуют общее потребление рабочих, то есть включают продукты, распределямые по централизованному снабжению, общественное питание и покупки продуктов на рынке.
Питание семейных рабочих г. Москвы (в среднем на одного человека за мес. в кг )*
По этим данным питание семей фабрично-заводских рабочих в Москве в первые пятилетки было хуже питания среднего рабочего в Петербурге в 1908 г. Оно было близко потреблению русских нефтепромышленных рабочих Баку.
По сути дела, в первой половине 30-х гг. правительство стремилось восстановить уровень питания конца 20-х гг., но не смогло этого достичь. Исключение составляет потребление хлеба, овощей и молока. Привилегии и процветание рабочих в период индустриализации - миф сталинской пропаганды. Промышленных рабочих можно считать привилегированным классом только по сравнению со служащими и интеллигенцией, жившими в те годы впроголодь, а также крестьянством, которое миллионами гибло в колхозной деревне.
Итак, урожай 1932 года не ушел на экспорт, не пошел на рост государственных запасов, не был съеден в городах. Куда же он делся? Единственный разумный ответ – урожая не было вовсе, точнее, не было в объявленных Сталиным размерах.
С.Г.Кара-Мурза пишет:
>«Согласно усредненным данным четырех оценок урожая, поставок и остатков зерна на селе, сделанных американскими специалистами по истории колхозного строительства в СССР, эти показатели в 1928-1939 гг. были таковы: [следует таблица].
>Из этой таблицы видно, что зимой 1932/33 г. поставки зерна государству не были чрезвычайно высокими, так что в распоряжении крестьян оставалось столько же зерна, как и в 1934 г. и намного больше, чем в 1936 г., однако голода в эти годы не возникало.»
Дальше он пишет:
> «Засуха 1933 г. была стихийным бедствием, а затем производство стало расти и через пять лет коллективизации превысило уровень 1929 г. на 36%.»
Но, по его же таблице, урожай 1933 года 69,3 млн. тонн, то есть выше, чем за два предшествующих года! Может быть, он имел в виду 1932 год? Так опять-таки, по приведенным данным, не было в этом году неурожая. Да и засухи тоже не было… А дальше данные за один удачный 1937 год сопоставляются с 1929 годом, когда уже начинался спад сельскохозяйственного производства, вызванный отказом от НЭПа. А то, что уже в 1938г. урожай опять упал до уровня десятилетней давности – в этом абзаце умалчивается.
Определять данные о сборе и закупках зерна путем «усреднения данных четырех оценок, сделанных американскими специалистами» - примерно то же самое, что решать голосованием проблемы теоретической физики. Сведения о закупках не нуждаются в оценках – они зафиксированы в архивах, и проблема состоит только в том, чтобы извлечь их оттуда. С урожаем ситуация несколько сложнее.
С начала 30-х годов в сельском хозяйстве была внедрена разработанная с участием В.С.Немчинова методика оценки «биологического урожая», то есть того урожая, который вырос и мог быть фактически собран с полей. Озвученная Сталиным цифра 68,97 млн. тонн была именно оценкой биологического урожая. Однако, как известно, не тот хлеб, что на полях, а тот хлеб, что в закромах. При уборке неизбежны были потери. Кроме того, во всю силу проявили себя неотъемлемые спутники «планового хозяйства» - туфта и очковтирательство. Если данные по закупкам зерна исказить было трудно, то данные об урожае на каких-то там полях для советского или партийного начальника областного звена были просто идеальный предметом для приукрашения отчетности.
Американский исследователь, проф. М.Таугер писал в полемической статье, направленной в редакцию «Радио Свободная Европа» в связи с обсуждением проблемы голода 1932/33 гг. в электронной конференции H-Russia:
«Джеймс Мейс и другие защитники доводов о геноциде упорно утверждают, что голод был "искусственным", опираясь на советскую официальную статистику о том, что полный урожай зерна в 1932 г. был 68.9 млн. тонн, и используя свидетельские показания и воспоминания, сделанные десятилетиями позже случившихся событий, о том, что урожай был превосходным. Поэтому их аргументы опираются на статистическое утверждение, что в действительности нехватки продовольствия в 1932 г. в СССР не было. Если можно показать, что такая нехватка все-таки была, то этот довод должен быть отклонен.
Официальная статистика, однако, показывает, что запасы, созданные из урожая 1932 г., были меньше чем запасы по итогам любого другого года в 1930-ых.
…
Я получил в архивах первичные годовые отчеты колхозов, составляющие более чем 40 процентов от всего числа колхозов на Украине (оставшиеся единоличные хозяйства не составляли и не представляли ежегодные отчеты, очевидно, из-за кризиса). Эти данные показывают, что урожай 1932 года был по крайней мере на одну треть ниже официальных данных. … Я также показываю, что даже эти данные, которые подразумевают урожай на Украине менее 5 миллионов тонн вместо официального числа 8 миллионов тонн, преувеличены, что подразумевает урожай голода. Я показываю, что эти данные годовых отчетов - единственные надежные данные о советском производстве зерна в 1930-ые годы, и что крестьяне использовали их, чтобы сопротивляться вышестоящим руководителям, которые требовали высоких заготовок, основываясь на советских "биологических урожаях".»
На Северном Кавказе предполагалось, что в 1932 г. с каждого гектара удастся собрать по 7,3 ц зерна. Фактически урожай был намного ниже. По сообщениям секретарей райкомов партии, на Кубани, Дону и в Ставрополье урожай колебался от одного до шести центнеров с гектара, а в целом по краю урожай составил лишь 3,9 ц с га, т.е. почти в два раза ниже предполагавшегося. Интересные данные приводятся в одной из спецсводок ОГПУ по Северному Кавказу об определении урожайности районными организациями и пробными обмолотами. Так, в станице Н.-Стеблиевской урожай был определен районом в 9 ц с га, а пробный обмолот дал 4 ц, Н.-Николаевской – 7,0 и 2,3, Ивановской – 9,5 и 3,7 и т.д. Однако при планировании хлебозаготовок эти обстоятельства не учитывались. По данным Е.Н.Осколкова, в 1932 г. валовое производство зерна в крае составило 35,5 млн. ц против 69,7 млн. ц в 1931 г., т.е. в два раза меньше, а первоначальный план хлебозаготовок не намного был ниже. [Осколков Н.Е. Голод 1932/1933. Хлебозаготовки и голод 1932–1933 года в Северо-Кавказском крае. Ростов н/Д., 1991.]
М.Таугер пришел к выводу, что система биологических урожаев завышала истинный урожай не менее, чем на 20% [Судьбы российского крестьянства. М., 1996. С. 299.] К схожим выводам пришли и другие американские исследователи. Это означает истинный урожай 1932 года в размере 50-55 млн. тонн. Правда, сам Таугер видит в основном объективные причины снижения валового сбора зерновых в 1932 г. (засуха в ряде районов, распространение болезней растений и пр.).
Вряд ли такая точка зрения может считаться достаточно обоснованной. Снижение урожаев было неизбежным следствием коллективизации.
Во-первых, в хозяйствах сократилось поголовье рабочего скота, что неизбежно растягивало жатву за оптимальные сроки и увеличивало потери.
Так, о масштабах потерь в Центрально-Черноземной области свидетельствует секретная докладная записка председателя областной контрольной комиссии и рабоче-крестьянской инспекции Соколова первому секретарю обкома ВКП(б) И.М.Варейкису об обследовании очень большого зернового совхоза "Викторополь". Этот совхоз располагался в Валуйском, Вейделевском, Никитовском, Ровенском и Уразовском районах ЦЧО [ныне Белгородская область] и занимал площадь в 448 квадратных километров. В ходе проверки выяснилось, что к 4 декабря 1932 г. в совхозе 7% посевов были брошены нескошенными, 5% посевов хотя и скосили, но оставили в поле, 19% посевов лежало в скирдах, но "почернело и пришло в негодность". Таким образом, 31% всего урожая пропал полностью, он даже не был использован на корм скоту. На остальной территории совхоза итог уборки оказался незначительным из-за чрезвычайно низкой урожайности, составившей для озимой пшеницы 2,1 центнера с гектара, для яровой пшеницы 1,7 центнера с гектара, а для овса 1,6 центнера с гектара [См.: ГАВО. Ф.1013. Оп.1. Д.2130. Л.90. По книге: Загоровский П.В. Социально-экономические последствия голода в Центральном Черноземье в первой половине 1930-х годов. Воронеж, 1998]
Во-вторых, итоги предыдущего, 1931 года были разорительны для деревни. Первый год хозяйствования в новых условиях «колхозного строя» также привел к снижению урожаев и к голоду в ряде районов страны. Урожайность, даже завышенная в официальных документах, была на 25% ниже дореволюционной. В целом с 1927 г. по 1931 г. урожайность зерновых снизилась более чем на 30%, с 53,4 пуд. с гектара в 1927 г. до 38,4 пуд. в 1931 г. [По данным бывш. Архива Политбюро ЦК КПСС. См. Ивницкий Н.А. Репрессивная политика советской власти в деревне (1928-1933 гг.) - М., 2000.]
В первой половине 1932 года шел массовый выход крестьян из колхозов. В целом по СССР количество коллективизированных крестьянских хозяйств сократилась на 500 тыс., причем в РСФСР уровень коллективизации понизился почти на 3%. [Ивницкий Н.А. Коллективизация и раскулачивание (начало 30-х годов). М., 1996. С. 173.]. В Белоруссии весной 1932 г. распалось более тысячи колхозов и ЦК КП(б) Белоруссии вынужден был принять специальное постановление «О выходах из колхозов и о порядке проведения уборки и распределения урожая в колхозах». Сельскохозяйственное производство было практически дезорганизовано.
На Украине осенью 1931 г. осталось незасеянными 2 млн. га озимых. Еще один миллион гектаров погиб весной 1932 года, в результате пропал урожай на 36% озимых посевов. Вследствие нехватки семенных фондов, сокращения поголовья рабочего скота и массового истощения крестьян от голода не только не были пересеяны озимые поля, но и остались незасеянными значительные площади яровых. [Голод 1932-1933 років на Україні: очима істориків, мовою документів. Київ, 1990., с 353].
Вот фрагменты из писем первой половины 1932 года, опубликованные в книге "Голод 1932-1933 років на Україні: очима істориків, мовою документів":
Комсомолец Ткаченко писал секретарю ЦК КП(б)У С.В.Косиору:
«Ви уявляєте, що зараз діється на Білоцерківщині, Уманщині, Київщині і т.ін. Великі площі незасіяної землі, а врожайність посіяного не більше 25-30 % відносно тієї, що була в 1925-1928 pp. В колгоспах, в яких було коней 100-150, зараз тільки 40-50 та й ті такі, що падають. Людство страшенно голодає. Я просто не розумію, і коли б мені хто авторитетний доводив хоч як десь в 1927-1928 pp. про те, що при Радянській владі можуть помирати на роботі з голоду, я не повірив би і висміяв би або й зовсім нагнав би його, вважаючи ідіотом, контрреволюціонером і як завгодно.
Ну, а що ж ми маємо зараз? Десятки й сотні випадків, коли колгоспники виходять в поле і зникають, а через декілька днів знаходять його аж провонявшим й так його без жалю, наче це цілком природньо, заривають в яму й квит, а на другий день цього ж, що заривав, попереднього, находять труп — мруть з голоду.» .
Из письма, направленного киевским рабочим П.В.Смирновым:
«Тов. Сталин,... на селе несчастье, люди голодают, лошади дохнут и уже люди начали с голоду умирать, зерна нет даже на 50 % на площадь сева, в общем полное разорение... Я два дня тому приехал из села, я там своими глазами видел все несчастья, как через каждые 2-3 сажня по дороге лежат дохлые лошади и их крестьяне режут по куску и едят. Больно смотреть на тех несчастных детей и женщин, пропадающих з голоду, ожидающих, что с Москвы отец привезет одну-две буханки хлеба, ибо все едут в Москву, Ленинград, Минск за хлебом.
Тов.Сталин, у нас делается то, что делалось при царе - царь далеко, а бог высоко, но сейчас в тысячу раз большая беда. Те, кто информирует, получают хлеб и булку, и все это ясно, они имеют закрытые столовые РПК, РВК, а несчастные люди умирают с голоду.» .
Факты голода, голодных смертей и даже людоедства зафиксированы в первой половине 1932 г. и в закрытой переписке советских, партийных органов и ГПУ. Фактически, Украина в 1930-е годы пережила два голода: 1931/32 г., и 1932/33 г., с перерывом в несколько месяцев.
Нечего и говорить, что успешно провести посевную в таких условиях можно было только на бумаге.
В-третьих, разорительные для колхозников хлебозаготовки 1931 года подводили их к мысли, что труды на колхозном поле – напрасны, не дадут им не только «счастливой жизни», но и элементарной сытости.
Это обстоятельство крайне важно отметить. Крестьянину было невыгодно наращивать производство выше некоторого предела, который обеспечивал ему прожиточный минимум. Дальше крестьянские хозяйства, будь они единоличные или коллективные, функционировали строго по схеме, описанной А.В.Чаяновым: если дополнительные усилия по выращиванию урожая не давали крестьянину соизмеримого результата, то эти усилия просто не осуществлялись. Концепция «дани» с деревни, примененная Сталиным в ходе насильственной коллективизации, была призвана дать средства для индустриального развития за счет перераспределения прибавочного продукта из деревни в город, но одновременно она же ликвидировала всякий стимул для производства крестьянами прибавочного продукта.
Обычной реакцией крестьян на такие условия хозяйствования прежде было сокращение посевных площадей до уровня, обеспечивающего прожиточный минимум. Но посевные площади колхозов жестко контролировались. Отсюда вытекала такая форма пассивного сопротивления коллективизации, как саботаж колхозных работ, работа «спустя рукава». Впервые за тысячелетнюю историю к российским крестьянам пришлось приставлять надсмотрщиков – всевозможных «уполномоченных» неизвестно кем неизвестно на что, - чтобы выгнать их на работу. Крестьяне стали относиться к колхозному урожаю как к чужой собственности, им ненужной и бесполезной. Наиболее контрастно такое отношение проявилось в совхозах. Например, 13 октября 1930 г. руководство областного представительства ОГПУ направило И.М.Варейкису секретное письмо с информацией о гибели урожая в Рышковском объединении совхозов Медвенского района ЦЧО. В нем читаем: «Яровые хлеба ... до сих пор находятся в поле. Хлеб гниет и прорастает.»
В-четвертых, уже заготовленный хлеб часто пропадал из-за ненадлежащих условий хранения. Зерно вывозили из крестьянских и колхозных амбаров – и сваливали на землю, не хватало хранилищ. Зато без устали работали спиртзаводы, перегоняя на водку сгнившие зерно и картофель. Голодающих к гниющему зерну не подпускали.
