"День лит-ры" ? 12-2002. В. Винников об "Уткоречи" жулика-Галковского (+)
"День литературы". Декабрь 2002 г.
Владимир ВИННИКОВ
ВПЕРЕД, К СССР!
Рост интереса к опыту Советского Союза сегодня, накануне его 80-летия,
очевиден не только на так называемом "постсоветском пространстве",
истерзанном бессмысленными и беспощадными "реформами". Запад, и прежде всего
США, столкнувшиеся с новыми для себя проблемами, неожиданно обнаружили, что
СССР решал их несколько десятилетий назад. Советское общество действительно
было первопроходцем будущего человечества и пострадало вовсе не от ран,
нанесенных ему в ходе "холодной войны" (да неужели? - Г.). Нет, оно сделало
себе прививку нового цивилизационного кода, и эта прививка оказалась чревата
тяжелейшими, почти смертельными последствиями. Но опыт, приобретенный в их
преодолении, бесценен.
==================
УТКОРЕЧЬ. Антология советской поэзии/Сост. автор предисловия Д. Е.
Галковский. - Псков, 2002, 400 с., 1500 экз.
Всю эту книгу можно и не читать - достаточно ознакомиться с предисловием
Дмитрия Евгеньевича Галковского, чей дар комментатора в полной мере был
раскрыт еще в классическом (говорю без всякой иронии) "Бесконечном тупике".
"От "советской поэзии", конечно, следует отличать "при(под)советскую" -
осколки рационального и яркого серебряного века, кружащиеся и то
затягиваемые вглубь, то отторгаемые месивом и крошевом нового
стихотворчества... Отсюда неправильный принцип составлявшихся до сих пор
антологий советской поэзии. Скорее их можно назвать антисоветскими. Подобные
антологии составлялись, во-первых, из обломков чужеродной культуры,
советским миром отвергаемой (начиная от принципиального замалчивания и
просто неслышания и кончая прямым убийством поэтов). Во-вторых, туда
включались более-менее талантливые подражания русской поэзии, которые можно
найти почти у любого плодовитого советского поэта. С равным успехом можно
было бы составить антологию русской поэзии, целиком состоящую из
стихотворных переводов Гёте, Байрона и Верлена".
Парадоксально, остроумно и по-своему даже изысканно. Между русской и
советской поэзией рукой мастера проведена непроходимая грань, о которой
могли только мечтать в 20-30-е гг. самые ярые пролеткультовцы, готовые
"сбросить Пушкина с парохода современности". Несомненно, в подобном
разделении существует даже немалая доля истины: изменился и сам русский
язык, изменилась и система ценностей, которую язык в себе несёт. Однако
полного "разрыва функции" всё-таки не было - достаточно вспомнить хотя бы,
какой объём русской литературы (безотносительно к трактовке)
предусматривался программой советской средней школы.
Да и сама идея считать поэзией, пусть даже поэзией советской, некую "моду"
(в математическом смысле) - может и, на мой взгляд, должна быть оспорена.
Показатель "средней температуры по больнице" еще нелепее выглядит
применительно к поэзии, где "в грамм - добыча, в годы - труды", по словам
того же Владимира Маяковского - "несоветского", если верить Галковскому. Но
тем не менее, принцип отбора "типичных", то есть среднего и ниже среднего
уровня, а не лучших стихов - проведен в "Уткоречи" с завидной
последовательностью.
Исключения редки и лишь подтверждают правило, мотивы которого Галковский
описывает предельно искренне:
"Психологически мне было очень трудно выбросить 500-600 книг - книг, никому
не нужных, никчемных, загромождавших полки, но как-то мистически связанных с
отцовской жизнью, такой же, в общем, никчемной и всем мешавшей. И я решил,
по крайней мере, оставить книги с дарственными надписями авторов и с
многочисленными отцовскими пометками. Вот здесь, выуживая их из общей массы,
я стал всё более внимательно вчитываться и даже вырывать для смеха наиболее
понравившиеся. Постепенно на столе накопилась целая кипа вырванных листков.
Прочитав её подряд, я понял, что тут просто и в то же время полно и ярко
дана суть советского мира, и, что самое страшное, я вдруг впервые ощутил тот
слепящий ветер, который дул отцу в глаза всю жизнь и во многом и свёл его в
могилу..."
Говоря о предельной искренности автора-составителя "Уткоречи", обращу
внимание на явленную в этом отрывке живую противоречивость его решений и
поступков ("решил оставить книги - стал вырывать страницы"). Прочие аспекты,
близкие психоаналитикам, оставлю здесь без детального рассмотрения.
Однако в результате эта "антология вырванных страниц" исключила из числа
советских поэтов не только Маяковского, Есенина, Блока, Заболоцкого,
Ахматову, Пастернака, Мандельштама, а также других наследников "серебряного
века" плюс авангардистов-примитивистов, обошедших в своей время вниманием
отца Дмитрия Евгеньевича. Из этого числа оказались исключены Александр
Твардовский, Николай Рубцов, Николай Тряпкин, Владимир Соколов, Юрий
Кузнецов (список при желании можно расширить в несколько раз). Их
"блистательное отсутствие" можно объяснить, похоже, лишь одним: творчество
этих поэтов попросту не вписывается в концепцию Галковского, мешает
автору-составителю получить заранее заданный результат.
"Составленная мною антология имеет отдельное название - "Уткоречь". Термин
взят их романа Джорджа Оруэлла "1984". Оруэлл следующим образом
характеризует "новояз" - язык социалистического будущего: "В новоязе эвфония
перевешивает все соображения смысла... ибо цель - сделать речь, особенно о
предметах идеологически окрашенных, по возможности независимой от
сознания... В идеале должна была быть создана речь, производимая
непосредственно гортанью, без включения мозга. Эта цель отражалась в слове
"уткоречь", означающем "говорить так, как крякает утка..."
Видимо, не случайно Оруэлл, после периода увлечения возненавидевший
социализм и считавший его идеалом превращения человека в нерассуждающее,
живущее общественно-политическими инстинктами животное, написал, помимо
"1984", и "Скотный двор", где довёл своё понимание проблемы до предела.
Антология, составленная Галковским, - тоже своего рода антиутопия, тщательно
выстроенный автором-составителем "скотный двор" или, может быть, даже
концентрированный лагерь советской поэзии.
Но, слава Богу, даже сил волшебницы Цирцеи, некогда превратившей спутников
Одиссея в свиней, у Дмитрия Галковского нет, так что невольные обитатели его
импровизированного концлагеря сохраняют свой человеческий облик "даже в
кривом зеркале жалкой, искательной, изолгавшейся поэзии" (из послесловия к
"Уткоречи" Валентина Курбатова).
Соглашусь с Курбатовым в характеристике "Уткоречи" как "горькой, стыдной и
грозной, остерегающей книги" - но горькой, стыдной, грозной и остерегающей
прежде всего для самого Дмитрия Галковского, одного из наиболее ярких
авторов современной русской литературы. Причины тому изложены выше, надеюсь,
с достаточной степенью внятности.
