|
|
От
|
И.Т.
|
|
|
К
|
All
|
|
|
Дата
|
20.06.2013 23:36:27
|
|
|
Рубрики
|
Прочее; Ссылки; Тексты;
|
|
Сергей Кара-Мурза. Состояние и перспективы реформирования российской науки
http://www.rusrand.ru/text/Jornal5_2013.pdf
Журнал Научный эксперт № 5, 2013
Первые две части статьи:
СОСТОЯНИЕ И ПЕРСПЕКТИВЫ РЕФОРМИРОВАНИЯ РОССИЙСКОЙ НАУКИ
С.Г. Кара-Мурза, доктор химических наук, главный научный сотрудник
Института социально-политических исследований РАН
1. Введение
Наука — особый способ познания мира и человека, мышления и
объяснения — зародилась на Западе. Там в ХVII–ХVIII вв. произошла Научная
революция — как часть системы сдвигов, включавших в себя Реформацию,
Индустриальную и Буржуазные революции. Западное общество Нового времени
(модерн) возникло как новая цивилизация, и одним из столпов, на которых она
стояла, была наука. Можно сказать, что наука была одной из ипостасей этого
общества, она «пропитывала» все его поры.
Наука возникла в специфических условиях Западной Европы, и ее
трансплантация в незападные культуры и традиционные общества — одна из
самых сложных проблем модернизации. Россия была первой в мире незападной
страной, совершившей перенос западной науки на свою культурную почву.
Укореняясь в России, наука стала частью ее собственной культуры, не потеряв при
этом своей основы, — научного метода, особенного взгляда на мир и на объект
познания. В России она не размывалась при взаимодействии с другими формами
знания.
Суть научного метода в том, что человек отделяет себя от мира как
субъект, исследователь, а мир становится объектом, лишенным святости. Такое
разделение давало ученому «свободу познания», возможность подойти к объекту
исследования беспристрастно, отрешившись от проблемы добра и зла. Знание —
сила, и сила грозная. За стенами лаборатории она должна быть ограничена этикой.
Наука изучает «то, что есть», предоставляя философии, религии,
политике спорить о том, как «должно быть». Наука ищет истину, и добываемое ею
объективное, возможно более достоверное знание — огромная ценность, которая
обеспечивает развитие человечества и сохранение природы.
Наука — вещь хрупкая и малоизученная. Многие страны вкладывают
большие деньги, чтобы вырастить свою национальную науку — не получается.
Почему-то ни за какие деньги ее не купишь. В России наука прижилась и расцвела
замечательно — а может погибнуть. Будут потом строить новые НИИ, как храмы,
будут давать звания новых академиков и нанимать лаборантов с хорошим окладом
— а дух не вернется. Дух веет, где хочет...
Уже в конце ХIХ – начале ХХ века русские ученые вошли в мировую науку
как самобытное и уважаемое научное сообщество. Принадлежа к мировой
Республике ученых и следуя универсальным нормам научного метода, это
сообщество обладало чертами, наложенными национальной историей и культурой.
В России не возникло закрытых интеллектуальных сект, занятых
натурфилософией, а затем и наукой. В русской культуре не прижилась алхимия,
сыгравшая важную роль в системе знания Запада. Становление науки происходило
не в обстановке невидимых коллегий и обществ, как это произошло в Англии и
Германии, а в государственных университетах и Академии наук. Два родственных
явления в истории России — революционное движение и наука — были способом
служения, и многие революционеры в ссылке или даже в одиночной камере
переходили к занятиям наукой.
Особенностью русской науки стало и сохранение в ее мировоззренческой
матрице, наряду с ньютоновской картиной мироздания, космического чувства. На
Западе Научная революция, почти слившись по времени с Реформацией,
произвела десакрализацию мира, представив его как холодное и бездушное
пространство. А в СССР квазирелигиозная утопия космизма соединилась с
нормальной рациональной наукой, сведя такие разные культурные типы, как Э.К.
Циолковский и академик С.П. Королев. Образ вселенной как Космоса стал частью
массового сознания в России. А. де Кюстин в своей книге «Россия в 1839 году»
писал: «Нужно приехать в Россию, чтобы воочию увидеть результат этого
ужасающего соединения европейского ума и науки с духом Азии» (Примечание. В этой особенности России де Кюстин усматривает одну из основ ее мощи. В 1951 г. его
книга была издана в США с предисловием директора ЦРУ Б. Смита, в котором было
сказано, что «книга может быть названа лучшим произведением, когда-либо написанном о
Советском Союзе».).
Находясь на периферии западного научного сообщества, русские ученые не
испытывали той идеологической цензуры механицизма, которая довлела в
«метрополии». По словам И. Пригожина, догма равновесности механических систем
в западной науке подавляла интерес к нестабильности и неравновесным состояниям.
В России же сложились сильные научные школы, изучавшие нелинейные процессы,
переходы «порядок-хаос», цепные процессы и т. п. Можно сказать, что научная
картина мира и нашей науки уже в начале ХХ в. включала в себя неклассические
научные представления. Это способствовало достижениям научных школ в области
горения и взрыва, аэро- и гидродинамики, океанологии и др.
Это замечание напоминает, что реформирование и перестройка российской
науки по западным шаблонам — исключительно рискованная операция.
Наука — часть культуры, причем сильно технизированная часть,
принадлежащая и к духовной сфере, и к техносфере. Такие системы становятся
матрицами, на которых воспроизводится данное общество. Переплетаясь друг с
другом, они «держат» страну и культуру и задают то пространство, в котором страна существует и развивается. Складываясь исторически, а не логически, эти
матрицы обладают большой инерцией, так что замена их на другие, даже очевидно
лучшие, всегда требует больших затрат и непредвиденных потерь.
Обстановка для спокойного разговора о науке сегодня неблагоприятна.
Уровень понимания науки и ее роли резко снизился — из-за травмы 1990-х гг. и
общего культурного спада. Сегодня тяга к простым решениям такова, что под
наукой подразумевают технологию — приложения научного знания в виде новых
продуктов или методов. Это — подмена предмета, ведущая к важным ошибкам. О
технологии надо говорить особо.
Достоверное представление об объекте — одна из главных предпосылок
для рационального управления. Главные ошибки в оценке полезности науки,
особенно в период кризиса, порождены не отсутствием хороших методик
«измерения эффективности», а структурными причинами — тем, что из поля
зрения выпадают многие важные функции науки, которых просто не замечают,
когда наука функционирует. Мы обычно не думаем о счастье дышать, а
утопленники нам уже ничего не могут растолковать.
Среди тех «продуктов науки», которые невозможно купить или
позаимствовать за рубежом ни за какие деньги, есть и такие, что необходимы для
обеспечения политической, культурной и экономической независимости страны. Но
даже если не считать независимость существенной ценностью, то надо сделать
следующий шаг — Россия долгое время жить без своей науки не может даже
просто как страна. Наука — не только одна из полезных отраслей хозяйства и
духовной деятельности, но и системообразующий фактор России, один из ее
корней. Через многие воздействия, которые нельзя получить извне, отечественная
наука участвует в создании, скреплении и развитии России и ее современного
народа (нации). Вот главное значение той части науки, которая не может быть
заменена импортом знания, технологий и экспертов.
Россия — не просто страна, но и одна из крупных цивилизаций — долгое
время жить без своей науки не сможет. Когда поток знаний из мировой науки будет
поступать в Россию, минуя «фильтр» собственной науки, которая увязывает эти
знания с реальностью России, станут быстро размываться наши цивилизационные
контуры.
Длительная эрозия науки постепенно лишит страну современной
техносферы как целостной системы и сделает всю систему обороны и сдерживания
недееспособной. Широкие круги общественности уже и не заметят, какую роль
играла в их жизни наука и момента, когда ее необратимо лишатся. Не менее
глубокие последствия окажет тихое исчезновение науки на жизнеспособность
государства. Окажется, что из всех структур, обеспечивающих само существование
цивилизованного человека в независимой стране, будет как бы вынут небольшой,
но жизненно важный элемент. То, что не рухнет, увянет. Другим народам этот эксперимент покажет, что собственная, национальная наука является необходимой
опорой всей культуры и государственности в целом.
Перечислим некоторые самые очевидные функции, через которые
отечественная наука участвует в «воспроизводстве» России. На период кризиса, то
есть когда под угрозу поставлено именно воспроизводство страны, эти функции и
есть главный предмет оценки полезности науки.
2
Приоритетные функции науки в кризисный период
– Наука через систему образования, средства массовой информации и
личные контакты значительной общности ученых формирует рационально
мыслящего человека с современным взглядом на мир, природу и общество.
Не располагая крупным научным сообществом, выросшим на почве
национальной культуры, Россия не смогла бы произвести эту работу, т. к. для
восприятия научного знания и метода и включения их в интеллектуальное
оснащение народа необходимо, чтобы они были «переведены» на язык родной
культуры. Исключительная устойчивость советского народа в войне 1941–1945 гг. и
народа России в условиях тяжелого кризиса в 1990-е годы — в большой степени
результат длительного «воспитания наукой».
Воспитательная и просветительная функция науки выполнялась в советское
время с опорой на исключительно широкую сеть каналов передачи знания —
лекционной работы общества «Знания», издания широкого круга научно-
популярной литературы и др.
2 Приоритетные функции науки в кризисный период
– Наука через систему образования, средства массовой информации и
личные контакты значительной общности ученых формирует рационально
мыслящего человека с современным взглядом на мир, природу и общество.
Не располагая крупным научным сообществом, выросшим на почве
национальной культуры, Россия не смогла бы произвести эту работу, т. к. для
восприятия научного знания и метода и включения их в интеллектуальное
оснащение народа необходимо, чтобы они были «переведены» на язык родной
культуры. Исключительная устойчивость советского народа в войне 1941–1945 гг. и
народа России в условиях тяжелого кризиса в 1990-е годы — в большой степени
результат длительного «воспитания наукой».
Воспитательная и просветительная функция науки выполнялась в советское
время с опорой на исключительно широкую сеть каналов передачи знания —
лекционной работы общества «Знания», издания широкого круга научно-
популярной литературы и др. (Примечание. В общество поступал поток продуктов культуры, прямо не относящихся к категории
научно-популярных, но созданных учеными. Для его «производства» требовалось
многочисленное научное сообщество. Вот пример – «Книга о вкусной и здоровой пище».
Она издавалась с 1952 г. почти ежегодно, каждое издание по 500-600 тыс. экземпляров,
причем тираж расходился в кратчайшие сроки. В этой книге кулинарные рецепты
сопровождаются комментариями ученых на тему рационального питания, состава и свойств
продовольственных продуктов, процессов консервирования, лечебного питания и пр. Эти
тексты написаны ведущими учеными и врачами, в сочетании с чисто практическими
«бытовыми» рекомендациями они оказывали большое влияние на сознание массылюдей.)
Это воспитание обладает инерцией, но уже есть нарастающие признаки
срыва. При сохранении нынешних тенденций культурный срыв в следующем
поколении весьма вероятен. При этом не произойдет «возвращения» людей к
нормам доиндустриальной, крестьянской культуры. Дерационализация мышления
урбанизированного населения в условиях социального стресса порождает
«цивилизацию трущоб» с массовым антиобщественным поведением, наркоманией
и инфекционными заболеваниями. Экономический и социальный ущерб от
«одичания» значительной части населения не идет ни в какое сравнение ни с
затратами на науку, ни с выгодами от нескольких технологий, которые хотели бы из
нее «выжать» менеджеры.
Выполнение научным сообществом функции рационализации массового
сознания сегодня затруднено следующими факторами. Во-первых, в 1990-е гг. были
открыты заслоны для низкопробной продукции масс-культуры, фальшивой мистике
и «лабораторно созданным» суевериям — при почти полном устранении
просветительского слова ученых. Вероятно, дерационализация мышления,
снижение способности граждан к логическим умозаключениям и внедрение в
массовое сознание упрощенных стереотипов рассматривались политиками тех лет
как эффективные средства господства. Теперь остановить этот поток трудно.
Просветительская и рационализирующая деятельность науки оказалась в
оппозиции влиятельным политическим силам. Но наука России, будучи по своему
социальному генотипу наукой государственной, не готова к роли оппозиции. К тому
же на восприятие просветительских сообщений ученых влияет их статус в
обществе. Этот статус долго демонстративно понижался. Например, в обществе
целенаправленно создавалось мнение, что именно «имперская» наука, это
наследие СССР, стала никчемной и неподъемной нагрузкой на государственный
бюджет РФ. Вся гласная научная политика строилась исходя из иррациональных
утверждений о «неконкурентоспособности» нашей науки, что якобы оправдывало
демонтаж всей ее системы.
– Наука, охватывая своими наблюдениями, экспедициями и
лабораторными исследованиями все пространство страны, дает достоверное
знание о той реальной (и изменяющейся) природной среде, в которую
вписывается вся жизнь народа.
Этого знания не может заменить ни изучение иностранной литературы, ни
приглашение иностранных экспертов. Слишком велик в исследовании био- и
геосферы России вес неявного знания, хранящегося в памяти, навыках и личных
архивах национального научного сообщества. Еще более сложной и широкой
задачей является «объяснение» этого знания политикам и хозяйственникам,
широким слоям народа. Это может сделать только авторитетное и достаточно
крупное отечественное сообщество ученых и околонаучные культурные круги.
Этот тип знания также обладает значительной инерцией. Оно «работает»
какое-то время даже после свертывания («замораживания») экспедиций и
наблюдений – если в стране остались производившие это знание ученые, которые
ведут обработку материалов и сообщают знание через множество каналов
информации. Эта функция до сих пор выполняется российской наукой, и, с учетом
ничтожности предоставленных ресурсов, выполняется весьма эффективно. Но по
мере ухода из жизни носителей неявного знания и одновременно размывания
научных оснований массового сознания, этот потенциал угасает.
Исчезло державное государство как главный субъект, заинтересованный в
исследовании природной среды России просто ради получения достоверного
знания, независимо от рыночных критериев. Рыночные же критерии мотивировать
такие исследования не могут, поскольку добыча большинства видов сырья в России
с точки зрения мирового рынка рентабельной не будет.
Еще менее способны рыночные силы поддерживать исследования,
результат которых вообще не выражается в терминах экономической
эффективности, а подчиняются иным критериям, например, безопасности.
Примером служит катастрофа в Кармадонском ущелье (Северная Осетия) в
сентябре 2002 г., когда при сходе пульсирующего ледника погибло более 130
человек. (Примечание. Гляциолог из Института географии РАН рассказывает: «После схода ледника в 1969 г. По заказу Совмина Северной Осетии на Колку отправили экспедицию из сотрудников Института географии РАН. Несколько лет в 70-х гг. специалисты-гляциологи изучали ледник и его поведение. В частности, был вычислен объем ледника, его критическая масса… Как только масса превышает эту отметку, ледник не выдерживает своего веса и сходит вниз». Но затем, по его словам, научные работы из-за прекращения финансирования в начале реформы были свернуты, ледник был оставлен без присмотра. В дальнейшем в ходе реформынаблюдения за ледниками прекратились в РФ практически повсеместно.).
– В тесной связи с изменяющейся природной, техногенной и социальной
средой изменяются люди, их коллективные общности (народы и этносы), все
общество. Процессы этно- и социогенеза, ускоряющиеся в условиях природных и
социальных кризисов, в принципе не могут быть удовлетворительно изучены и
объяснены без собственной национальной науки. Этнографическое исследование
«извне» всегда будет, по принципиальным методологическим причинам,
«империалистическим», изложенным на чужом языке.
В конце ХХ века народы России (СССР) втянулись в очередной пик бурного
этногенеза и социальных преобразований. Оставить сегодня этот процесс без
широкого научного сопровождения — значит заложить разрушительные заряды
незнания и непонимания, которые взорвутся завтра.
Этно- и социогенез должны быть объектом комплексного изучения, а не
только общественных наук, ибо речь идет о процессах, тесно связанных с
изменениями в природной среде и техносфере. Активное участие в этих процессах
(особенно если они приобретают форму конфликта) принимает сама национальная
интеллигенция, что создает специфические методологические трудности для
исследований. Поучительна история экологических движений, сыгравших важную
роль в формировании «национального самосознания» на завершающей стадии
перестройки, или связь технологических решений с ростом межэтнической
напряженности.
Советская наука обладала явно недостаточным запасом знания об
этничности и, в основном, следовала представлениям примордиализма, согласно
которым этнические свойства являются устойчивой сущностью (или даже
наследуемыми признаками). Эта преодоленная в современной западной
антропологии концепция помешала отечественной этнологии адекватно оценить
угрозу, которую представляла для многонационального СССР мобилизованная
политизированная этничность, а также предложить эффективные методы
разрешения искусственно раскрученных этнических конфликтов.
Пока что указанная функция науки в описании и анализе этнических
процессов в какой-то мере обеспечена усилиями старших поколений научных и
практических работников, обладающих неявным знанием и практическим опытом,
но налицо опасность разрыва поколений, так что в обозримой перспективе может
возникнуть провал. Активное внедрение в исследования указанных проблем
иностранных ученых и фондов (особенно в постановку задач, выбор методологии и
трактовку эмпирических данных) чревато важными деформациями и искажениями
— втягиванием этих исследований в «империалистическую» парадигму.
– Создаваемая для хозяйства, обороны, всего жизнеобеспечения
государства и общества техносфера гораздо сильнее, чем принято думать,
связана с природной средой и культурой страны. Поэтому хотя многие ее
элементы и целые блоки могут быть импортированы или созданы с помощью
переноса знаний и технологий, техносфера страны в целом, как единая
система, в большой степени зависит от усилий отечественной науки, причем
усилий непрерывных.
В России уже создана огромная и специфическая техносфера, которую
должно «вести» (не говоря уж о ее развитии) адекватное по масштабам и структуре
отечественное научное сообщество. Без него эта техносфера не может быть даже
безопасно «остановлена» и демонтирована.
Для выполнения этой функции мощности нынешней российской науки явно
недостаточны из-за ликвидации системы отраслевой науки. Поддержка
прикладных исследований и разработок (НИОКР) через рыночные механизмы
совершенно недостаточна. Созданный посредством приватизации частный капитал
финансировать науку в достаточной мере не собирается. В то же время в условиях
«фонового» вялотекущего кризиса приоритетными и срочными с точки зрения
государства и общества становятся многие направления прикладных исследований
(например, анализ причин техногенных аварий и катастроф и подходов к их
предотвращению).
Что же касается социальной эффективности (то есть соотношения
«эффект/затраты») остатков прикладной науки, то ее в выполнении указанной
здесь функции следует считать аномально высокой. Эксперты уже к концу 1990-х гг.
прогнозировали быстрое нарастание техногенных катастроф, которого пока что
удается не допустить.
– Мир в целом втягивается в глубокий глобальный кризис («кризис
индустриализма», «третья волна цивилизации»). Его симптомами служат
частичные кризисы — финансовый, экологический, энергетический, культурный
и др. Россия — первая крупная цивилизация, которая испытала на себе
воздействие этого кризиса в его радикальной форме. Наука России уже накопила
большое, хотя еще недостаточно оформленное, знание о поведении12
технологических, социальных и культурных систем на изломе, при
крупномасштабных переходах «порядок-хаос». Развитие и формализация этого
знания, которое совершенно по-новому ставит многие фундаментальные
вопросы, важно для самой России, но не в меньшей степени — и для мирового
сообщества.
Пока что функция систематизации, теоретической обработки и
представления знаний о глубоком кризисе, который переживает Россия,
выполняется, видимо, неудовлетворительно. Во-первых, имеются большие
методологические трудности для ученых, которые наблюдают кризис «изнутри» и
не могут в достаточной мере отвлечься от этических оценок. Во-вторых, вся
общественная жизнь в России пока еще слишком идеологизирована, что
ограничивает свободу исследований и дискуссий. В результате общество и
государство не получают тех знаний о кризисе, которые наука уже могла бы
предоставить. А мировое сообщество (прежде всего научное) имеет весьма
искаженное представление о происходящих в России процессах.
С другой стороны, Россия живет в быстро изменяющемся кризисном мире,
который к тому же создает огромный запас новых знаний о природе и человеке.
Знания из этого мира и о нем, необходимые для развития и самого существования
России, поступают в нее извне или в виде товаров, изготовленных иностранными
фирмами, или в виде потока информации. И материальные продукты («вещи»), и
потоки смысловой информации производятся и перерабатываются исходя из
критериев «чужих» фирм, государств и культур. Только сильная и структурно
полная отечественная наука может служить тем механизмом, который «втягивает»
в страну нужное для нее знание из всей мировой цивилизации. Страны, не
обладающие таким механизмом, получают отфильтрованное и ограниченное
знание и деформированную информацию, утрачивают реальную независимость и
вовлекаются главными мировыми державами в их орбиту в качестве «материала».
Пока что эта функция поиска и переноса знания извне выполняется
отечественной наукой недостаточно удовлетворительно — в основном по причине
нехватки ресурсов, устаревшей методологии, неадекватной организации и распаде
профессиональных сообществ.
Продолжение статьи:
http://www.rusrand.ru/text/Jornal5_2013.pdf