WWII; Современность; Спецслужбы; Локальные конфликты; Евреи и Израиль; ...
СТРАТЕГИЧЕСКИЙ КОНТЕКСТ СОВРЕМЕННОГО ИРРЕГУЛЯРНОГО ВЕДЕНИЯ ВОЙН
СТРАТЕГИЧЕСКИЙ КОНТЕКСТ СОВРЕМЕННОГО ИРРЕГУЛЯРНОГО ВЕДЕНИЯ ВОЙН
Михель ЛИБИГ
Вначале я кратко остановлюсь на том фоне, на котором я занимался вопросом современной малой войны, или "нерегулярного ведения войны". В качестве редактора агентства "Новости EIR" и в рамках разработки политических исследований по заказам Шиллеровского института я должен был с середины 70-х годов снова и снова заниматься темой "Терроризм". Литература по терроризму чрезвычайно обширна, но для понимания того, что представляет собой современный терроризм, она дает очень мало или совсем ничего не дает. Нужно без ложной заносчивости сказать, что в "исследовании терроризма" преобладает, прежде всего, "основательная поверхностность", запреты на размышления и простая дезинформация. При этом "основательная поверхностность" играет исключительную роль, т.е. терроризм рассматривается как автохтонный феномен, как "вещь в себе", анализируется и интерпретируется с криминалистической скрупулезностью. Однако, к сожалению, терроризм невозможно осознать методами криминалистики, а следовательно, с ним невозможно и бороться этими методами.
Чем больше я занимался современным терроризмом, тем яснее мне становилось, что речь в первую очередь идет о вопросе, нужно ли понимать терроризм как автохтонный "социологический феномен" или как некую форму нерегулярного ведения войны. Последнее означает, что следует задать вопрос: какие политические силы при объективном рассмотрении фактически извлекают пользу из результатов террористических акций? Если терроризм как форма нерегулярной войны представляет собой "продолжение политики иными средствами", то чьим политическим интересам фактически служат рассматриваемые террористические акты?
Работая над ответом на этот вопрос, я имел удовольствие лично познакомиться со многими деятелями, обладающими поистине глубоким знанием этого материала, и имел с ними многократные длительные беседы:
- Бригадный генерал проф. д-р Фридрих А.Фрайхер фон дер Хейдте, автор фундаментального труда "Современная малая война";
- Бригадный генерал Пауль-Альберт Шерер, бывший шеф Немецкой военной контрразведки (МАД);
- сэр Давид Стерлинг, основатель Британской "Специальной военно-воздушной службы" (САС);
- и Линдон Ларуш, который более двух десятков лет без всякой оглядки на табу вырабатывал политико-стратегические основы современного терроризма и которого я мог бы назвать моим духовным учителем.
Терроризм не является "социологическим феноменом"
Представление, что появление терроризма объясняется тем, что "введенные в заблуждение", в основном молодые люди, попавшие под влияние "химерических радикальных идеологий", встали на путь "криминального насилия", чтобы совершать "бессмысленную слепую разрушительную работу", - это представление просто ошибочно. Но как часто мы слышали эти избитые фразы от западных политиков и "экспертов по терроризму", когда речь шла о немецкой "Красной армии" (RAF), итальянских "Красных бригадах", французском "Прямом действии", испанской "ЭТА", "ИРА" в Великобритании или о других террористических группах.
Уже простая постановка вопроса "Cui bono" по отношению к террористическим актам уже свидетельствует о террористических исполнителях и о пропагандистски представляемом ими "Деле". Одно только объективное рассмотрение политического результата и политической выгоды террористических актов вынуждает ввести в расчет, помимо исполнителей и целей нападения, "заинтересованных третьих лиц" (понятие фон дер Хейдте). Исполнители террористических актов и представляемое ими "Дело" существуют, разумеется, в среде социально-экономических, национальных, этнических и идеологических конфликтов. Но это не значит, что эти в широком смысле социологические факторы среды фактически "порождают" современный терроризм. Фактические "причины" современного терроризма находятся вне социально-экономических и идеологических условий среды, в которой возникает терроризм. Общественные конфликты и произрастающие из них радикальные идеологии не "делают" терроризма. Отрицательные условия среды могут создать предпосылки для терроризма, но они "органически" не порождают терроризм.
"Терроризм обусловливается социологическими факторами, но сам не представляет собой социологического явления", - верно замечает фон дер Хейдте, который, цитируя Карла Шмитта, утверждает: "Как только это становится возможным", "нерегулярные борцы всегда приходят на помощь регулярным власть предержащим". За потенциальными террористами необходимо следить, их необходимо отбирать и вербовать. Их нужно обучать террористическому ремеслу. Для этого необходимы специалисты по разведке и контрразведке, военные специалисты и логистические предпосылки, которыми располагают только государства.
Начиная, самое позднее, с 1990 г., это утверждение больше не является только гипотезой, обосновываемой косвенными доказательствами, но может даже считаться доказательным в смысле возможности быть использованным в суде. По мере того, как данные о деятельности восточногерманского Министерства государственной безопасности, по крайней мере частично, становятся достоянием гласности, то выясняется, в каком объеме существовали связи между МГБ и террористическими организациями, в частности, группами Красной армии в Западной Германии. Даже если самые важные секретные данные Министерства государственной безопасности уничтожались или передавались в Москву или же продавались западным службам, то оставшиеся, ставшие достоянием гласности документы показывают, что со стороны Министерства госбезопасности имелась не только широкая логистическая поддержка террористических групп, но и само Министерство участвовало в террористических акциях, руководя ими или контролируя их. Это утверждение касается, естественно, также и других служб прежних коммунистических государств.
Но после 1991 г., т.е. после развала Советского Союза, международный терроризм не прекратил своего существования, а совсем наоборот! Сейчас обнаженно встал вопрос об остатках коммунистического бастиона на Кубе, в Северной Корее и Сербии или об определенном разбросанном "блуждающем потенциале" прежних коммунистических служб, все еще действующих в качестве спонсоров международного терроризма. Не позднее, чем в 1991 г., возникло неотложное требование осветить в зависимости от его значимости некоммунистический фон продолжающихся и даже нарастающих акций международного терроризма. Больше невозможно уклоняться от вопроса: существует ли терроризм, созданный на Западе?
Формы современной малой войны
Ответ на этот вопрос однозначен. Да. И выясняется, что этот утвердительный ответ не ограничивается периодом времени после 1989 г. Чтобы выразить это точнее, необходим концептуальный и исторический подход. Прежде всего, необходимо выяснить, что мы имели в виду, когда выше говорили, что современный терроризм является формой нерегулярного ведения войны.
Фон дер Хейдте характеризует современную нерегулярную малую войну вообще как "тотальную, охватывающую все государство и народ, ведущуюся всеми доступными средствами; длительное время продолжающееся насильственное столкновение, сначала небольшой интенсивности, но склонное к постепенному нарастанию. В этом столкновении побеждает та спорящая сторона, которой в ходе борьбы удается психологически и пространственно изолировать противника и морально так измотать, что он принимает все выдвигаемые условия!"
Фон дер Хейдте называет современную малую войну "войной с размытыми контурами", которой "не хватает того, что приносит с собой "нормальная", или "большая", война". Спектр форм современной, нерегулярной, или малой, войны является в действительности разношерстным и многообразным, однако в нем можно выделить три основные формы:
1. Ставшая уже "классической" современная партизанская война или "национально-освободительная война", как, например, во Вьетнаме, Алжире или Афганистане, а также партизанская борьба в Советском Союзе в годы Второй Мировой войны. На англо-американском пространстве этот тип малой войны обозначается также как "конфликт малой интенсивности".
2. Современная малая война, проявляющаяся как терроризм в террористических акциях действующего насилием меньшинства.
3. Нерегулярные скрытые боевые действия специальных военных формирований (специальные силы, спецназ, "Брандербургская дивизия" и пр.) в преддверии, на начальном этапе или в сопровождении регулярных военных операций.
В реальности эти три основные формы современной малой войны существуют не в "чистом" виде, а перекрещиваются и взаимно затушевываются в зависимости от конкретных социально-экономических, политических, идеологических и военных условий. "Классическая" партизанская война отличается "относительной автаркией", но и эта форма малой войны в значительной степени зависит от политической и материальной поддержки ее "заинтересованными третьими лицами". Это касается также и двух других форм малой войны, даже в еще большей степени. Террористические элементы играют важную, хотя и подчиненную роль и в партизанской войне, и при скрытой борьбе военизированных специальных формирований.
Три признака терроризма
Однако, современный терроризм имеет несколько специфических основных характеристик, которые отличают его от других основных форм малой войны. В терроризме доминируют почти исключительно тактики, которые являются "сами по себе" террористическими и находятся вне всех норм военного права. Сознательно, целенаправленно и систематически применяется сила против не участвующих в войне. В состоянии мира гражданских лиц из числа неучаствующих убивают или ранят не в рамках применения силы против борющихся, а они сами становятся главным объектом применения силы. Соответственно, характерной тактикой терроризма являются налеты авиации, бомбовые удары по общедоступным местам и транспортным средствам, убийство служащих, судей или руководителей хозяйств, и это помимо актов саботажа против хозяйственных предприятий и инфраструктуры.
Второй признак терроризма заключается в его косвенном дестабилизирующем воздействии. Это в конечном результате оказывается еще важнее прямого влияния террористических силовых актов против людей или оборудования. Китайская поговорка "Убить одного и запугать сотни" в очень точной мере относится к этому воздействию. Сейчас современный терроризм самым тесным образом связан с современными средствами информации. Средства информации существенно усиливают косвенное воздействие террористических акций. Без средств массовой информации не было бы современного терроризма. Современный терроризм не знает никаких границ в пространственном отношении, а имеет только политико-психологические границы. Средства информации создают терроризму "виртуальное пространство", в котором можно добиться реальных политико-психологических воздействий. Террористические политические покушения на хозяйственных деятелей вселяют неуверенность не только в их ближайшее и дальнее окружение. Через средства массовой информации можно вызвать неуверенность "хозяйственников целевых групп" в национальном или даже международном масштабе. Одновременно террористическое покушение на "представителей системы" может вызвать в общественном сознании сомнение в стабильности общественной жизни. Этот политико-психологический дестабилизирующий эффект вынуждает как-то реагировать политическое руководство. Очень часто это реагирование выражается в чрезмерной реакции или в покорном попустительстве.
Третий признак терроризма представляется парадоксальным, но убедительно доказывающим, что терроризм не является автохтонным "социологическим феноменом" исполнителей и пропагандируемого ими "Дела". В соответствии с внутренним характером терроризма, а именно с его кровавой жестокостью вне всяких правовых норм, терроризм никогда не может стать подлинно "популярным". Наоборот, при отсутствии влияния государства и средств информации население в основном спонтанно и настойчиво отвергает террористические покушения и их террористических инициаторов. Кроме того, террористические покушения почти всегда дискредитируют пропагандистски представляемое их зачинщиками "Дело". По своей сущности терроризм совершенно не достигает цели как средство получения политической поддержки какой-то части населения и даже тем более большинства населения.
Без сомнения, палестинский терроризм нанес непоправимый ущерб делу палестинцев, тогда как определенные круги израильского руководства извлекли из него огромную политическую, а также и военную пользу. Аналогично террористические акции ИРА существенно повредили ирландцам в Северной Ирландии, тогда как британское руководство политически весьма выиграло от них. Если таким образом терроризм неизбежно дискредитирует террористических деятелей и пропагандируемое ими "Дело", то возникает в этой связи вопрос: кому полезен терроризм? Современный терроризм выходит за "автаркические" рамки категории "гражданской войны", в которой многочисленные политические силы насильственно борются за достижение власти внутри государства, но при этом рассчитывают на поддержку возможно большего числа населения. Современный терроризм, таким образом, не приносит "пользы" ни террористам, ни пропагандируемому ими "Делу", но террор может дестабилизировать и ослабить государство и экономику. Государственная, хозяйственная и культурная элита может быть запугана, и ее дееспособность может быть существенно заморожена. Снова возникает мысль о "заинтересованных третьих лицах", которые, находясь "извне", добиваются дестабилизации и ослабления государства терроризмом.
Если терроризм является формой малой войны, то, согласно определению Клаузевица, терроризм должен быть "продолжением политики другими средствами". Однако терроризм представляет собой не насильственное "продолжение" пропагандируемого террористами политического "Дела", а "служит" политическим целям или государственным интересам "заинтересованных третьих лиц". В этом смысле вполне уместно использовать понятия терроризма и "суррогатных военных действий" как синонимы. Терроризм является косвенным потенциально высокоэффективным способом дестабилизации и ослабления враждебного государства, не переходя порога открытой враждебности.
Правильность определения Клаузевица, что война во всех ее проявлениях (включая малую войну и терроризм) - это "продолжение политики", не вызывает сомнения. Но "политика" здесь относится не к пропагандируемому террористами "Делу", а к политическим интересам и целям власти, которую контролирует, направляет и устанавливает терроризм. В этом смысле мы имеем дело с политикой как единством политических, экономических, социальных и культурных функций государства. Содержание политики государства определяется, в первую очередь, тем, имеет ли место экономическое, социальное и культурное развитие или их противоположность. Происходит ли количественный и качественный рост научно-технического, социального и культурного потенциалов государства и его экономики или мы имеем противоположную ситуацию?
Политика развития не нуждается ни в каком "продолжении другими - насильственными - средствами" для достижения поставленных целей. Сферами деятельности государства являются политика, экономика, социальное обеспечение и культура, где поставленные цели достигаются без открытого или скрытого применения насилия. Развитие, если рассматривать его как цель государства, и определяемая этой целью "общая стратегия" государства может, так сказать, удовлетворяться само по себе, так как оно зиждется на понимании того, что собственные интересы государства заключаются не в дарвинской борьбе за собственное господство путем ослабления других государств. Стратегия развития базируется на убеждении в существовании объективной общности интересов между государствами: оптимальное развитие собственного государства нуждается в развитии других государств, а их развитие, в свою очередь, нуждается в развитии нашего собственного государства. Тот, кому это представляется в "голубом цвете", учитывает только историю. "Этапы расцвета" в истории всегда характеризовались соревнованием за оптимальное социально-экономическое развитие различных государств. Примером из недавней истории может служить поистине феноменальное экономическое возрождение Западной Европы после Второй мировой войны и перестройка взаимоотношений недавних союзников в войне и их "заклятого врага" Германии, Франции и Соединенных Штатов в 50-60-е годы. Однако из сказанного нельзя делать ошибочного заключения, что экономически и культурно развитому национальному государству не нужно держать наготове военные силы и силы устрашения.
От этих милитаристских приготовлений нельзя отказываться, поскольку именно "политика неразвития", экономического, социального и культурного упадка неизбежно порождает "продолжение другими средствами", т.е. скрытую или открытую войну. Политика неразвития должна неизбежно означать, что собственная относительная "сила" достигается только за счет дестабилизации, ослабления и в конечном счете разрушения других государств. Вместо конструктивной конкуренции развившихся национальных государств и их национальных экономик возникает открытая или скрытая борьба, стремление скорее ослабить другие государства, чем преодолеть собственную слабость, вызванную отсутствием развития. Это положение "негативно определяемой относительной силы" характерно для олигархических империй в противоположность ориентированным на развитие республиканским национальным государствам.
Американский политолог профессор Адда Б.Бозман в своем докладе "Гидра кровавой бойни - международные связи терроризма и других операций малой интенсивности" указывает на то, что Византийское царство пришло к процветанию за счет комплекса дипломатических приемов, "активных мер" службы информации, психо-политических операций и нерегулярных военных действий, включая государственный терроризм. При этом Византия разработала "огромный арсенал стратегических принципов и приемов" "деморализации, ослабления и обхода" потенциального врага. Византия предпочитала косвенную военно-политическую борьбу прямому использованию своих существенно ослабленных вооруженных сил. В расплывчатой зоне между войной и миром нерегулярные политико-военные операции были основой ее успешной внешней политики. Эта "византийская модель" позволила Византии продолжать существовать столетия, несмотря на возрастающее экономическое истощение и явный упадок. Эта политика продолжала затем проводиться - снова в течение столетий - "республикой" Венеция.
Сегодня на исходе двадцатого столетия Великобритания с "ее неформальной империей" играет эту роль в Содружестве. Великобритания представляет собой олигархическую "Венецию нового времени", в которой основой политики является стратегическая предпосылка "отрицательно определяемой относительной силы". Это имеет чрезвычайно важное значение при рассмотрении современного терроризма. Но прежде мы должны немного заняться историей и стратегией, чтобы не дать укороченной картины того, что представляет собой руководство и направление главных ударов терроризма 90-х годов.
Что такое "британская система"?
В Западной, как и в Восточной Европе, а также и в Соединенных Штатах чаще всего упускают из виду, что рядом с давно обсуждаемым историко-культурным различием между Западной и Центральной Европой, с одной стороны, и заклейменной православной культурной матрицей Восточной и Южной Европой и Россией, с другой стороны, в круге европейско-американской цивилизации существует вторая, не менее фундаментальная историко-культурная разделительная линия. И сам Запад неоднороден в культурно-историческом плане. Начиная с 17-го столетия, в Англии консолидировалась политико-культурная система, в которой господствовала численно небольшая олигархия. Британская олигархия - как ранее Венеция - является, главным образом, торговой и финансовой олигархией. Господствующее положение в торговле и финансах обеспечивало и обеспечивает британской системе высокую степень гибкости и приспособляемости. Со второй половины 17-го столетия британская олигархия получила непрерываемую преемственность господства. Формы использования этого господства постоянно адаптируются к обстановке, но в самом господстве ничто или мало что меняется.
С 11-го столетия Британские острова больше не завоевывались никаким иностранным государством. С 17-го столетия в сфере британской внешней политики и служб разведки существует практически непрерываемая преемственность. Из поколения в поколение ведущие семьи знати занимали формальные и неформальные ключевые позиции в Великобритании. Это надо сопоставить с условиями, существовавшими в континентальной Западно-Центральной Европе, где за очень короткие периоды времени чередовались войны, оккупации, гражданские войны и революции. Большинство из этих потрясений происходило в континентальной Европе с более или менее широкой сменой элит. Это часто означало внутри- и внешнеполитическое ослабление, но в то же время ослабляло прочность позиций и постоянство классовых структур и вызывало постоянное духовно-политическое обновление и освобождение творческого потенциала. Сегодня, в конце 20-го столетия, Великобритания по-прежнему остается прочно организованным олигархическим классовым обществом, которое коренным образом отличается от социальных и политических отношений в Западно-Центральной Европе.
Аналогичное решающее различие существует также и между Соединенными Штатами Америки и Великобританией. Политическая система США является прямой противоположностью системе британской олигархии. Основное значение провозглашения независимости в 1776 г. и конституции 1787 г. больше не понимается большинством знатоков международной политики как самое четкое до сих пор политико-конституционное выражение основных принципов Возрождения. То, что американская конституция не только гарантирует индивидуальную свободу, но и содержит пункт об определенном социально-экономическом общем благе, остается почти неизвестным.
К величайшим мифам 20-го века принадлежит якобы существующее англо-американское духовное родство и выводимые отсюда геополитические особые отношения между Соединенными Штатами и Соединенным Королевством. Политическая система США в корне отличается от британской системы классового общества. Ориентированная на производство американская система экономической организации, которая сделала США сильнейшей промышленной и военной державой мира, по крайней мере до 60-х годов этого столетия была диаметрально противоположной экономическому либерализму Великобритании.
Британская мировая империя, существовавшая с середины 17-го столетия до середины 20-го века, хотя формально и прекратила свое существование, но косвенное духовно-политическое влияние Лондона сохранилось почти во всех бывших ее колониях и распространяется далеко за их пределы. Явная потеря военной и промышленной силы британской олигархией неравнозначна потере силы и влияния в области международных финансов, торговли, производства и сбыта сырья и энергии. Британское влияние в международной дипломатии весьма значительно и не идет ни в какое сравнение с британской экономической силой или размером населения.
Сами эксперты по международной политике ассоциируют службы разведки в основном только со шпионажем, хотя по сравнению с действием агентов влияния в политике и культуре он (шпионаж) отходит на второй план. Британская олигархия на международной арене всегда искусно добивалась максимального результата с помощью агентов влияния. И сегодня в господствующей во всем мире научной теории, средствах информации и в международной культурной сфере британское влияние, как и прежде, является гегемоном. Как прямому преемнику Венеции, британской олигархии и по сей день удается в своих интересах манипулировать государствами с гораздо большим военным, экономическим и большим по численности населения потенциалом. Ее внешнеполитическая методика "Разделяй и властвуй", метод балансирования сил и ее геополитика дают представление о способе действия британской олигархии.
Все это наглядно показывает, какие основополагающие стратегические факторы в международном плане должны обязательно учитываться при рассмотрении фактических стратегических конфликтов, начиная с 1989 г. Нужно понимать, что не существует Запада. Россия, Западно-Центральная Европа и США стоят перед большой исторической задачей - преодолеть существующее с эпохи Возрождения противопоставление Восток - Запад. Выдающиеся гении нового времени осознавали эту задачу и пытались ее решить. Готфрид Вильгельм Лейбниц вместе с царем Петром Великим взялся открыть путь в Азию путем научного и экономического развития России. Он понимал необходимость и взаимную выгоду от дополнительного развития Европы, евроазиатской России и Китая для издавна густо заселенного края этой земли. С конца 19-го столетия эта основная мысль была снова подхвачена ведущими русскими, немецкими и французскими деятелями. Каждый из них своим отличным от других путем приходил к тому же выводу: и американский президент Франклин Делано Рузвельт, и генерал Шарль де Голль.
Постепенно только сейчас выясняются исторические факты, которые показывают, что Рузвельт думал о создании нового мирового порядка для послевоенного времени, направленного на альянс в целях экономического развития Евразии. Рузвельт стремился к альянсу между США, Россией, Китаем и постколониальной Западной Европой. Только теперь выясняется, что якобы тесные англо-американские особые отношения между Рузвельтом и Уинстоном Черчиллем являются мифом. Рузвельт видел в колониальной Британской империи главную проблему послевоенного устройства. Рузвельт усматривал в тоталитарной коммунистической системе правления Иосифа Сталина переходную фазу российского исторического развития, а не систему, способную на длительное существование.
В холодной войне, установившейся после смерти Рузвельта и базировавшейся на перспективе взаимного ядерного уничтожения, участвовала Европа и весь мир с небывалым ранее радикализмом. Конфликт между Востоком и Западом в холодной войне почти целиком наслаивался на историко-культурные границы на Западе. Для Лондона холодная война означала в некоторой степени наилучшее возможное состояние. Между заклятыми врагами времен холодной войны - Вашингтоном и Москвой - был Лондон и, возможно, совершенно незаметно, смеющиеся третьи лица. США оставались в изнуряющем противоборстве с Россией и рассчитывали в этом противоборстве на поддержку британского союзника, что давало Лондону огромные возможности влияния в США и огромное международное торговое пространство. Одновременно Лондон вел двойную игру в Москве и с Москвой, которая была направлена, прежде всего, против США, но также и против ФРГ и Франции. До сегодняшнего дня об этой британско-советской тайной дипломатии, существовавшей во время холодной войны, было очень мало известно.
Очень важным эпизодом этой британской двойной игры является кампания против Стратегической оборонительной инициативы (СОИ) США, направленной на защиту ядерных наступательных ракет, которая была официально объявлена 23 марта 1983 г. бывшим тогда президентом Рональдом Рейганом и концептуальным отцом которой был Линдон Ларуш. Между советским руководством, возглавляемым Юрием Андроповым, и правительством Тэтчер было заключено соглашение о координированной международной компании против "звездных войн", по которому обе стороны применяли весь спектр дезинформации, политического воздействия, "активных мероприятий" и терроризма. Британская олигархия тотчас смекнула, что СОИ лишила бы почвы стратегический режим угрозы взаимного ядерного устрашения и гонки атомного вооружения, которые лежали в основе холодной войны. В то же самое время технологии лазерного оружия в рамках программы СОИ означали начало пути в Третью промышленную революцию с огромным воздействием на развитие мировой экономики. Как ни парадоксально, но стратегия СОИ давала выход из конфликта Восток - Запад. Сегодня необходимо наглядно показать, насколько упорно во время конфликта Восток - Запад укоренялось сознание, а еще больше подсознание, людей на Востоке и на Западе о реальных возможностях взаимного ядерного уничтожения. Насколько реальным был этот постоянный страх уничтожения, проявилось в ядерной конфронтации в октябре 1962 г. во время так называемого Кубинского кризиса.
Отказ советского руководства от американского предложения совместной разработки системы противоракетной обороны, базирующейся на "новых физических принципах", стал решающим фактором, приведшим к последующему распаду Советского Союза. Таким образом, советская экономика потеряла шанс "качественного и общеэкономически действенного инновационного толчка". Продолжавшееся вместо этого гигантское вооружение ядерным и обычным оружием означало непереносимую чрезмерную нагрузку на советскую экономику. Эти "линейные" программы вооружения не способствовали повышению производительности всей экономики. Как сейчас стало известно, в советском руководстве были влиятельные силы, которые сознавали исторический шанс, связанный с программой СОИ, но они оставались в меньшинстве. Шанс был упущен, и между 1989 г. и 1991 г. Советский Союз распался.
Британская стратегия после 1989 г.
После того, как в 1989 г. распалась советская империя в Восточной Европе и в 1991 г. прекратил свое существование Советский Союз, британское руководство оказалось перед новой дилеммой. Члены британского истеблишмента в частных беседах называли это новое положение "геополитическим кошмаром". Основная концепция британской геополитики, как она была сформулирована сэром Хальфордом МакКиндером при наступлении нового века, совершенно проста и имеет мало общего или вообще не имеет ничего общего с политической географией: нужно воспрепятствовать политическому сотрудничеству и общему экономическому, прежде всего, инфраструктурному развитию главных держав Евразии. Главные державы континентальной Европы и Евразии следует удерживать в состоянии постоянного взаимного конфликта вплоть до войны. Эта основная геополитическая идея пронизывает британскую политику в течение всего 20-го столетия.
- Во время англо-французского "сердечного согласия" (entente cordiale) и манипуляций как Россией, так и Германией британскому руководству удалось расколоть Европу на два враждебных блока и таким образом нейтрализовать силы России, Германии и Франции, которые стремились к экономическому сотрудничеству в Евразии. В то же время Лондону удалось помочь одержать победу проанглийским силам в Соединенных Штатах, особенно при президентах Теодоре Рузвельте и Вудро Вильсоне. Результатом этой геополитической стратегии явилась крупная катастрофа 20-го столетия - Первая мировая война.
- Между 1918 и 1945 гг. континентальная Европа была разбита Версальской системой на три части: державы-победительницы Первой мировой войны, побежденные державы (в первую очередь, Германия) и теперь уже коммунистическая Россия. После этого в 20-х годах и в начале 30-х годов, когда наметились определенные приготовления к экономическому сотрудничеству между Германией, Советской Россией и некоторыми французскими кругами, британская политика снова повернулась в старом направлении: разжигать косвенно и скрытно конфликт между Россией и Германией. За британской политикой "умиротворения" 30-х годов стояла скрытая цель - добиться, чтобы нацистская Германия и сталинская Советская Россия растерзали друг друга, что и произошло в период между 1941 и 1945 гг.
- Смерть президента Франклина Д.Рузвельта означала, что его наивный последователь Гарри Трумен отказался от его планов стратегического сотрудничества между США, Россией, Китаем и Западной Европой и вместо этого свернул на новый курс "железного занавеса" и "холодной войны" Уинстона Черчилля. Сталинская жесткая неоимперская реакция закрепила новый раскол континентальной Европы и Евразии. В результате существовавшего с 1949 г. "взаимного гарантированного ядерного уничтожения" биполярность Восток -Запад приобрела всеобщее новое и радикальное качество, сохранявшееся до 1989 г.
Но в 1989 г. появился новый исторический шанс политического сотрудничества и экономического развития в континентальной Европе и Евразии. Линдон Ларуш разработал концепцию "общеевропейского экономического строительства от Атлантики до Урала с использованием промышленного потенциала производственного треугольника: Париж, Берлин, Вена. С упором на крупные проекты развития инфраструктуры и высокие технологии Третьей промышленной революции восточноевропейское экономическое пространство должно было быть широко модернизировано. Этот экономико-стратегический пакет в период между 1989 и 1992 гг. вылился в концепцию моста между евразийскими странами, т.е. в программу экономического и инфраструктурного развития всей Евразии.
В политических и экономических правительственных кругах континентальной Европы было еще несколько деятелей, которые рассуждали аналогично Ларушу. Наиболее четкие представления в этом направлении были у председателя правления Немецкого банка Альфреда Геррхаузена. Он потребовал, чтобы для Восточной Европы проводилась такая же экономическая политика, которая проводилась в отношении возрождения Германии, Франции и Италии в 50-х и начале 60-х годов. Геррхаузен, бывший также близким советником федерального канцлера Гельмута Коля по вопросам экономической политики, подробно разработал экономическую политику радикальных неолиберальных шоковых "реформ" для бывших коммунистических государств.
Геррхаузен был убит брошенной бомбой 30 ноября 1989 г. неизвестными террористами три недели спустя после падения берлинской стены. Геррхаузен стал первой жертвой британской геополитики после 1989 г., так как его постановка целей снова была направлена на совместное экономическое развитие стран континентальной Европы и евразийских стран.
Экономическая разруха Восточной Европы
Принятая летом 1989 г. политика правительств Маргарет Тэтчер и Джорджа Буша имела общий геополитический фон: в Восточной Европе и на территории Советского Союза настаивать на последовательном проведении политики радикальных "реформ", направленных на создание рыночной экономики, - "шоковая терапия" Международного валютного фонда. Мы слишком бы углубились в детали, если бы стали объяснять, почему большая часть советской номенклатуры была уже готова принять эти деструктивные задания Буша и Тэтчер. С тех пор Восток Европы, и в первую очередь, Россия, а также и другие страны-преемницы Советского Союза претерпевают беспрецедентный в истории процесс экономического упадка с деиндустриализацией, массовой безработицей, параличом инфраструктуры и культурного отрыва от родных корней.
Именно это состояние социально-экономической разрухи и политического ослабления России является одной из основных стратегических целей британской геополитики с 1989 г. Ее можно было проводить только потому, что при президенте Джордже Буше с 1989 по 1993 гг. правительство США строго придерживалось геополитических указаний британского истеблишмента. Как мы покажем ниже, проанглийски настроенный Буш, еще будучи вице-президентом в 1981-1988 гг., был главным "связующим каналом" с Лондоном, чья политическая линия, в конечном счете, всегда определялось позициями британской элиты, а не долгосрочными интересами Соединенных Штатов.
С момента вступления в должность Билла Клинтона сохранявшемуся при Буше господству британских позиций в американской внешней политике и политике безопасности был положен конец. Этот факт, который, как мы увидим, с 1993 г. имеет очень большое значение и для вопроса нерегулярного ведения борьбы, к сожалению, часто игнорируется или учитывается в недостаточной степени. И это имеет фатальные последствия для развития фактического международного положения.
Направление главного удара против Германии
Помимо организации в России социально-экономической разрухи и истощения страны, направлением второго главного удара британской геополитики стало ослабление вновь воссоединившейся Германии. При этом Лондон мог рассчитывать на надежную поддержку французского президента Франсуа Миттерана. С 1989 г. при Миттеране и его преемнике Жаке Шираке развивалось все более ярко проявляющееся возрождение англо-французского "сердечного согласия". Британский истеблишмент и некоторые политические классы в Париже были с 1989 г. одержимы "кошмаром", что Германия может последовать исторически обусловленному стимулу и установить широкомасштабное экономическое сотрудничество с государствами Восточной Европы и, в первую очередь, с Россией с целью восстановления и модернизации этого экономического пространства. Такой же была политика Германии перед Первой мировой войной, а позднее политика ведущих немецких промышленников и банкиров Веймарской республики перед приходом к власти Гитлера. Речь, которую намеревался произнести Геррхаузен 4 декабря 1989 г. в Нью-Йорке, к моменту его убийства была уже написана. В ней он предлагал англо-франко-американское сотрудничество для экономической модернизации Восточной Европы и Советского Союза.
К моменту убийства Геррхаузена, собственно, было уже ясно, что воссоединению Германии вряд ли уже можно воспрепятствовать. Тэтчер, Буш и Миттеран позаботились о том, чтобы Германия не придерживалась выработанной Геррхаузеном и Ларушем стратегии совместного общеевропейского и евразийского экономического развития. Германия должна была взять на себя обязательство участвовать в англо-американской политике "шоковой терапии" Международного валютного фонда для Восточной Европы и Советского Союза с ее уже тогда предвиденными социально-экономическими последствиями.
Эта политика в несколько модифицированной и ослабленной форме применялась и в Восточной Германии. Поскольку тогдашний председатель "ведомства по управлению государственной собственностью" по Восточной Германии Детлев Роведдер хотел изменить эту политику, то он, как раньше Геррхаузен, был убит в апреле 1991 г. неизвестными террористами.
Политика Тэтчер, Буша и Миттерана, направленная против Германии, сопровождалась широкой "кампанией очернительной пропаганды", центр которой, безусловно, находился в Лондоне. Сердитые слова о "четвертом рейхе" появились снова в ноябре 1989 г. в "серьезных" британских газетах, особенно отличились при этом комментаторы Лондонской Times Конор Крайз о'Брайен и лорд Рис-Могг, а также Перегрин Вортсторн из Sunday Telegraph. Представитель британской элиты Николас Ридли публично разразился антинемецкой тирадой. В частных беседах настроенные более трезво ведущие деятели британской элиты говорили, что в этих антигерманских пропагандистских выпадах речь идет просто об "упаковке" геополитической целевой установки. Эти речи об "опасности четвертого рейха" Лондон и Париж использовали с целью, чтобы сначала поощрить и затем оправдать кровавую агрессивную войну Сербии против Словении, Хорватии и Боснии-Герцеговины и, таким образом, одновременно загнать влиятельные круги в России в просербскую "панславистскую" ловушку, что уже обернулось для России катастрофой в 1914 г.
В августе 1996 г. Ларуш писал: "Решающими моментами являются: смерть Геррхаузена, британско-французское подстрекательство сербской агрессии и подталкивающие к преступлению против человечества в балканской войне и в Восточной Европе условия Международного валютного фонда, которые еще на 30% реально сократили экономический потенциал Восточной Европы и бывшего Советского Союза, как это было в 1989 г. Эти факты мы должны использовать как главные ориентирующие моменты, чтобы показать фактические закулисные стороны международного терроризма, который начал расширяться с момента прихода к власти президента Клинтона".
Лондон против Клинтона
Фактически, с 1993 г. Соединенные Штаты и их политические интересы во всех частях земли стали мишенью международного терроризма. С момента вступления в должность президента Клинтона в январе 1993 г. США и американские организации за рубежом захлестнули волны тяжелых террористических ударов:
- нападение на World Trade Center в Нью-Йорке;
- взрыв бомбы в Оклахома-сити со 169 убитыми;
- взрыв в Атланте во время Олимпийских игр;
- неоднократные нападения на военные объекты США в Саудовской Аравии;
- еще невыясненная катастрофа самолета TWA-800 около Нью-Йорка;
- неоднократные потенциально чрезвычайно опасные попытки покушения на самого президента и на Белый дом.
На территории Соединенных Штатов ничего подобного не случалось, когда Советский Союз был главным стратегическим противником США. Все террористические акты на американской территории происходили после 1993 г., после того как лондонская "марионетка" Джордж Буш ушел с поста президента, и на его место был избран Клинтон. Хотя Клинтон, типичный представитель своего поколения, персонально и политически нерешителен, его академическим учителем в Джорджтаунском университете был Кэрролл Куигли, известнейший американский историк "патриотической школы" в 20-м столетии.
Чтобы понять нынешнюю угрозу терроризма в Соединенных Штатах, мы должны сконцентрировать наше внимание на геополитическом разъяснении периода 1989-1996 гг. В этой связи необходимо разобраться, в чем причина глубоко сидящей в британской элите ненависти к президенту Клинтону. Но нельзя забывать также, что в 19-м столетии велась не только открытая война против США (1812-1814 гг.), но и ставилась цель хотя бы скрытно расколоть Соединенные Штаты с помощью проанглийски настроенных "конфедеративных" южных штатов. После того, как президент Абрахам Линкольн разбил эти стратегические планы британского руководства, разгромив в войне "конфедерацию" южных штатов, он был убит в 1865 г. террористом Эдвином Уилкесом Бутом, за которым стояла руководимая англичанами террористическая сеть. В 1901 г. террористами был убит антибритански настроенный президент Уильям МакКинли, за которым этот пост занял англофил Теодор Рузвельт. В первые годы президентства Франклина Д.Рузвельта британский истеблишмент ненавидел и его, затем Джона Ф.Кеннеди, которого тоже убили. То, что убийства Линкольна, МакКинли и Кеннеди, которые все были настроены антианглийски и патриотически, были "социологическим феноменом" одного террористического "преступника", просто ошибочно. Того, кто утверждает, что террористические акты против этих президентов США - работа одного "преступника", безусловно, следует упрекнуть в запутанных "теориях заговоров".
Сейчас, в середине 1996 г., только Соединенные Штаты, Китай и в какой-то степени Япония остались суверенными национальными государствами на планете. Великобритания не является национальным государством в собственном смысле этого слова, А является, как объяснялось выше, классовым обществом и финансово-олигархическим государством с имперскими традициями. Несмотря на свое ядерное вооружение, Россия сейчас несуверенна. Ни одна нация Западной Европы не является еще в действительности суверенной. Это относится также и к остальным государствам Европы, Азии, Южной и Центральной Америки. Ни одна нация Африки, кроме Судана, Нигерии и Южной Африки, не имеет даже намека на суверенитет. Все они руководятся и опекаются неоимпериалистическими наднациональными авторитетами.
Таким образом, кроме Соединенных Штатов, ни одно другое национальное государство в настоящее время не в состоянии отстоять свой суверенитет против открыто неоимпериалистических наднациональных институтов. К этим наднациональным институтам относятся ООН, Международный валютный фонд, Всемирная туристская организация, Банк международных расчетов, Европейский комитет поддержки "Маастрихтских соглашений" или британское "Содружество наций". Без фактического или ожидаемого вмешательства (в их пользу) Соединенных Штатов - возможно, в комбинации с Китаем - ни одна нация на земле не имеет ни малейшего шанса восстановить свой суверенитет в ближайшие десятилетия. Именно поэтому лишение США и Китая их суверенитета является в настоящее время главной стратегической задачей британского истеблишмента и его союзников в англо-французском "сердечном согласии", как и внутри США, о чем еще нужно будет говорить.
В этом заключается стратегическая подоплека ненависти лондонской элиты к президенту Клинтону и ее настойчивых стремлений дестабилизировать администрацию Клинтона, в том числе и террористическими средствами. В этом причина постоянных и не всегда прикрытых британских вмешательств в американскую внутреннюю политику. Поэтому-то газеты и журналы контролируемого англичанами газетного концерна Холлингера и Мердока всегда в первых рядах, если речь идет о шумном "скандале" против Клинтона или его супруги.
Перечень стратегических столкновений администрации Клинтона с геополитическими интересами Лондона за прошедшие три года весьма обширен:
- Правительство Клинтона хотело положить конец кровавому хаосу в Северной Ирландии. Великобритания ответила яростной обструкцией. "ИРА", в которую проникли британские секретные службы и которая контролируется ими, инспирировала террористические акты, чтобы остановить процесс освобождения в Северной Ирландии.
- Правительство Клинтона уже с начала избирательной кампании 1992 г. стремилось к справедливому миру на Балканах. Англо-французское "сердечное согласие" с помощью генерального секретаря ООН Бутроса Гали снова и снова саботировало американские усилия по установлению мира. Министр торговли США и близкое доверенное лицо Клинтона Рон Браун погибли в странной авиакатастрофе в бывшей Югославии.
- Администрация Клинтона стремится к миру на Ближнем Востоке. Сирийский диктатор Хафез Асад, тесно связанный с Парижем и Лондоном, саботирует процесс установления мира. Управляемые из Нью-Йорка и Лондона еврейские террористические группы убили премьер-министра Ицхака Рабина, что наряду с "исламисткими" террористическими акциями сделало возможным избрание правительства Нетаньяху-Шарона.
- Правительство Клинтона стремится к конструктивному сотрудничеству с Китаем и поддерживает мирное решение проблем между Пекином и Тайванем. Британская стратегия нацелена на дестабилизацию Китая вплоть до распада Китая и создания "буферных государств" в Тибете и в Синьцзяне.
- Правительство Клинтона хотело вместе с Германией установить конструктивные политические и экономические отношения с Россией, которые действительно заслуживали бы этого названия. Скрытая британская и французская обструкция и саботаж со стороны "аппарата Буша" внутри США - "Международный республиканский институт" (МРИ) - свели на нет все позитивные предпосылки.
- Правительство Клинтона не участвовало в инспирированной англичанами кампании "за права человека" для дестабилизации Нигерии и Судана.
- Правительство Клинтона предприняло решительные меры против международной торговли наркотиками и, что еще важнее, против отмывания наркоденег, что вызвало серьезнейшее беспокойство в Лондоне и в контролируемых англичанами "оффшорных" финансовых зонах.
Это только некоторые из важных событий длинного списка, который еще можно было бы продолжать и дальше. Но этот перечень должен ясно показать, почему нужно говорить о глубоком стратегическом противоречии между британским истеблишментом и нынешним руководством США. Случайные высказывания американских или английских дипломатов, в которых просматриваются противоречия, ничего не меняют в этом реально существующем стратегическом противостоянии. И в контексте этого стратегического противостояния нужно рассматривать волну террористических актов в США или направленных против американских учреждений за границей.
Откуда появился терроризм 90-х годов
Концепция терроризма как стратегического оружия в скрытой войне между державами не нова. История знает много примеров направляемого государствами терроризма как инструмента скрытой борьбы между ними. В 19-м веке особенно отличился в этом лорд Палмерстон, министр иностранных дел и премьер-министр Великобритании, который использовал международную "революционную" сеть, группирующуюся вокруг "молодой Европы" Джузеппе Маззини , а также операции Давида Уркварта на Балканах и на Кавказе для дестабилизации великих держав континентальной Европы, причем здесь важную роль играли террористические акты, в частности, в России.
Новое качество и значение терроризм и применяемые им методы нерегулярного ведения войны приобретают во время холодной войны. То, что мы сегодня называем современным терроризмом, возникло в эпоху "взаимно обеспечиваемого ядерного уничтожения" в период с 1949 по 1989 гг. Скрытое ведение войны, включая использование террористических форм борьбы, между сверхдержавами в ожидании обычной или даже атомной войны было до конца 1989 г. основой военно-политических стратегий как НАТО, так и Варшавского пакта. В рамках патовой ситуации атомных и неатомных военных потенциалов нерегулярное ведение войны получило стратегический приоритет, поскольку оно было скрытым, косвенным, гибким и не слишком дорогостоящим.
Советское руководство поддерживало - скрытно и косвенно - практически все террористические группировки на международной арене и, в первую очередь, в Западной Европе и в странах третьего мира. Так можно было без опасения эскалации дестабилизировать и ослабить страны НАТО. При этом дело часто доходило до странной ситуации, когда многие террористические группы поддерживались и руководились как коммунистическими, так и западными секретными службами. Это реже делалось непосредственно Советским Союзом, а, главным образом, косвенно службами стран-сателлитов по Варшавскому пакту или "освобождающимися государствами третьего мира".
Прежде всего Сирия при диктаторе Хафезе Асаде стала подлинной "расчетной палатой" для международного терроризма в сочетании с торговлей наркотиками и оружием. При этом одинаковую роль играли и играют советское, французское, англо-американское и израильское влияние. Спонсируемые Сирией террористы несут ответственность за одно из самых кровавых террористических преступлений: вызванную взрывом бомбы катастрофу самолета ПанАм 103 над Локкерби в декабре 1988 г. В какой степени Сирия была вовлечена в международный терроризм, выяснилось, как это ни парадоксально, во время войны в Персидском заливе в 1991 г. Вообще во время войны в заливе ожидалась драматическая эскалация международного терроризма, но возникло одно противоречие. Хотя в 80-е годы англо-американские спецслужбы официально объявили Сирию "государственным спонсором" терроризма, Сирия стала членом коалиции в войне в заливе. Сирийские секретные службы использовали свой контроль над многочисленными террористическими организациями для парализации террористических операций во время войны в заливе. Странное спокойствие на террористическом фронте во время войны в заливе показало, как глубоко и непосредственно Сирия и другие "союзники" по войне в заливе контролируют международный терроризм.
Несмотря на предполагаемые доказательства осуществления сирийскими службами взрыва ПанАм 103, правительства Тэтчер и Буша объявили в 1990 г., что ответственность за взрыв несет Ливия. В качестве вознаграждения за сирийское участие в войне в заливе эта ложь утверждается еще и сегодня. Кроме того, Хафез Асад располагает достаточным компрометирующим материалом, свидетельствующим об участии британских, французских, израильских и американских спецслужб в террористических операциях. Хотя Сирия неприкрыто играла и играет ключевую роль в международном терроризме, она является не "исламистско-фундаменталистским" государством, а светским арабским полицейским государством, диктаторски управляемым Асадом. Это должно было бы заставить задуматься всех тех, кто утверждает, что современный терроризм является формой проявления "исламского фундаментализма". В пропагандистских излияниях Самуэля Хантингтона или Бернарда Льюиса "исламистско-фундаменталистский" терроризм является острием копья общего понятия "исламского фундаментализма", направленного на "цивилизацию Запада". Мнимые "центры осуществления" "исламистско-фундаменталистского" терроризма были быстро раскрыты в Иране, в Судане и в Ливии. В Иране идет жестокая борьба за власть, и противники режима жестоко преследуются также и за границей, но широко распространенное в мире утверждение, что Тегеран является "мировым центром" "исламистско-фундаменталистского" терроризма лишены всякого основания. То же самое можно сказать и об утверждении, что руководство Судана играет ведущую роль в деятельности "исламистского" терроризма.
Тезис о том, что терроризм 90-х годов является главным образом "социологическим феноменом", выросшим из "исламистского фундаментализма", служит удобным средством затушевывания истинных корней нынешнего терроризма. Эти корни лежат в афганской войне. В 80-е годы война в Афганистане была ярчайшим примером нерегулярной суррогатной войны между НАТО и Советским Союзом. Мне и сегодня непонятно советское решение об оккупации Афганистана, и я считаю, что сопротивление оккупации было несомненно законным. Тем не менее, американское и британское руководство видело в афганской войне рычаг для дестабилизации Советского Союза в его собственном центральноазиатском терроризме радикальными исламистскими силами. Тогда имело хождение ключевое слово о "мягком подбрюшье" Советского Союза на его исламистских территориях в Средней Азии, где образовался значительный потенциал нерегулярного ведения войны против советского господства.
Моджахеды, созданные и вооруженные под британским и американским руководством в 80-е годы в Афганистане, между прочим, называемые также "исламистскими афганцами", образуют теперь позвоночник для организации и проведения международного терроризма. Эти афганцы - примерно 30 000 человек - вербовались во многих исламских странах, а также в США и Англии. Их обучение и вооружение широко финансировались англо-американскими службами за счет наркоденег.
Даже "контрас" в Никарагуа в своей значительной массе финансировались наркобизнесом, причем одни и те же самолеты доставляли контрас оружие и оборудование из США, а на обратном пути везли в США кокаин. Политическую ответственность и административный контроль над этими грязными операциями, включая комплекс "Иран-контрас", нес тогдашний вице-президент Джордж Буш, которому Рональд Рейган в начале 1981 г. передал верховный контроль над всеми секретными специальными операциями США. При Буше было основано много особых организаций спецслужб с частным статусом, которые на жаргоне секретных служб США назывались "астероидами".
Эти спецорганизации секретных служб занимали ведущее положение в огромных поставках оружия Ирану и Ираку во время восьмилетней войны между этими двумя государствами. При этом между секретными службами из сферы НАТО и из сферы Варшавского пакта проявилась просто-таки невероятная сыгранность. В этом бизнесе с оружием секретных служб как в Афганистане, так и в Никарагуа, в игру были постоянно включены наркосделки и операции с отмыванием денег. Поэтому не приходится удивляться, что секретные службы США покупали в коммунистических Восточной Германии, Польше и Венгрии оружие и боеприпасы для "антикоммунистических" контрас.
После того как директор ЦРУ Билл Кейси стал практически нетрудоспособным, Джордж Буш сделался неограниченным шефом действующей во всем мире сети "астероидов", которая работала в теснейшем сотрудничестве с британскими и израильскими спецслужбами. Нужно понять душевное состояние "астероидов", таких как, например, старший лейтенант Оливер Норт и ему подобные: жестокие, психически неустойчивые циники без каких-либо моральных устоев, но выполнявшие при жесткой дисциплине операции секретных служб. Никакая ложь им не претит, никакое поведение не представляется непристойным. Группа "астероидов" часто не могла быть уверенной, на кого, собственно, они работают; часто им это было все равно. Из этой среды британских секретных служб и англо-американских "астероидов" вербовались неформальные "старшие офицеры" террористов 90-х годов.
Война в Афганистане, продолжающаяся и сегодня, семь лет спустя после вывода советских войск, имеет для международного терроризма огромное значение. С окончанием советских военных действий в Афганистане моджахеды остались безработными, а на родине, где их вербовали, их по большей части не приветствовали. Афганцы занимались международной торговлей наркотиками и оружием, другие из них организовывали преступные акции. Сейчас эти афганцы являются резервуаром, откуда можно в любой момент черпать хорошо организованных террористических солдат. Афганцы образуют сейчас ядро так называемого "исламистского терроризма" в арабских странах, в Европе и в США.
Наш главный тезис состоит в том, что ключ от терроризма 90-х годов находится в Лондоне. Бесспорно, что в настоящее время Лондон является координационным центром нового номинально "исламистского" террористического интернационала. Здесь концентрируются организаторские, пропагандистские и логистические руководящие центры практически всех "исламистско-фундаменталистских" группировок. Это относится к палестинской "Хамас", алжирской "ГИА", а также аналогичным группировкам в Египте, Саудовской Аравии, Пакистане и других арабских или исламских странах. Этот факт хорошо известен и арабским правителям, которые в последние месяцы все настойчивее и громче протестуют против этого. Установлено также, что почти все ведущие западные средства массовой информации сообщают о том, что существуют афганцы, которые за прошедшие три года осуществили серьезнейшие террористические акции "исламистских" террористических групп.
Для нашего изложения здесь важно не детальное исследование террористических "пехотинцев" и их "сержантов", а ответ на вопрос, какие политические интересы и с какой политической целевой установкой преследует в настоящее время блуждающий "псевдорелигиозно-фундаменталистский", "этнический" или "наркотеррористический" потенциал террористов? Ларуш пишет по этому поводу: "Как зверь, террорист зависит от присущей ему "экосистемы". Каждый, знающий о скрытых операциях, знает и как отыскать террористов в их особой "экосистеме". При этом самое главное здесь - сконцентрироваться на этом вопросе, определить место, откуда террорист, как "зародыш", появился, а вовсе не "политически правильно" судить о том, чтобы ограничиться лишь выслеживанием "зародыша".
Мы надеемся, что наметили стратегические рамки для ответа на этот вопрос.
Примечания
Михель Либиг - сотрудник Аналитического центра Шиллер-института (Германия). [В текст]
