От Рыжий Лис. Ответить на сообщение
К All
Дата 31.01.2001 14:16:59 Найти в дереве
Рубрики Спецслужбы; Версия для печати

Никите. Вторая часть приключений шведа Берлинга

«В результате меня приговорили к пожизненному заключению»

— Вы упомянули, что израильтяне прослушивали квартиру советского военного атташе в Бейруте. Почему же вас так долго не арестовывали?
— Да, они знали о многих наших разговорах и с Алексом, и с Сергеем, но их смущала моя работа в шведских спецслужбах. Они все пытались выяснить, не ведет ли Швеция своей игры с советской разведкой. Поэтому следить за всеми нашими с Ингер передвижениями по Израилю следили, но не брали.
— Неужели при таком контроле они пропустили ваше посещение института, где разрабатывалось биологическое оружие?
- Этого я до сих пор не знаю. После того как меня взяли в аэропорту, со мной работали два следователя, Эли и Майк. Они мне предложили выбор: если я пойду на сотрудничество, со мной будут хорошо обращаться, поселят в гостинице, в противном случае сяду в тюрьму на пятнадцать лет, где выдержу не больше двух лет. Угрожали, что
могу и до тюрьмы не дожить: или из окна гостиницы выпаду, или в машине сгорю. Я выбрал сотрудничество и стал все по эпизодам подробно рассказывать. Но про институт молчал до последнего: это такая тайна, что «Шин-Бет» мог меня запросто убрать. Но потом все же рискнул рассказать. Существовала сильная вероятность, что они про мой визит в «Несс-Зиона» знали и мое молчание могли истолковать, как желание скрыть
что-то сверхважное. Так чтд я сообщил лишь о самой невинной составляющей своей экскурсии, а о формулах, которые получил от «Эйнштейна», умолчал. Контрразведчики приволокли на очную ставку «Эйнштейна», и тот также рассказал обо всем, кроме самого опасного для себя, — формул. Мне Эли после этого допроса признался, что я прошел на волосок от гибели. Еще чуть-чуть, и меня бы закопали в пустыне Негев. Дальше все пошло легче. Они убедились, что большого вреда Израилю я не нанес, и предложили
написать покаянное письмо с извинениями правительству Израиля. Меня помиловали, следователи организовали дружескую вечеринку с выпивкой, после чего выдали меня шведской безопасности.
— Стиг, можно я попытаюсь отгадать? Шведская безопасность также устроила дружескую вечеринку с выпивкой, поскольку вы согласились на сотрудничество, но правительство Швеции ваше извинение не приняло, и вы загремели в тюрьму?
— В Швеции никаких разговоров о «мягком» пути не было. В СЕПО на меня были страшно обозлены, валили на меня все, что я сделал и не сделал. У них было на меня собрано много — шла утечка у русских. В судебном протоколе я прочитал: «Определенная информация из Швеции дошла до центрального аппарата КГБ в Москве». Это был Гордиевский, он сбежал в Британию только в 85-м году! Но другое открытие поразило меня еще больше. При обыске на квартире у Ингер нашли пятициферный
код, похожий на тот, что мне дали в ГРУ Получается, что она сама шпионила втайне от меня! У нее к этому был настоящий талант. Недаром ею не только Алекс восхищался, но и мои израильские следователи. Но доказательств вины Ингер так и не нашли. Ее адвокат все валил на меня, что я ее терроризировал, избивал, принуждал помогать мне. Однажды в Израиле она напилась, упала и расшибла голову, так и это было представлено на суде, как избиение. Я не отрицал: зачем тащить за собой в тюрьму еще одного человека? В результате меня приговорили к пожизненному заключению, а Ингер дали три месяца за пособничество.
— Стиг, но шведская тюрьма - не российская и не израильская. Это почти санаторий. А пожизненное заключение на практике означает пятнадцать лет, и еще есть сильная вероятность помилования. Что заставило вас бежать?
— Тюрьма есть тюрьма, даже если в твоей камере стоит телевизор и дают читать книги. Мне постарались создать максимально жесткие условия содержания. Сначала сидел в шестиметровой одиночке в Кумле, общаться не с кем, прогулка один час в день, затем перевели в другую тюрьму, «Халл» в Седертелье под Стокгольмом, там камера была
в два раза больше, но я уже почти умирал от изоляции. Практически оглох, упало зрение, потерял 25 килограммов - весил всего около шестидесяти.
- В шведской прессе представляли совсем другую картину. Писали, что если бы человеку, совершившему столь тяжкие преступления, обеспечили тот жесткий режим, который он заслужил, вы бы не смогли сбежать.
- Режим мне смягчили лишь в 85-м году, когда перевели в третью тюрьму, в Норчёпинг.
Врачи и тюремное начальство были на моей стороне, а на изоляции настаивало СЕПО. Они считали, что я при первой возможности сбегу к русским.
- Как оказалось, не напрасно боялись.
— О побеге меня заставил думать не кто иной, как сам генеральный директор тюрем Швеции. Он сказал, что главная обязанность каждого заключенного — планировать побег. Полностью неприступная тюрьма разрушает психику, надежда всегда должна оставаться. Иначе заключенный или берет заложника, или кончает жизнь самоубийством.

«Как женатого человека меня стали время от времени отпускать на встречи с супругой»

— Стиг, вы понимаете, чем рискуете, сообщая такие вещи? Наши читатели могут решить, что вы рассказываете сказки. Трудно представить российского начальника Главного управления исполнения наказаний, обращающегося к своим подопечным с призывом планировать побег.
- Такое отличие шведских реалий от ваших мне не раз вредило. Когда я бежал, в ГРУ долго подозревали, что все было подстроено. Алекс мне потом в Москве сказал: «Любой, кто только попытается сделать такое в России, будет убит уже на полпути к тюремной стенке. А если мы узнаем о подобных планах заранее, заключенный сойдет с ума в психушке, куда мы его запрем». Как бы то ни было, реально планировать бегство я смог лишь после брака с Элизабет. Когда ей было 18 лет, у нас был «одуванчиковый» юношеский роман, а потом на многие годы наши пути разошлись. Элизабет успела побывать замужем, родить четверых детей и развестись с мужем к тому времени, как мы с ней вновь встретились. Новый роман развивался медленно. В 80-м году она написала мне в тюрьму, в 83-м приехала навестить, а в марте 86-го мы поженились, ровно через тридцать лет после первой встречи. Как женатого человека меня стали время от времени отпускать под наблюдением на встречи супругой. Парни из СЕПО старались всячески отравить это]увольнительные: мы сидим Элизабет в ресторане, а они чуть не на голову лезут, демонстрируют свое присутствие. Но за меня вступилось тюремное начальство, из тюремного управления шефу СЕПО послали письмо, где, частности, были такие строки
«Беспримерное провоцирующие поведение ваших сотрудников недостойно представителей шведской власти, тем более что это происходит без всякого на то основания».

-Стиг, с трудом удерживаюсь от комментария, но пусть наши читатели сами пофантазируют, как западный шпион, сидящий в российской тюрьме, расслабляется в городском ресторане, а за него еще тюремщики заступаются: мол, ФСБ вид из окна
заслоняет, подвергает зека психологическому террору. Лучше скажите, пытались ли вы до побега вступить в контакт с ГРУ. У вас случайно микроточка в кармане не завалялась?
Или, может, был шанс в духе классического шпионского романа времен «холодной войны», поменять агента на агента?
- Я через своего адвоката предлагал обменять меня на Рауля Валленберга, шведского дипломата, которого в конце войны ваши спецслужбы вывезли из Будапешта в Союз, наш министр иностранных дел даже написал по этому поводу в Москву Но пришел ответ за подписью Косыгина: «Рауль Валленберг умер в советской тюрьме в 1947 году, поэтому поменять нельзя». ГРУ мной не интересовалось, хотя потом в Москве меня уверяли, что
планировали организовать мой побег СЕПО со своей маниакальной подозрительностью по поводу моего возможного бегства к русским так надоело, что мы с Элизабет решили над ними подшутить. Я написал письмо в британскую разведку МИ-6 с кучей обвинений в адрес Швеции и закончил тем, что планирую бежать в Англию. Элизабет передала письмо британскому военному атташе в Стокгольме. Через месяц меня вызвали к дирекции тюрьмы, чтобы я дал объяснения по поводу этого письма. Санкций никаких не было, зато я повеселился, представляя ошарашенные физиономии британских и наших разведчиков!
— Стиг, вы рассказываете, что во время ваших увольнительных агенты СЕПО сидели буквально у вас на коленях. Как могло случиться, что вы бежали и никто этого не заметил?
- Ну, во-первых, я сидел уже почти восемь лет, контрразведка несколько расслабилась. Во-вторых, помогла выволочка, которую тюремное ведомство устроило СЕПО. Агенты получили инструкции наблюдать за мной в отдалении. Ну и, конечно, решающей стала помощь Элизабет. Она твердо решила бежать со мной в Советский Союз.
- Вы до сих пор довольно скептически отзывались о Союзе, не боялись, что попадете из одной тюрьмы в другую? И ваша любовь с Элизабет все же не была юношеской страстью.
Как она могла решиться навсегда оставить четверых детей?
- Нам казалось, мы все трезво продумали. Я получил звание полковника ГРУ, мне об этом кураторы сообщали, мог рассчитывать на неплохую пенсию. Меня бы встретили с фанфарами: «Еще один бежал от ужасов капитализма в рай на земле!» Дети Элизабет были уже достаточно взрослые, младшему исполнилось 23 года, она могла пожить для себя. К тому же в Союзе началась перестройка, «железный занавес» рухнул. Она могла встретиться с семьей где-нибудь на нейтральной территории. В общем, с будущим было все более-менее ясно, оставалось лишь обмануть СЕПО. Мне дали увольнительную
на сутки, ночь я мог провести в квартире Элизабет в Стокгольме. Сопровождавший меня тюремный охранник вечером передавал меня под наблюдение СЕПО, встретиться мы должны были лишь к обеду следующего дня. Агенты безопасности у дверей квартиры не сидели - караулили снаружи. Элизабет взяла напрокат на трех разных бензоколонках три машины. Первой был «Форд», который она всячески демонстрировала охранникам, а затем припарковала его перед своим подъездом. «Форд» на стоянке должен был стать для сеповцев лишним подтверждением, что мы находимся дома. Второй машиной была
«Вольво», его Элизабет припарковала в своем микрорайоне. Эта машина должна была использоваться как промежуточная, на первом этапе побега. Главная роль в нашем плане отводилась «Опелю», который Элизабет оставила в тихом районе вилл на окраине Стокгольма, на Юшхольме. На этом «Опеле» мы планировали рвануть из Стокгольма в Грислехамн, там въехать на паром, идущий на Аландские острова, и явиться в советское консульство.
- Стиг, не проще ли было искать спасения в советском посольстве в Стокгольме? Оттуда бы вас вывезли на дипломатических машинах закатанными в ковры, как это в ваших
кругах принято делать. И неужели вы, опытный разведчик, не позаботились об алиби на случай провала вашего предприятия?
— Советское посольство отпадало, оно находилось под круглосуточным наблюдением, а Аланды это уже Финляндия, к тому же такая дыра, где вряд ли за вашими дипломатами следили. Алиби тоже заготовили. Первой квартиру в час ночи должна была покинуть Элизабет с багажом. Если бы ее остановили агенты СЕПО, она должна была изобразить семейный скандал, заорать: «Забирайте этого чертова шпиона назад в тюрьму! Я уезжаю
к маме». Мне следовало подыграть, продемонстрировав нервный срыв. Но обошлось. Элизабет спокойно вышла и направилась к «Вольво». Через пятнадцать минут двинул я, в тренировочном костюме, натянутом поверх обычной одежды. Я должен был изображать позднего бегуна. Если бы меня остановили ребята из СЕПО, я бы достал изкармана заранее заготовленное письмо на имя их шефа. Там было написано о недостатках в моей охране. Предполагалось, что я лично решил опустить эту кляузу в почтовый ящик сеповского начальника, подтвердив таким образом свои упреки.
Я выбежал через подземный гараж из дома и у кустов чуть нос к носу не столкнулся с агентами СЕПО. Они смотрели на свет в кухонном окне, который я забыл выключить, и обсуждали, что бы это могло значить. «Чего это Берлинг не выключил свет и не лезет в
спальню в своей тетке?» - говорил один. «Возможно, они что-то празднуют», - предполагал второй. «Что ему праздновать, в его-то положении!» - возражал первый. «Как что! То, что он скоро залезет на свою тетку». Тут вся группа заржала, а я проскользнул мимо. В «Вольво» к Элизабет я подсесть, как мы планировали, не смог. Прямо напротив
стоял сеповский «Сааб», еще хорошо, что они не проверили, что это за дама сидит за рулем «Вольво». Я пробежал дальше и взял такси до Юргордена. Туда же приехала Элизабет, мы бросили «Вольво», пересели в «Опель» и без приключений доехали до парома и приплыли в Мариехамн. Это было в полдень на следующий день, мы слушали радио, тревогу все еще не объявили.

«Когда я попросил политического убежища, он страшно занервничал»

— Я не так давно был в консульстве в Мариехамне, спрашивал сотрудников, помнят ли они ваш неожиданный визит. Я встретил лишь удивленные взгляды.
- Ну как же! Думаю, наше появление у них стадо таким событием, которое не скоро забудется. Ворота нам открыл молодой атташе. Когда я попросил политического убежища, он страшно занервничал и сказал: «Но шведы к нам не бегут!». Я ответил, что меня зовут Стиг Берлинг, и я бегу, поскольку работаю на ГРУ Атташе попросил дождаться консула, тот был в Хельсинки. Через пару часов тот приехал, они стали совещаться по-русски, я понимал лишь одно слово, которое они часто повторяли, - «провокация». Но все же когда я показал газетные вырезки о себе, они мне поверили. Но оборудования для кодированных сообщений там не было, телефон, как сказал консул, прослушивался, поэтому нам посоветовали ехать вечерним паромом в Финляндию. Консул обещал прилететь самолетом и встретить нас в Хельсинки у входа в универмаг «Стокманн». Когда дипломаты пришли в себя от испуга они оказались гостеприимными людьми. Нас угостили ужином с черной икрой, уложили спать на несколько часов.
Так что первая встреча с Россией оставила и у меня, и у Элизабет самое хорошее впечатление.
— Стиг, вы сели на паром, отходивший с Аландов почти в полночь. И вас до сих пор не разыскивали?
— К тому времени уже объявили тревогу, полиция досматривала паром, пришедший из Швеции на Аланды. Но они не думали, что мы их настолько опережаем по времени, поэтому на отходивший паром мы смогли въехать совершенно спокойно. Уже в Финляндии мы слышали по радио, что наше исчезновение стало новостью номер один.
Полицейские шишки клялись, что я буду у них в руках живым или мертвым. Общее замешательство усилилось от того, что мы случайно бросили «Вольво» поблизости от
виллы восьмидесятилетнего шпиона Веннерстрёма по кличке Орел.
Он давно отсидел свой срок и жил себе тихо и мирно. И вдруг на него накинулась контрразведка, стали таскать на допросы: они решили, что старик наш сообщник и продолжает работать на ГРУ. Пока разобрались что к чему, еще какое-то время упустили.
- Финляцоию часто называли неофициальной советской республикой. Известно, что финны выдавали Москве беглецов из Советского Союза. По логике вещей, они должны были помогать тем, кто стремился в обратном направлении. Вы почувствовали, что попали в предбанник СССР?
- Еще как! В Финляндии мы смогли перевести дыхание. Хотя у финской полиции был договор о сотрудничестве со Швецией, создавалось впечатление, что здесь никто не шевелится. От Надендаля, куда пришел паром, до Хельсинки ехать почти двести километров. И на всем участке нам не встретился ни один полицейский. Хотя у
«Стокманна» в Хельсинки нам пришлось поволноваться, там нас ни консул, ни кто-либо другой из советских дипломатов не ждал, дальше все шло как по маслу Мы сами
пришли в советское посольство, возле него не было ни одного финского полицейского. Внутри нас встретил улыбающийся военный атташе, сказал, что отныне мы в
безопасности. Я было усомнился, ведь мы были объявлены в розыск через Интерпол, тогда атташе подвел меня к окну: «Взгляните, где вы видите хоть одного финского полицейского? Тут заправляем мы, а не шведская полиция». Русские приказали финнам сидеть тихо, смотреть в другую сторону, все сведения о нас игнорировать. ГРУ лишь отдало финнам на растерзание наш «Опель», который мы бросили возле «Стокманна». Надо ведь им было хоть что-то показать шведам!

-Неужели вы так и не прибыли в Союз, как обычные туристы, без всяких приключений? Не разочаровывайте наших читателей!
- Ну почему же, даже в Финляндии ГРУ вынуждено было принимать меры предосторожности. Четыре дня Мы просидели в квартире торгпредства на территории
посольства, пока нас проверяла Москва. Уж больно легко мне удалось бежать из тюрьмы, ГРУ боялось провокации. Наконец, дали «зеленый свет» на дальнейший путь. Нас
решили перевезти через границу в посольской машине. За рулем сидел военный атташе, на заднее сиденье рядом с его женой посадили Элизабет. Ей вручили диппаспорт одной сотрудницы посольства, они оказались внешне похожи. Мне устроили гнездо в багажнике «Хонды»: положили туда подушки, одеяла. Посольские устроили карусель из
автомобилей - весь свой парк привели в движение, машины сновали туда-сюда, цель была скрыть выезд нашей «Хонды». Я довольно комфортно устроился в своем тайнике
и был готов ехать так до самой границы, но уже через десять минут атташе меня пересадил в салон: «У нас все под контролем. Полиции по маршруту движения не будет. Им приказано искать вас в других местах. Финляндия большая и лесистая страна». У самой границы меня на всякий случай снова запихнули в багажник, атташе вышел пропустить по стаканчику с финскими таможенниками, и нас без всякого досмотра выпустили из страны. Побег удался!

«На вокзале в Москве нас встречал генерал ГРУ»

— Вас встретили, как героя или подозрительно, как двойного агента, решившего внедриться в аппарат ГРУ?
- Едва переехали границу, «Хонда» остановилась, атташе достал еду, водку и устроил маленький пикник на багажнике машины. Со стороны Ленинграда подъехали две черные
«Волги» с гэрэушниками. Военный атташе на прощание отдал мне честь и сказал: «Удачи вам, полковник Берлинг!». Я понял, что мой побег подозрений уже не вызывает. Мы переночевали в какой-то пустой квартире в Ленинграде, а следующим вечером отправились на поезде в Москву Ну у вас и дороги, скажу я вам! Поездку по шоссе при
таких ухабах в багажнике я бы не выдержал. А стыки на железнодорожных путях такие, что стаканы с чаем до потолка подпрыгивали. Это были мои самые первые впечатления от России. На вокзале в Москве нас встречал генерал ГРУ Поселили в высотном доме на улице Берзарина, 17, на пятом этаже, в трехкомнатной квартире, уже меблированной. Контроля почти не было. Иногда наружное наблюдение осуществлял сосед, полковник
милиции, а изнутри, так сказать, приглядывала домработница Лена, жена офицера ГРУ. Поселили и на какое то время оставили в покое. Никаких встреч, совещаний, допросов. Ешь, спи, гуляй. Лена борщи наваривала.
- Насчет ешь и гуляй. Московские магазины образца 1987 года какое на вас впечатление произвели? И как вы поначалу обходились без языка?
- Язык был проблемой. Лена знала только русский, а я по-русски умел лишь до девяти считать. Но я сразу же решил быть максимально самостоятельным. Выучил название, как я думал, нашей улицы и отправился на разведку окрестностей. Хорошо, что к прохожим за помощью обращаться не пришлось. На вывеске, которую я принял за название улицы, было написано «Семейная консультация». Первой выучила элементарный русский Элизабет. Лена ей показывала продукты и говорила, как они называются. Нас сразу причислили к номенклатуре.
Давали список, по которому мы выбирали необходимое, и раз в неделю приходил мужик с двумя большими сумками. Элизабет среди первых русских слов выучила «икра черная», «буженина», «твердая колбаса», «бананы», «семга» - это то, что было в нашем списке. Однажды она решила проверить свой русский язык и сама отправилась в магазин за продуктами. А там - пустые полки с макаронами и злые черные старухи. Слава Богу что она догадалась не обратиться к продавщице со словами «черная икра» или «балык»! Ее
бы просто растерзали. В общем, если бы мы не знали, как живут другие москвичи, решили бы, что здесь жизнь ничуть не хуже шведской. Мне платили 350 рублей в месяц, генеральскую зарплату, еда и квартира - бесплатные. Одевались в подвале Центрального военторга, в отделе для агентов ГРУ Вся экипировка там была качественная, финского производства. Что такое дефицит, мы поняли, лишь когда я захотел купить машину. Даже для номенклатуры генеральского уровня, к какой меня отнесли, это оказалось невозможно. Нужно было стоять какую то бесконечную очередь. Тут даже ГРУ оказалось бессильно. Для них оказалось сложнее пробить для меня хотя бы «Запорожец», чем приставить персональную черную «Волгу» с водителем.
— Стиг, это правда, что вы преподавали в высшей школе КГБ, как писали шведские газеты?
- Ну, во-первых, я к КГБ отношения не имел, я работал на ГРУ, а это две разные организации, очень ревниво друг к другу относящиеся. Во-вторых, за весь первый год моей московской жизни мне не дали никакого квалифицированного занятия, как я ни просил. Сначала какие-то описания шведских лекарств переводил, затем подсунули переводить с немецкого на английский брошюру об австрийской пенсионной системе. Лишь бы чем-то занять. Элизабет тоже сидела без дела. Вязала и читала целыми днями,
даже работу по дому Лена делала. Эта нереализованность ужасно на нервы действовала.
— А ваш первый куратор, Александр Никифоров, разве он не мог обеспечить вас каким-нибудь занятием?
- Мы с ним хорошо встретились, обнялись, как-никак 13 лет не виделись, он, выслушав историю моего бегства, долго поверить не мог. Поддержал другого полковника ГРУ, Анатолия, который порадовал: «Тут бы тебя сразу пристрелили». Алекс приходил к нам домой, мы с ним по восемь часов обсуждали международную политику, но это тоже. Скорее всего, была лишь терапия. Иногда звонил и говорил: «Встречаемся на обычном месте». Это значило – у памятника Рихарду Зорге. С юмором был человек.
— Ваша главная претензия к ГРУ - что вы все время жили по фальшивым документам. Кем же вы стали, приехав в Москву?
- Нам с Элизабет вручили внутренние советские паспорта, подделку, разумеется. Я стад Иваром Страутсом, уроженцем Риги, гражданским моряком, всю жизнь прожившим в Австралии. Элизабет литовкой из Клайпеды, тоже много лет прожившей в Австралии. И
вот, по версии драматургов из ГРУ, в зрелом возрасте мы решили вернуться на родину, в Москву
— И вы засели учить латышский и литовский, чтобы подкрепить легенду?
- Идея была, что мы забыли родной язык, а русский так и не выучили. Версия хорошая до первого столкновения с реальной жизнью. Я однажды решил подняться на Останкинскую башню, не знаю, как сейчас, а тогда там внизу милиционеры дежурили, надо было паспорт показать и анкету заполнить. Ну, я советский латыш Страутс, паспорт
им сунул, а в анкете даже имя свое не могу написать. Меня задержали, вызвали переводчика, я все рассказал, так, мол, и так, из самой Австралии ностальгия в златоглавую потянула. Милиционеров очень такие извивы человеческой судьбы поразили, но на башню австралийского латыша - советского патриота – все же пустили.
— Это происшествие не заставило ГРУ слепить для вас что-то более правдоподобное?
- Самым правдоподобным было бы дать нам политическое убежище, но русские почему-то решили отрицать, что мы бежали в Союз. Шведы давили все время, подозревали, что я скрываюсь в СССР От такого пресса начальство в ГРУ нервничало все сильнее, боялись, что нас случайно увидят шведские туристы. Началась перестройка, западных людей в Москве стало очень много.
- Но ведь Советский Союз предоставил убежище тому же Киму Филби в 1985 году, советскими гражданами стали и другие из знаменитой «оксфордской четверки». Почему такая конспирация в вашем случае?
- Можно только предполагать. «Оксфордцы» работали на КГБ, там легче принимать политическое решение. А в ГРУ сидят чистые военные, дрожат за свои звездочки, боятся проявлять инициативу. В результате сами себя загнали в угол, пряча нас от всего мира. Впрочем, есть, наверно, и еще одно объяснение этого страха ГРУ перед шведским правительством. Советский Союз в конце восьмидесятых уже шатало, спецслужбы на международные осложнения идти боялись.
- Элизабет удалось связаться со своими детьми?
Ни разу за семь лет нашего бегства! Они думали, что мать погибла. Элизабет была все время в подавленном состоянии, просила что-то сделать, а Алекса ее мольбы только раздражали. Он считал, что она — фактор риска. Они с Элизабет друг друга ненавидели. Когда мы должны были отмечать ее 50-летие, неожиданно явились Алекс с женой и двое генералов ГРУ Решили составить нам компанию. Но лучше бы не приходили! Когда сели за стол, Алекс говорит: «Внимание, объявляю минуту молчания. Элизабет будет думать о своих детях, которых она никогда не увидит». Жена - в слезы, даже генералы были ошарашены бестактностью Алекса, но не посмели ему возразить. Вообще, я понял по многим признакам, что звание полковника было для Алекса лишь прикрытием. На самом деле он был большим генералом, одним из шишек в ГРУ. Он приказывал, а генералы ему
подчинялись: разве это не странно?
— Почему вы через год неожиданно переехали из Москвы в Будапешт? Шведская пресса сообщала, что вас, как ведущего эксперта, направили натаскивать восточноевропейских шпионов.
- Чего только про меня не писали... Шведы так наседали, что ГРУ решило спрятать нас куда-нибудь подальше. Предложили на вы бор несколько восточноевропейских стран, мы выбрали Венгрию. Приехали под видом пенсионеров из СССР ГРУ положило мне зарплату 432 доллара в месяц, для Венгрии тех времен это были большие деньги. Полковник Чарли из венгерской разведки помог купить квартиру — тоже на деньги ГРУ Все было бы хорошо, но опять подвела легенда. Соседи по дому решили, что мы советские евреи, только евреи тогда могли выкупить себя из Союза, и начались преследования. Венгры - расисты, ненавидят евреев, мы это на своей шкуре испытали. На стене дома рисовали свастики, писали, чтобы мы убирались назад. Мое имя по легенде — Ивар, по-венгерски означает половой орган. Ну уж местные этим на славу воспользовались! В Будапеште у нас лишь два положительных события случилось. Во-первых, я смог наконец-то купить «Трабант», всего три месяца в очереди стоял, а во-вторых, у нас появилась собака Тина, я ее у станции метро нашел, поды хала от голода. Элизабет хоть не много смогла отвлечься от мыслей о детях.
-И у вас в Венгрии не было ни какого профессионального занятия? Даже инструкции для лекарств не переводили?
— Как раз там моими способностями аналитика ГРУ впервые воспользовалось. Вероятно, от отчаяния. Аппарат большой, а правдивой информации о том, что происходило в Восточной Европе, они не получали. Советский блок трещал, венгры повсюду со зданий серпы и молоты стаскивали, открыто говорили, сколько нужно динамита, чтобы взорвать памятник советским воинам-освободителям, а Москва все пребывала в уверенности, что речь идет о мелких недоразумениях. Все события пытались объяснить с позиций марксизма-ленинизма. Посольства боялись раздражать начальство, посылали оптимистичные сводки. Все же мне однажды генерал Лисин из ГРУ признался, что они запутались. Он ко мне в Будапешт наезжал для бесед и как-то сказал: «Мы не знаем ситуации. Венгерские коммунисты боятся признаться, что они потеряли контроль». В результате из Венгрии нам пришлось бежать, как и всем советским. Нас посадили на транспортный самолет, который приземлился на военном аэродроме под Москвой. Я стал свидетелем исторического мига, это было похоже на последний день Помпеи, разваливался советский блок. Одни за другим, почти без перерыва приземлялись
транспортные самолеты из стран Восточной Европы, оттуда выгружались семьи советских чиновников, офицеров. Это было настоящее паническое бегство.

«Коммунизм подошел к последней черте. Тогда я решил перейти в КГБ»

— Но зато в Москве все было как обычно: трехкомнатная квартира на улице Берзарина, домработница Лена, триста пятьдесят рублей зарплаты...
- За год все сильно изменилось. Нас ждала четырехкомнатная квартира на улице Вальтера Ульбрихта, в доме для западных дипломатов. ГРУ, вероятно, уже устало бояться, что нас обнаружат шведы. Кроме того, нам придумали более подходящую легенду. Теперь мы считались Артуром и Эммой Шнейдер, поволжскими немцами. Но это в «экспортном» исполнении. Русским мы говорили, что приехали из ГДР, ведь что это за поволжские немцы, которые не знают русского языка! И вот если в Будапеште нас провожали свастики на стене дома и надписи «убирайтесь, откуда приехали», то продвинутые москвичи на собачьей площадке, узнав, что мы из ГДР, приветствовали словами: «Коммунисмус ист капутт». Союз подошел к последней черте. Тогда же я решил перейти из ГРУ в КГБ.
- У вас была припрятана еще одна секретная папка, которая могла заинтересовать конкурирующую фирму?
- Ничего не было, но я рассчитывал сыграть на соперничестве двух ведомств. Алекс в очередной раз обманул меня, когда я спросил по поводу предоставления нам убежища. На этот раз наше заявление якобы лежало на столе у Горбачева. Появились и бытовые
неудобства, 350 рублей в месяц при инфляции 1989 года стало явно не хватать. Я написал письмо в КГБ и показал Алексу для комментария. Он говорит: «Сожги это дерьмо и не думай, что тебе будет лучше среди гангстеров и воров. Я обсужу с начальством материальные условия, если ты пообещаешь не посылать в КГБ писем». В результате мне подняли содержание до 500 рублей в месяц. Однажды мы гуляли с Алексом, и я увидел в киоске шведскую газету «Дагенс нюхетер». Купил, а там сообщение: умерла Ингер Сперр, моя подруга-шпионка, моя любовь, вместе с которой было столько пережито.
Я знал, что Алекс любил Ингер, в отличие от Элизабет, и попросил его прислать ей на похороны красные розы. Алекс отказал, напомнив, что на похоронах будет полно агентов СЕПО, но по глазам я прочитал, что он поможет. И действительно, потом я узнал, что
анонимный букет красных роз каким-то образом там оказался. Шведская контрразведка поняла, что цветы прислал Стиг Берлинг.
- Вы сказали, что в ГРУ уже не опасались, что вас узнают иностранцы, даже поселили вас в доме для дипломатов. Зачем же было снова отправлять вас из Москвы, на этот раз
на Ближний Восток?
— ГРУ боялось, что в Советском Союзе будет революция, как в Румынии. Они не были уверены в своем существовании. Поэтому мне предложили на выбор три страны, где у ГРУ были сильные позиции: Египет, Алжир и Ливан. Я выбрал Ливан, ведь я провел там
несколько лет. Нас снабдили очередными фальшивыми документами, британскими паспортами на имена Рональда и Сильвии Эбби и посадили на самолет в Бейрут. Я
уже впоследствии узнал, что чета Эбби была в Москве, и у них здесь украли паспорта. Узнаю почерк своих старых приятелей... Характерно, что во всех трех случаях для
нас не смогли придумать правдоподобной легенды. Английский у нас с Элизабет хороший, но носитель языка сразу узнает иностранцев. Какие же мы Эбби! Лучше бы
сделали нас немцами или австрийцами - эти «соотечественники» встречаются на Ближнем Востоке куда реже англичан.
— Наверно, ГРУ есть за что критиковать, но ведь надо признать, что они делали для вас, что могли: спасали как своего ценного сотрудника от грядущей русской революции. Казалось бы, чего проще, оставь чету Берлингов в Москве, и пусть гибнут под обломками империи.
- Шансы на то, что мы погибнем под обломками Ливана, были еще выше. Нам повезло, что как раз к моменту нашего прилета в Бейрут там было объявлено перемирие. У ГРУ в Ливане был старинный приятель, лидер друзов Валид Джумблат, мы стали его личными гостями. Жизнь шла как в «Тысяче и одной ночи». У Джумблата был роскошный дворец в горах, а в подвале располагалась его личная тюрьма, где сидели арабы, сирийцы и израильтяне — полный набор для всех обменных раскладов. Жена Джумблата, полулатышка Нора жаловалась, что крики и стоны пленников не дают ей спать. А в остальном Джумблат был вполне европейским, большим другом Советского Союза. Он даже владел московским рестораном «Азербайджан». Любил повторять восточную
мудрость: «Плохо, что русские необходимы, но хорошо, что они есть».
— Ваше пребывание в Ливане ГРУ оплачивало?
- Нет. Союз разваливался, ГРУ перестало платить и Джумблату, и мне. Но к попытке переворота в августе 1991-го в Москве мы отнеслись по-разному. Джумблату позвонил из Москвы его представитель и сообщил, что путчисты победили. Лидер друзов закатил пир с шампанским, думал, что опять пойдут деньги из Москвы. Он все время до этого заклинал: «Пусть еще хоть немного продержится Советский Союз, наш спонсор». Мы с
Элизабет, наоборот, мечтали о победе демократов: это был наш единственный шанс легализоваться в будущем. На следующий день стало ясно, что путчисты проиграли.
Джумблат устроил траур, а шампанское уже пили мы.
- Вы гостили у друзов почти два года, и говорите, что особых проблем не испытывали. Почему вы решили вернуться в шведскую тюрьму?
- Из-за Элизабет. Она изнывала от тоски по детям, и мой ближневосточный куратор полковник Сергей, военный атташе в Дамаске, подозревал, что она сорвется и даст о себе знать. Я предпринял последнюю попытку получить убежище, уже российское. У Джумблата жил известный русский ученый-арабист Игорь Тимофеев. Он писал биографию отца Джумблата, знаменитого друзского лидера. Ученый часто напивался до беспамятства и однажды свалился в камин и обгорел, мы с Элизабет ему помогли и так подружились. Тимофеев через своих друзей узнал, что шеф службы безопасности российского посольства в Бейруте из КГБ. И вот я встречаюсь с ним в той же
комнате, в которой когда-то впервые познакомился с Алексом. Все по-прежнему, лишь бюст Ленина убрали. Мой собеседник отнесся к моему рассказу с пониманием, сказал, что КГБ никогда бы так не поступило с нами, как это сделало ГРУ Обещал отослать мое письмо в Москву, начальству Но те все передали в ГРУ, начальника службы безопасности отозвали в Москву, а ко мне на беседу с моим письмом приехали два генерала, Майк и
Владимир. Со мной говорили мягко, а на Джумблата Майк орал, как на школьника, почему он плохо шпионил за мной, позволил явиться в российское посольство. В конце концов стал рисовать радужные перспективы, обещал хорошие фальшивые канадские паспорта и полмиллиона долларов, чтобы мы окончательно растворились в мире и не беспокоили ГРУ.
- Но Элизабет тут же встретилась бы со своими детьми, и вы бы рассказали о всех ваших проблемах с ГРУ! Неужели Майк этого не понимал?
- Конечно, понимал. Вся эта басня про Канаду была для отвода глаз. Суть сводилась к тому, что он попросил дать ему паспорт Элизабет. Я под каким-то предлогом отказался сделать это сразу, но Майк потребовал вернуть его через три месяца. Мы поняли, что у нас есть только этот срок для бегства. Элизабет уже пытались убить, она чудом увернулась от летевшего ей в горло колпака от колеса машины, второй раз ее бы точно убрали. А вслед за Элизабет прикончили бы и меня. Начальник службы безопасности Джумблата, мой приятель, предупредил меня: «Если они убьют ее, ты станешь тоже фактором риска».
- Это правда, что вы решили вернуться в Швецию, поставив только одно условие: контрразведка оплачивает карантин ваших собак?
- Да, так и было. У нас, кроме Тины из Будапешта, к тому времени появился еще один пес, пудель Бонни. Они стали для нас членами семьи, не бросать же было их на Кипре, куда мы бежали из Ливана. Джумблат, кстати, знал о наших планах, даже сунул нам денег на дорогу. Он нам сочувствовал, но и с русскими проблем не хотел.

«Я хочу вернуться домой»

- И как выглядел ваш первый контакт с СЕПО после семилетней разлуки?
— Я позвонил из телефона-автомата на Кипре в управление полиции, попросил соединить с Йораном Арнфорсом, моим следователем из СЕПО. Полицейский отвечает: «Он в отпуске, а кто его спрашивает?». Я говорю: «Стиг Берлинг Я хочу вернуться домой». Дежурный, вероятно, уже на часы поглядывал, когда рабочий день закончится, поэтому машинально отвечает: «Все хотят домой». Но на этом театр абсурда не закончился. Я повторил, что я - Стиг Берлинг, и вдруг на том конце провода раздается вздох: «Боже, только не еще один!». «Я настоящий Берлинг».
«Они все так говорят», - не верит полицейский. В конце концов договорились. Следователя разыскали в отпуске, и я поставил свои условия: прилетаю в Стокгольм сам,
на аэродроме никаких наручников, и они обеспечивают карантин собакам - по 18 тысяч крон на каждую. СЕПО пошло на все, лишь бы заполучить меня назад.
— Эта оплата карантина вашим псам за счет денег налогоплательщиков вызвала самое большое возмущение в Швеции. Люди писали в газеты о своих любимцах, которых были вынуждены бросить за границей, возмущались, мол, надо продать родину, чтобы государство платило за собачий карантин. Неужели у вас от щедрот ГРУ ничего не осталось?
- Я уже говорил, что «живых» денег получил немного, всего 68 тысяч крон, с этого не отложишь. Другое дело, что ГРУ потратило на все наши переезды и устройство почти
400 тысяч долларов. Если бы нам дали убежище, могли бы эти деньги сэкономить. А то, что СЕПО заплатило за собачий карантин, мы потом отдали, это было делом принципа.
- Стиг, о драматизме ваших скитаний вы рассказали много, так неужели бегство из тюрьмы было напрасным?
- Ну почему же. Сколько новых интересных мест я увидел, каких людей встречал! Один Джумблат чего стоит Кроме того, когда я вернулся, СЕПО вело себя со мной мягко,
чему-то мой побег их все же научил. Моя жена Элизабет вот только завидует, что не испытала вместе со мной всех этих приключений.
- Подождите, подождите. Ведь, во-первых, Элизабет испытала, а вовторых, она умерла в 1997 году.
- Новая жена, ее тоже зовут Элизабет. Она психолог, написала мне, когда я досиживал свой срок в тюрьме, и у нас завязался роман. В результате она бросила своего мужа инженера, двоих детей и переехала ко мне. Конечно, быть женой Берлинга тяжело, на работу трудно устроиться, но больше всего ее огорчает, что она не может испытать всего
того, что рыпало на долю моих предыдущих подруг.
- Но, может, еще испытает, а? Что бы вы сейчас могли делать для России?
— Я бы мог выполнять аналитическую работу! Я это хорошо могу делать, - хотя глаза моего собеседника были скрыты под темными стеклами, мне показалось, что в них
загорелся азартный огонь.
Я понял, что полковник ГРУ Стиг Берлинг совсем не считает себя вышедшим в отставку Как жаль, что с ним разговаривал просто журналист!

Алексей Смирнов, «Новые Известия», из Стокгольма.