Попробую поработать Ходжой Насреддином
Существенные, на мой взгляд, пункты:
1. алга имеет смысл в тех тюркских языках, где встречается. Не только «вперёд», но и ряд других значений. Тем не менее, в случае команды и боевого клича понимается однозначно. Для сравнения: в русском языке «есть!» как ответ на приказание тоже имеет вполне понятный смысл: то, что приказано, уже как бы существует в голове исполнителя. И никак не смешивается, например, со смыслом «кушать». При этом «есть!» является заимствованием из английского “yes!”, у которого смысл попроще. Причём русским (морякам, очевидно) изначально «казалось», что англичане сами говорят «есть!», так что форма «ес» в русском вряд ли когда-нибудь существовала вообще.
2. «алга» есть далеко не во всех тюркских языках. Оно есть в кипчакских, т.е. в татарском, казахском, кыргызском, причём имеется алга-алгы (вперёд-передний) с параллельным алда-алды (впереди-перед[няя часть]). Примерно то же в «половецкой подгруппе» (карачаевско-балкарский и кумыкский) и в карлукских (узбекский, уйгурский). Ни в сибирских группах (хакасский, тувинский, якутский), ни в огузских (турецкий, азербайджанский, туркменский) слова нет, хотя в хакасском корень с этим смыслом («переднее») представлен как алнын-. Причём «алга» и т.п. явное новообразование, старый корень (монгольское өмнө, якутское инники, турецкое ön) в этих языках приобрёл значение «правый» (казахско-кыргызское оң , узбекское ўнг).
3. Таким образом, «алга» может не быть прямым заимствованием тюрок от монголов, но несомненно «провзаимодействовало» с монгольским словом, чтобы стать боевым кличем-командой и “подавить» коннотации, производные от весьма продуктивной глагольной основы «ал-». У не менее воинственных турок их слово для «вперёд!» (“ileri”, имеет аналоги во всех тюркских и даже в монгольском) такого значения не приобрело. Дополнительно можно отметить, что Махмуд Кашгарский, кроме “alın” – «лоб», приводит также слово “alındı”, которое означает не мишарское «алында - впереди», а «захвачен, попал в плен» (производное от основы ал- с аффиксом свершенного вида). Т.е. гипотетическое «алынга» в качестве клича могло прозвучать для Махмуда Кашгарского как «в плен!» :-)
3. В грузинском целых ТРИ буквы Х, и ещё два гортанных К (в дополнение к обычному), названия на грузинском (чтобы не загромождать малопонятными закорючками) – ХАЭ («слабое х»), ХАНИ («сильное/гортанное х»), ХАР (в современном языке не употребляется, видимо, ещё более отрывистое твёрдое х, пишут, что аналог казахского қ ), а также КХАНИ (гортанное придыхательное к) и КАРИ (смягчённый вариант предыдущего). Но дело в том, что с ХАНИ «ахла» по-грузински означает «теперь», и, скорее всего, с точки зрения грузинского хрониста или его информатора монголы орали «щас!-щас!-щас!». Кроме того, есть слово «алкха» с КАРИ, оно означает «осада»! Другие варианты «алха» встречаются с ХАНИ и КХАНИ, но только как части слов, и в целом сочетания «-лха-» в разы реже встречаются в грузинском, чем сочетания «-хла-» (Чтобы понимать встречаемость, я тупо взял грузинский онлайн-текст «Витязя в тигровой шкуре» и пробил все варианты. К сожалению, орфография современная, т.е. ХАР не встречается.) Именно эта особенность грузинского языка может, на мой взгляд, объяснить иначе загадочную и беспричинную инверсию «лх->хл». Т.е. монголы кричали всё-таки «алхаа!». У тюрок, кстати, никакой внутренней языковой потребности в такой инверсии нет.
4. Насчёт того, кричали ли монголы «марш» или «убить». Я думаю, что всё-таки «марш!», т.е. «алхаа!», а не «алах!» Во втором варианте «а» между «л» и «х» будет произноситься очень отчётливо – на этот гласный придётся основная сила крика, и грузинский информатор не мог бы не услышать в этом мусульманское имя Бога (которое по-грузински «Алахи» черех ХАЭ). Но для него «л» и «х» сливались настолько, что превратились в знакомое слово «ахла».
