От Пауль Ответить на сообщение
К Андю Ответить по почте
Дата 12.11.2018 06:29:16 Найти в дереве
Рубрики Армия; 1917-1939; Версия для печати

Библиографический обзор подробный

И.Л. Шерман. Советская историография гражданской войны в СССР (1920—1931). Харьков, 1964.

ГЛАВА VII

ВОЙНА С БУРЖУАЗНО-ПОМЕЩИЧЬЕЙ ПОЛЬШЕЙ

К весне 1920 года Советская страна одержала решающие победы в борьбе с интервенцией и внутренней контрреволюцией. С разгромом Деникина был пройден самый критический период гражданской войны, и Советское государство могло приступить к мирному социалистическому строительству. Однако в 1920 году англо-американские и французские империалисты опять пытались задушить Советское государство. На этот раз главной ставкой империализма явилась буржуазно-помещичья Польша, развязавшая 25 апреля 1920 года войну против Советской страны.

В. И. Ленин считал войну с буржуазной Польшей прямым продолжением гражданской войны в России и одним из звеньев длинной цепи организованного наступления империализма, рассчитанного на удушение Советского государства.

Характеризуя причины польско-советской войны, В. И. Ленин говорил в октябре 1920 года: «Поляки нам войну навязали, и мы знаем, что тут главную роль играли даже не польские помещики, не польские капиталисты, ибо положение Польши, как и теперь, было отчаянное. Она с отчаяния пошла на эту авантюру. Но главная сила, которая толкала поляков на войну с нами, 'была, конечно, сила капитала международного и, в первую голову, французского... Вот при каких условиях эта война началась. Она означала новую попытку союзников разрушить Советскую республику...»(1).

В. И. Ленин указывал, что антантовский империализм и буржуазная Польша, воюя против Советского государства, решали не польский и не русский вопрос, а стремились к сокрушению первого в мире социалистического государства. В. И. Ленин исходил из того, что в войне с буржуазно-помещичьей Польшей. Советское государство опиралось не только на внутренние силы, но и на революционные силы внутри Польши, так же, как и польская буржуазия пыталась в борьбе с Советской властью опереться на враждебные социалистической революции силы внутри Советской страны, свидетельством чего был союз белополяков с Петлюрой.
____________
1. В. И. Ленин. Соч., т. 31, стр. 277.


В. И. Ленин неоднократно подчеркивал, что эта война в еще большей степени, чем война с внутренней контрреволюцией была направлена непосредственно против Антанты, рассматривавшей буржуазную Польшу как орудие империалистического Версальского мира и тарана в борьбе против Советской России. «Вот почему, — писал В. И. Ленин, — когда разгорелась война с Польшей, от которой мы так хотели избавиться ценой хотя бы больших уступок, эта война с Польшей оказалась более непосредственной войной против Антанты, чем предыдущие войны..., наступая на Польшу, мы тем самым наступаем на самую Антанту; разрушая польскую армию, мы разрушаем тот Версальский мир, на котором держится вся система теперешних международных отношений»(1).

В работах В. И. Ленина дан подробный и исчерпывающий анализ всех этапов этой войны и раскрыты причины поражения советских войск под Варшавой в августе 1920 года.

На X съезде партии В. И. Ленин говорил: «При нашем наступлении, слишком быстром продвижении почти что до Варшавы, несомненно, была сделана ошибка. Я сейчас не буду разбирать, была ли эта ошибка стратегическая или политическая, ибо это завело бы меня слишком далеко, — я думаю, что это должно составлять дело будущих историков... Но во всяком случае ошибка налицо, и эта ошибка вызвана тем, что перевес наших сил был переоценен нами...»(2).

Вместе с тем В. И. Ленин подчеркивал и доказывал, что, несмотря на поражение под Варшавой, Советская страна в целом выиграла войну, а планы Антанты и польской буржуазии потерпели полный крах. Делая обзор советско-польской войны вплоть до ее окончания, В. И. Ленин отмечал, что Советская страна заключила мир на более выгодных для себя условиях, чем предлагала Польше до начала войны. «Это еще раз доказывает вам, — говорил В. И. Ленин, — что, когда Советская власть делает свое предложение относительно мира, к ее словам и заявлениям обязательно нужно относиться серьезно, в противном случае будет то, что мы предлагаем мир на условиях худших, а получаем этот мир на условиях лучших. Этого урока польские помещики и капиталисты, конечно, не забудут, они понимают, что они зарвались, теперь они получили мир на меньшей территории, чем им предлагалось раньше»(3).
____________
1. В. И. Ленин. Соч., т. 31, стр. 280—281.
2. В. И. Ленин. Соч., т. 32, стр. 149.
3. В. И. Ленин. Соч., т. 31, стр. 294—296.


В то же время В. И. Ленин неоднократно указывал, что крах авантюры Антанты и белополяков и пребывание советских войск под Варшавой оказали могущественное воздействие на революционное движение в Европе, подняли это движение на небывалую высоту, на совершенно новую ступень революции(1).

История войны с белополяками отражена в многочисленных воспоминаниях и материалах, опубликованных на протяжении 20-х годов(2). Воспоминания и материалы о советско-польской войне напечатаны в журнале «Летопись революции», сборниках украинского и белорусского истпартов, а также в многочисленных сборниках, посвященных истории отдельных соединений и частей Красной Армии.

Война с буржуазной Польшей довольно широко отражена, и в публицистике(3).

* * *

Особенностью исторической литературы 20-х годов, посвященной советско-польской войне, является то, что она целиком может быть отнесена к военной историографии. Литература по данной проблеме посвящена исключительно военно-оперативному и военно-историческому анализу этой войны. О богатстве и значении военно-исторической литературы можно судить хотя бы по тому, что она составляет до 30 книг и около 80 исследовательских статей(4). Кроме того, на эту тему, написано огромное количество военно-популярных статей и очерков, опубликованных в военных журналах «Война и революция». «Революционная военная мысль», «Армия и революция», «Революция и война», «Военный вестник», «Военная наука и революция».
____________
1. В. И. Ленин. Соч., т. 31, стр. 251.
2. И. Степанов, С Красной Армией на панскую Польшу. Впечатления и наблюдения; М., 1920; Д. Заславский. Поляки в Киеве в 1920 г. «Былое», 1922, № 18; X. Давыдов. Из воспоминаний о перемирии с поляками. «Революционная военная мысль», 1922, 7; В. Козеровский. В плену у интервентов. М., 1925. Б. Дунаев. Две эвакуации. М., 1926; Е. Рубинштейн. В петлюровско-польском подполье. «Летопись революции», 1926, № 5; И. Моденов. Двадцатая дивизия на польском фронте. М—Л., 1928; В. Кузнецов. Из воспоминаний политработника. М.—Л., 1930; С. Котов. На Березине (1920). М.—Л., 1930; и др.
3. Р. Берзин. Борьба с польскими панами. «Революционный фронт», 1920, № 5; М. Павлович. Польская авантюра. «Революционный фронт», 1920, № 4; Его же. Украина как объект международной контрреволюции. М., 1920; и др.
4. С. Меженинов. Начало борьбы с белополяками. М.. 1921; Е. Сергеев. От Двины к Висле. Смоленск, 1923; К. Невежин. Красная Армия на Западном фронте в русско-польскую войну. М.. 1923; Л. Клюев. I Конная армия на польском фронте в 1920 г. Л. 1925; Н. Какурин, В. Меликов. Война с белополяками 1920 г. М., 1925; В. Путна. К Висле и обратно. М., 1927; В. Меликов. Марна (1914), Висла (1920), Смирна (1922), М., 1928; Е. Шиловский; На Березине. М.—Л., 1928; Г. Гай. На Варшаву! Действия 3 конного корпуса на Западном фронте. М.—Л., 1928; Н. Какурин, К. Берендс. Киевская операция поляков. М., 1928; Н. Варфоломеев. Мозырская операция. М.—Л., 1930; и др,


Исключительный интерес советской военной историографии 20-х годов к истории данной войны объяснялся как обилием военно-оперативного материала, относящегося именно к этой войне, так и стремлением разобраться в причинах неожиданного поражения на Висле после столь быстрого наступления советских войск в июне-августе 1920 года. Интерес военно-исторической науки к данной проблеме был вызван также стремлением извлечь опыт из этой войны в случае новой агрессии империализма, что было весьма реальным в напряженной международной обстановке 20-х годов.

Характерно, что из всей литературы о войне с буржуазной Польшей, насчитывающей до 300 названий, только примерно четвертая часть посвящена ходу войны до середины августа 1920 года. Основная же масса работ посвящена главным образом операциям на Висле и последующим боям. Многие из этих работ ставят своей целью выяснить причины неудачи советских войск на Висле, а в связи с этим и проанализировать вопрос о взаимодействии Западного и Юго-Западного фронтов.

Изучая военно-историческую литературу 20-х годов по истории данной проблемы, нельзя забывать, что ее творцами были активные участники войны, занимавшие в 1920 году крупные посты в Красной Армии — М. Н. Тухачевский, А. И. Егоров, Б. М. Шапошников, С. С. Каменев, Р. П. Эйдеман, Г. Д. Гай, Л. Л. Клюев и другие.

Многие из этих работ в какой-то степени написаны на основе личных наблюдений, что, конечно, накладывает на них субъективный отпечаток. Почти все они анализируют большой военно-оперативный материал, почерпнутый авторами из архива Красной Армии, архивов отдельных частей и личных архивов. Наряду с анализом большого фактического материала, многие авторы прибегают к широким историческим и теоретическим обобщениям. Вся литература военной историографии 20-х годов дает ценный материал как для истории советской военной стратегии и тактики, так и по истории гражданской войны в целом.

Первая работа по истории войны с буржуазной Польшей появилась в 1922 году. Она была написана известным военным историком 20-х годов Н. Какуриным(1).

Поставив своей задачей показать борьбу с буржуазной Польшей на всем протяжении гражданской войны, автор в начале работы дает общий обзор отношений с Польшей и военных действий на западе в 1918 — начале 1920 годов.

Всю борьбу Советской страны против буржуазной Польши автор делит на четыре периода.
____________
1. Н. Какурин. Русско-Польская кампания 1918—1920 гг. Политико-стратегический очерк. М., 1922.


Первый период — с момента очищения немцами и австрийцами оккупированных территорий до окончательного самоопределения советских республик Литвы и Белоруссии.

Второй — натиск белой Польши на эти республики, закончившийся захватом ею части территории этих республик.

Третий — временная приостановка белопольской агрессии и подготовка к новому удару против Советской страны.

Четвертый — война буржуазной Польши против Советской России.

В свете этой хорошо аргументированной периодизации неудачно выглядит название книги Н. Какурина «Русско-Польская кампания...». Этим названием автор выхолащивает классовый смысл данной войны, явившейся продолжением гражданской войны и борьбы против агрессии Антанты. Эта же ошибка несколько сказывается и в определении причин советско-польской войны в 1920 году.

В целом, однако, работа Какурина дает политически правильное представление об этой войне, ярко и убедительно показывает агрессивные устремления белополяков и замыслы империалистов Антанты, использовавших их в борьбе против Советской страны.

Оценивая наступление белополяков на Украине, Н. Какурин считает, что по своим стратегическим результатам оно было ничтожно и поставило их даже в невыгодное положение. Захват Киева и значительной части Правобережной Украины не оправдал широкой растяжки польского фронта, учитывая то, что Пилсудскому не удалось нанести сокрушительный удар армиям Юго-Западного фронта, которые быстро оправились и при помощи прибывшей I Конной армии нанесли сильный контрудар.

В политическом отношении наступление белополяков дало для них еще более отрицательные результаты, а их союзник Петлюра не нашел никакой поддержки со стороны украинского народа. Таким образом, белополяки лишь удлинили свой фронт на второстепенном театре, чем лишили себя возможности располагать свободными силами на важнейших направлениях(1).

Фронт белополяков на Украине был окончательно смят, но был лишь надломлен на главном театре войны. Белополяки не теряли надежды на то, что им удастся поправить свое положение(2).

Охарактеризовав дальнейший ход наступления Красной Армии, автор считает, что его кульминационной точкой следует считать примерно 20 июля, когда в Ковельском направлении советские войска подошли к реке Стырь, в Дубно-Ровенском направлении шли упорные бои за Кременец, а южнее — бои на реке Збруч.
____________
1. Н. Какурин. Русско-Польская кампания 1918—1920 гг., стр. 43.
2. Там же, стр. 47.


Именно с этого момента, считает автор, войска Юго-Западного фронта начали действовать по расходящимся направлениям, что и привело впоследствии к поражению на Висле.

Отступление же польских армий происходило по сходящимся направлениям. Там самым фронт их, сокращаясь, усиливался, причем белополяки отходили на свои базы, откуда черпали новые резервы. Следовательно, сопротивление белополяков возрастало по мере отхода их в глубь Польши. Он также отмечает, что советские войска, совершив в течение месяца марш в 500 верст, имея в своем тылу разрушенную противником железнодорожную сеть, потеряли прочную связь с тылами.

Какурин считает, что, если в начале наступления соотношение советских войск к польским в боевых линиях составляло 8 к 5, то к операции на Висле соотношение это уже равнялось 4 к 10, т. е. противник в боях под Варшавой был сильнее в два с половиной раза(1).
Ссылаясь на польские источники, автор отмечает, что еще 6 августа польское командование принимает новый план действий, основная идея которого сводилась к тому, чтобы удержать Варшаву и ценой потери пространства на Южном фронте получить численное превосходство на Севере. Для этого Пилсудский решил оттянуть северную группу армий на линию Новогеоргиевск — предмостное укрепление Варшавы — Средняя Висла и путем сокращения фронта и перегруппировок создать ударную группу для атаки левого крыла и тыла советских армий, наступающих на Варшаву. Охарактеризовав затем детали польского плана, он подчеркивает, что после того, как советские войска прошли Полесье, обстановка требовала объединения управления армиями обоих фронтов в руках единого командования. Тогда бы армии Юго-Западного фронта не действовали по расходящимся направлениям(2).

Какурин утверждает, что командование Западным фронтом строило план форсирования Вислы и овладения Варшавой, рассчитывая на то, что в его распоряжение к началу решительных операций перейдут XII и I Конная армии. Поэтому Тухачевский, учитывая численное превосходство поляков, предполагал форсировать Вислу выше и ниже Варшавы, оставив перед нею лишь необходимый заслон, и овладеть городом с тыла. Активная роль по-прежнему оставалась за правым флангом Западного франта, который поэтому особенно укреплялся.
____________
1. Н. Какурин. Русско-Польская кампания 1918—1920 гг., стр. 57.
2. Там же, стр. 58.


Этот план был составлен таким образом, чтобы не дать противнику спокойно укрепляться за сильной оборонительной линией реки Нарева, так как, усилившись там, он легко мог ударить по советским коммуникациям, отходившим параллельно Нареву в северо-восточном направлении по линии железных дорог. Это было бы очень опасно, потому что основные советские войска целиком могли бы ввязаться в бой за Варшаву на правом, а может быть и на левом берегу Вислы(1)

Автор пишет, что если бы командование Западного фронта своевременно получило XII и I Конную армии, тогда заслон, остающийся перед Варшавой, был бы обеспечен, так как группа от Люблина всегда могла изменить направление своего движения и, свернув на север, атаковать противника во фланг и тыл, сближаясь с заслоном. В конечном итоге, командование фронтом предлагало, растянув XVI армию в виде заслона на правом берегу Вислы перед Варшавой, сосредоточить северную ударную группу в составе IV, XV и III армий и конного корпуса Гая на участке Плоцк—Новогеоргиевск и перебросить их на левый берег Вислы. Южная же ударная группа в составе XII армии, конной группы и мозырской группы должна была переправиться в это время через Вислу в районе Ивангорода. Однако IV армия, осуществляя этот план, вследствие плохой связи безостановочно двигаясь на запад, сначала уклонилась, а потом и вовсе оторвалась от XV и III армий и не оказала никакого воздействия на завязавшееся впоследствии сражение на их фронте. Какурин считает, что по вине командования IV армии план Западного фронта не полностью был осуществлен на правом фланге и совсем не осуществлен на левом.

Итак, оба эти обстоятельства, пишет автор, т. е. задержка XII и I Конной и неправильные действия IV армии, да к тому же двойное превосходство противника оказали решающее влияние на операции Красной Армии на Висле(2).

В конце 1922 года со статьей о советско-польской войне выступил бывший Главнокомандующий Красной Армией С. С. Каменев(3). Он писал, что главной целью наступления советских армий было стремление обойти Варшаву с севера и отрезать польские армии от Данцига, через который Антанта снабжала Польшу оружием. Это должен был решить Западный фронт при помощи Юго-Западного. Однако, пишет он, войска Юго-Западного фронта наступали медленнее войск Западного вследствие усталости I Конной, XII и XIV армий. К тому же по инерции наступления I Конная, главная сила Юго-Западного фронта была увлечена второстепенной задачей — овладением Львовом.
____________
1. Н. Какурин. Русско-Польская кампания 1918—1920 гг., стр. 59.
2. Там же.
3. С. С. Каменев. Борьба с белой Польшей. «Военный вестник», 1922, № 12.


Это привело, указывает автор, к нарушению взаимодействия фронтов, поэтому еще 6 августа Главком распорядился отвести I Конную от Львова и подготовить ее к новому наступлению в соответствии с планами Западного фронта. Однако стихия боя, пишет он, не дала возможности осуществить это и в решающих сражениях на Висле взаимодействие было нарушено, а I Конная армия была нейтрализована и не участвовала поэтому в решающих боях. Таким образом, С. С. Каменев не ставит вопрос о конкретных виновниках нарушения взаимодействия фронтов.

В 1923 году вышла работа М. Н. Тухачевского «Поход за Вислу», представляющая собой ряд лекций, прочитанных им в Военной академии РККА в феврале того же года. Источником лекций явились официальные документы оперативного управления штаба фронта, воспоминания, а также некоторые советские и французские работы.

Характеризуя военную обстановку к весне 1920 года, Тухачевский отмечает, что к этому времени была возможность «почти все наши вооруженные силы перебросить на Западный фронт в жестокую борьбу с армиями белополяков»(1). М. Н. Тухачевский приводит подробные цифровые данные о соотношении советских и польских сил на Западном фронте на всем протяжении войны и приходит к выводу, что силы были равны.

Относительно первого наступления Западного фронта, начавшегося 14 мая, автор пишет, что оно произошло тогда, когда еще не все силы советской армии успели здесь сосредоточиться. План наступления предусматривал прорыв через Смоленские ворота, разгром левого фланга польской армии и прижатие остальных ее сил к Пинским болотам. Этот план имел то преимущество, что он позволял в значительной мере экономить силы. «Враждебная полякам Литва, — пишет он, — в случае нашего продвижения, с успехом могла обеспечить наш фланг и тыл. Дальше эту же задачу могла выполнять Восточная Пруссия, даже без всякого на то ее согласия. Таким образом, после первого же прорыва все наши силы могли быть использованы для активных действий против основных масс польской армии и лишь незначительное внимание мы должны были уделить своему правому флангу и тылу»(2).

Успех наступления советских войск был настолько неожиданным для поляков, что их главное командование проявило определенную неустойчивость, начав переброску сил с Юго-Западного на Западный фронт. М. Н. Тухачевский пишет, что, несмотря на то, что первая наступательная операция не достигла своей цели, она все же имела очень важное значение для дальнейшего хода войны, так как показала, что советские войска в состоянии разгромить противника.
____________
1. М. Н. Тухачевский. Поход за Вислу. М., 1923, стр. 4.
2. Там же, стр. 9.


Наступательная операция улучшила положение Юго-Западного фронта и, что самое главное, взятие Смоленских ворот позволило Красной Армии значительно облегчить организацию генерального наступления на всем Западном фронте в июне 1920 года. Автор показывает, как благодаря большой организаторской работе партии и командования в июне 1920 года удалось намного усилить количественно и качественно войска Западного фронта.

Стратегический план наступления в июне, пишет Тухачевский, был подобен майскому плану. В его основу «была положена та же идея упирания нашего правого фланга в Литву и Восточную Пруссию и отбрасывания польских сил к болотистому Полесью. Таким образом, направление главного удара проходило опять-таки через «Смоленские ворота». Зато теперь движение по «воротам» для нас было гораздо удобнее. Нам не приходилось загибать своего фланга и можно было прямолинейно действовать во фланг польской армии, прочно оседлав действующую уже железную дорогу Полоцк—Молодечно»(1).

М. Н. Тухачевский очень подробно анализирует стратегию и тактику наступавших войск Западного фронта в июне—августе 1920 года. Останавливается он и на состоянии польского тыла, а также на революционном движении на Западе. Следует, однако, отметить, что автор слишком преувеличивал революционность польского и западноевропейского пролетариата и возможность революции в Польше. Он, например, даже писал: «Капиталистическая Европа была потрясена до основания и, если бы не наши стратегические ошибки, не наш военный проигрыш, то быть может польская кампания явилась бы связующим звеном между революцией Октябрьской и революцией западноевропейской»(2).

Тухачевский также преувеличивает степень деморализации польской армии к августу 1920 года. Этим обстоятельством автор мотивирует свою критику тех военных историков 20-х годов, которые считали, что советским войскам следовало остановиться на границах Польши, улучшить коммуникации, накопить новые силы, а затем уже продолжать наступление. Он прав, считая, что останавливаться ни в коем случае не следовало, учтя деморализацию противника и возможность быстрого и решительного его разгрома.

Здесь автор подходит к анализу главного вопроса — взаимодействия фронтов и причин неудачи войск Западного фронта на Висле. Говоря о разногласиях 8 августа между Главкомом и комзапом о дальнейшем направлении главного удара после задержки советских войск на Нареве и Бобре, Тухачевский считает ошибочным мнение Главкома о необходимости прекращения «густого» наступления северной группировки на Запад и предложение обрушиться главной массой сил на левый фланг этой основной группировки с тем, чтобы еще до Вислы окончательно разгромить польскую армию.
____________
1. М. Н. Тухачевский. Поход за Вислу, стр. 18.
2. Там же, стр. 31.


По мнению автора, командование фронта исходило из того, что основная группировка польских войск все же находилась на направлении главного наступления, и снижение советского ударного тарана к югу означало бы собой удар по воздуху, потерю времени и вывод всей этой массы войск на самое труднопреодолимое Варшавское направление.

Ссылаясь на польские источники, ставшие известными уже после войны, автор пишет, что еще 6 августа польское командование решило оторвать свои войска от наседавших красных армий и, произведя за Вислой основную перегруппировку, перейти в контрнаступление. «Конечно, вступить в решительное сражение до Вислы было для нас гораздо приятнее, но противник отходил и надо было готовиться к самому трудному, к самому тяжелому и к самому опасному действию, к сражению со всеми польскими силами, опирающимися на широкую, быструю и трудно переходимую Вислу»(1). Тухачевский еще раз подчеркивает, что судьба Польши решалась на Висле, и поэтому с Львовского направления поляки оттянули сюда почти все свои силы, оставив там только петлюровские части, одну кавалерийскую дивизию и небольшие пехотные части для прикрытия нефтяного района. «Польское командование, — пишет он, — рискует потерять Галицию, но надеялось выиграть генеральное сражение и тем спасти буржуазную Польшу. И поэтому вся польская армия сосредоточивается на Висле»(2).

Напомнив, что еще до начала войны было решено объединить Западный и Юго-Западный фронты после выхода на меридиан Брест-Литовска, он отмечает, что попытка привести это в исполнение оказалась невыполненной в силу полного отсутствия средств связи. Обстановка требовала, чтобы объединение произошло еще в конце июля, но средства связи позволяли это якобы сделать только 13—14 августа. Тухачевский считает, что командование Западного фронта со дня на день рассчитывало получить I и XII армии, а в это время силы Юго-Западного фронта решали хоть и важную, но местную задачу овладения Львовом. «Сюда-то, — пишет автор, — и направлялись основные усилия Юго-Западного фронта, расходясь таким образом с усилиями Западного фронта не менее как на 90 градусов»(3).

По мнению Тухачевского, налаживанию взаимодействия фронтов мешала еще и раздвоенность командования Юго-Западного фронта, внимание которого отвлекалось действиями против Врангеля.
____________
1. М. Н. Тухачевский. Поход за Вислу, стр. 37.
2. Там же, стр. 40.
3. Там же, стр. 41.


Таким образом, выйдя на подступы к Висле, Западный фронт был предоставлен своим собственным силам в то время как против него были сосредоточены силы всей польской армии(1). «Наши силы, — пишет автор, — к этому решающему моменту оказались раздробленными и глядящими по разным направлениям. Те усилия, которые были предприняты главным командованием для перегруппировки основной массы Юго-Западного фронта на Люблинское направление, к сожалению, в силу целого ряда неожиданных причин, успехом не увенчались и перегруппировка повисла в воздухе»(2).

Затем Тухачевский более откровенно пишет, что командование Юго-Западного фронта затянуло передачу I Конной армии для направления ее на Замостье-Грубешов, что следовало из директивы Главкома от 11 августа. Он пишет, что расчет времени и пространства показывает, что эта директива Главкома могла быть, безусловно, выполнена до перехода южной польской группировки в наступление. Если бы выполнение несколько и запоздало, то польские части, перешедшие в наступление, были бы поставлены перед неизбежностью полного разгрома, получив по тылам удар нашей победоносной Конной армии(3). Далее он указывает, что Конная армия, ввязавшись в бесплодные бои за Львов, приступила с таким запозданием к перегруппировке, что ничего полезного на Люблинском направлении сделать уже не могла(4).

Анализируя стратегический план разгрома белополяков на Висле, Тухачевский подчеркивает, что основные силы противника были сконцентрированы против главной группировки Западного фронта в районе Цеханов—Новогеоргиевск—Варшава. Здесь противник имел 70 000 штыков и сабель. На остальных направлениях у противника было гораздо меньше силы, и лишь мозырская группа встречала на своем пути более упорное сопротивление. Действовать необходимо было быстро и решительно, несмотря на то, что силы Западного фронта не превышали 40 000 штыков и сабель. Надо было атаковать противника вдвое более сильного и притом опирающегося на Вислу. Было очевидно, считает он, что только на основе частной победы, на основе первоначального разгрома одного из участков польского фронта, можно было выиграть решающее сражение.

Нанесение удара в центре, в Варшавском направлении, было непосильной задачей. Оставался разгром одного из флангов — правого или левого. Выходя на левый фланг противника. Красная Армия угрожала его сообщению с Данцигом — главной артерией подвоза оружия из Франции.
____________
1. М. Н. Тухачевский. Поход за Вислу, стр. 41
2. Там же, стр. 42.
3. Там же, стр. 49.
4. Там же.


Еще одним преимуществом этого направления, пишет автор, было то, что советские войска для этого удара не должны были делать никаких существенных перегруппировок, чем выигрывалось время. Отрицательным в этом направлении было то, что отходящие части становились тылом к Восточной Пруссии, а это стесняло их оперативную свободу.

Тухачевский считает, что атака правого фланга польской группировки была недопустима, так как пришлось бы прорывать весь польский стратегический фронт, что при превосходстве сил противника и необходимости форсировать Вислу чрезвычайно усложняло операции. Кроме того, наступление против правого фланга требовало сложных перегруппировок советских войск, а также перемены коммуникации на Клендели и Брест. Наступление же двумя группами являлось совершенно невозможным ввиду малочисленности советских войск.

«Итак, — пишет автор, — оставалось решиться на атаку польского левого фланга, выставив заслон на Ивангородском направлении и рассчитывая на подтяжку в период выполнения операции сил Юго-Западного фронта на Люблинское направление»

Оправдывая глубокий обход Варшавы с севера, Тухачевский пишет, что если бы противник встретил контрнаступлением на правом берегу Вислы, то советская группировка оставалась бы очень плотной и охватывающей. Если бы противник не был в состоянии вступить в открытый бой и отошел от Вислы, то для облегчения форсирования этой чрезвычайно трудной переправы необходимо было бы совершать ее на широком фронте из-за отсутствия понтонных средств.

М. Н. Тухачевский убежден в правильности стратегического плана разгрома белополяков с севера при условии помощи I Конной армии и XII армии Юго-Западного фронта, которые должны были оказать поддержку на Люблинском направлении.

Наряду с нарушением взаимодействия фронтов по вине Юго-Западного фронта М. Н. Тухачевский считает, что одной из причин поражения советских войск на Висле были неумелые действия командования IV армии в районе Данцигского коридора.

М. Н. Тухачевский приходит к заключению, что сражение на Висле проиграла не политика, а стратегия. «Основными причинами гибели операции, — пишет он, — можно признать недостаточно серьезное отношение к вопросам подготовки управления войсками. Технические средства имелись в недостаточное количестве в значительной степени благодаря тому, что им не было уделено должного внимания. Далее, неподготовленность некоторых наших высших начальников делала невозможные исправление на местах недостатков технического управления.
____________
1. М. Н. Тухачевский. Поход за Вислу, стр. 44.


Расхождение ко времени решительного столкновения почти под прямым углом главных сил Западного и Юго-Западного фронтов предрешило провал операции как раз в тот момент, когда Западный фронт был двинут в наступление за Вислу. Несуразные действия IV армии вырвали из наших рук победу и, в конечном счете, повлекли за собой нашу катастрофу»(1).

К работе М. Н. Тухачевского непосредственно имеет отношение книга выдающегося советского военного деятеля Б. М. Шапошникова, изданная в 1924 году(2). Работа Б. М. Шапошникова носит очень своеобразный характер, так как представляет собой критический разбор книги М. Н. Тухачевского с дальнейшим исследованием данной проблемы.

Автор дает высокую оценку работе М. Тухачевского, отмечая, что она является большим вкладом в историю войны 1920 года на Западном фронте. Но Западный фронт был лишь частью, правда, главной, всего фронта, на котором развертывалась борьба, поэтому для правильных выводов о войне в целом необходимо оценить обстановку Западного фронта с точки зрения высшего руководства всей войной и действий на других фронтах. «Поэтому, — пишет автор, — не с критикой ради критики, не с целью умаления труда М. Тухачевского мы взялись за перо. Нашим искренним намерением является дополнить его книгу теми данными, кои ускользнули от его внимания или не были ему известны, как материалы других штабов»(3). В своей работе Б. Шапошников широко использует военно-оперативные источники, а также советскую, польскую и французскую литературу.

Так же, как и большинство других военных историков, Б. Шапошников основное внимание уделяет операции на Висле. Автор отмечает, что в результате стремительного наступления советских войск главное командование и командование Западным фронтом пришли к выводу о том, что созрела обстановка для взятия Варшавы к 12 августа 1920 года. В это время, пишет он, войска Западного фронта находились в 300 верстах от Вислы и им предстояло пройти с боями 125 верст в сутки, что было возможно при надлежащей организации и работе тыла. При этом учитывалась возможность контрудара белополяков от Ивангорода. Он присоединяется к мнению Тухачевского о том, что наступающие войска не могли остановиться на границах Польши, что весь ход войны и международная обстановка требовали решительного штурма противника.

При этом автор допускает, что в случае падения Варшавы противник мог еше оказать сильное сопротивление в районе Кракова — Ивангорода.
____________
1. М. Н. Тухачевский. Поход за Вислу, стр. 54.
2. Б. М. Шапошников. На Висле. К истории кампаний 1920 г., М., 1924.
3. Там же, стр. 7.


Шапошников, как и некоторые другие историки, считал Краков центром сопротивления Польши лишь на тех неубедительных основаниях, что этот город был центром правящей партии Пилсудского, и потому, что Пилсудский и его штаб как воспитанники австрийского генерального штаба «не раз мерили расстояние от Кракова до Ивангорода, по которому наступали и отступали, и весьма вероятно, что и на этот раз могли потянуться по проторенной дороге»(1).

Рассматривая подробно операцию на Буге в начале августа 1920 года, автор возражает против утверждения М. Тухачевского, что снижение к югу ударного тарана знаменовало бы собой удар по воздуху, потерю времени и вывод всей этой массы войск на самое труднопреодолимое Варшавское направление(2).

Проанализировав польскую, французскую литературу и расстановку сил, он пишет, что командование Юго-Западного фронта неправильно оценило обстановку на Буге. Поляки, пишет он, своей главной массой отходили на фронт к югу от Буга и до Бреста, а к северу от прусской границы группировались их меньшие силы, впитавшие в себя добровольческие формирования и пополнения из запасных частей. Таким образом, делает вывод автор, если бы, начиная от Белостока, «ударный таран» фронта направлялся не прямо на запад, упираясь в болотистые места Нарева и Нурца, а спустился бы к югу, то при подходе к Бугу он мог бы дать снова такой второй удар, что деморализованные главные силы поляков, пожалуй не успели бы отойти к Варшаве, а откатились на Ивангород. Удара «по воздуху» не было бы(3). Наоборот, пишет он, при создавшейся группировке фронта этот «ударный таран» шел по пустому месту, встречая «серьезное» сопротивление благодаря только местным условиям и состоянию советских частей.

Так же, как и многие другие историки, Б. Шапошников считает, что обеспечение левого фланга «ударного тарана» мозырской группой всего лишь в 4000 штыков было рискованным. Нельзя было также, пишет он, рассчитывать на то, что правофланговые армии Юго-Западного фронта, поднявшись на север, обеспечат фланг Западного фронта, так как они в то время ввязались в упорные фронтальные бои.

Следует отметить, что этим последним утверждением Б. Шапошников по существу выступает против принципа взаимодействия фронтов(4). Этот и некоторые другие его неправильные выводы в значительной мере объясняются тем, что анализ конкретной обстановки он подменяет аналогиями из первой мировой войны, слишком увлекаясь цитатами из сочинений Клаузевица, Людендорфа, Фалькенгайна и других.
____________
1. Б. М. Шапошников. На Висле, стр. 30.
2. Там же, стр. 32.
3. Там же, стр. 56.
4. Там же, стр. 57.


Так же, как Тухачевский и подавляющее большинство военных историков, Б. Шапошников убежден в правильности разделения фронта против белополяков на две части, исходя из того, что Полесье разделяло два театра военных действий и стесняло маневрирование, причем белополяки также разделяли свой фронт на две части — северную и южную. Следовательно, все дело было во взаимодействии фронтов. Автор признает, что еще в марте 1920 года главное командование имело в виду взаимодействие фронтов в общем направлении на Брест-Литовск(1). Затем он анализирует огромный военно-оперативный материал о ходе Вислинской операции и осуществлении взаимодействия фронтов с 23 июля 1920 года.

Он пишет, что с отклонением от прямолинейного движения главных сил Юго-Западного фронта пришлось столкнуться с самого начала войны уже хотя бы потому, что поляки первыми обрушились 25 апреля с превосходящими силами на Юго-Западный фронт и до прибытия I Конной армии ему пришлось обороняться. Затем контрудар I Конной пошел южнее Брестского направления. Этот удар привлек значительные силы поляков в районе Ровно. В ходе наступления оба направления Юго-Западного фронта — на Брест-Литовск через Ковель—Владимир-Волынский и на Львов — явились эксцентрическими. Однако в общем, пишет автор, войска Юго-Западного фронта наступали на одной высоте с армиями Западного фронта. К 12 августа, считает автор, главные силы Юго-Западного фронта должны были быть в районе Люблина и тем оказать поддержку западному фронту.

Автор оспаривает мнение М. Тухачевского о том, что после удара по Дубно-Кременецкой группе противника I Конную армию можно было повернуть от Львова на Люблин. Он также не согласен с мнением М. Тухачевского о том, что, выполняя директиву Главкома от 11 августа, I Конная и XII армии могли своевременно, т. е. к 17 августа, прибыть в район Замостье—Грубешов и ударить по тылам польской армии на Вепше. По расчетам Б. Шапошникова, I Конная армия могла достигнуть этого района не ранее 18 августа, а района Люблина — 20— 21 августа(2).

Он делает вывод, что только движением XII и I Конной армий 8—10 августа можно было остановить контрудар поляков, но не уничтожить их — для этого сил этих двух армий было мало, а Западный фронт кроме 4000 штыков мозырской группы для этой операции ничего не давал. В этом случае 25000 советских войск пришлось бы драться против 38000 белополяков(3).
____________
1. Б. М. Шапошников. На Висле, стр. 91.
2. Там же, стр. 99.
3. Там же, стр. 100.


Таким образом, автор учитывает в основном количественное соотношение. Он считает, что даже при хорошей работе связи нельзя было до 8 августа вывести I Конную из боевой линии, скованной превосходящими силами противника.

Проанализировав на огромном фактическом материале ход сражения на Висле, автор напоминает слова В. И. Ленина, сказанные им на X съезде партии, что слишком быстрым продвижением к Варшаве, несомненно, была допущена ошибка и вызвана она была тем, что перевес сил над противником был переоценен. Он подчеркивает слова Ленина, что будущим историкам надо будет разобраться — была эта ошибка стратегическая или политическая. Автор в принципе согласен с М. Н. Тухачевским, что сражение на Висле проиграла не политика, а стратегия, так как наступление было предпринято с недостаточными силами.

Однако, считает Шапошников, Красная Армия могла бы решить поставленную политикой задачу, если бы нанесла второе поражение противнику в то время, когда еще перевес сил был на ее стороне, т. е. до Буга или, в крайнем случае, в пространстве между Бугом и Вислой. Это не произошло, и обстановка настолько изменилась не в пользу советских войск, что рассчитывать на успешное завершение Варшавской операции было трудно. Мог последовать лишь отчаянный удар со всеми его последствиями в случае неудачи. Таким образом, делает вывод автор, «с подходом к Бугу стратегия не могла гарантировать политике немедленный успех, а политика не могла рассчитывать на него. Произошла ошибка в учете, о которой говорил Ленин. Это мы считаем основным выводом из нашей кампании 20 года»(2).

Автор не согласен с М. Н. Тухачевским в том, что большое значение в поражении на Висле имело пренебрежение подготовкой технических средств управления. Особенно он не согласен с утверждением М. Н. Тухачевского, что «несуразные» действия IV армии вырвали из рук победу и даже повлекли за собой катастрофу на Висле. Шапошников вообще решительно выступает против выискивания «единичных» ошибок и виновников в тех или иных крупных кампаниях и решительно выступает против тех, кто пытался назвать поход на Вислу авантюристической стратегией.

«Мы, — пишет он, — с нескрываемым чувством восхищения останавливаемся перед нашим походом за Вислу летом 1920 года, походом, который таит в себе неоценимые описания доблести и самоотвержения Красной Армии в целом, и анналы которого полны поучительности для нас и следующего за нами молодого поколения борцов за революцию под красными знаменами.
____________
1. Б. М. Шапошников. На Висле, стр. 200.
2. Там же, стр. 202.


Изучение этой войны Красной Армии на ее Западном фронте героической борьбы составляет одну из главных задач не только историков, но и практических деятелей военных рядов пролетариата»(1).

Впервые специально вопрос о взаимодействии Западного и Юго-Западного фронтов в войне с белополяками был поднят в интересной статье В. Триандофилова в 1925 году(2). В самом начале статьи автор заявляет, что именно нарушение взаимодействия фронтов привело к поражению на Висле. В ходе быстрого летнего наступления, пишет он, переоценивалась революционная обстановка в Польше. В действительности же разгром белой Польши требовал значительно большего напряжения сил, наступление же не было соразмерено с наличными ресурсами, с состоянием экономики и возможностями планомерного снабжения.

Судя по документам, пишет автор, главное командование учитывало необходимость тесного взаимодействия фронтов, но по ряду причин эти попытки кончились тем, что в решающую минуту действия обоих фронтов оказались совершенно неувязанными, не согласованными между собою и устремленными по расходящимся направлениям(3). Несмотря на то, что главный удар должен был нанести Западный фронт, лучшая часть Красной Армии, конница Буденного, занимавшая значительный удельный вес в советских войсках, была направлена южнее Полесья. Удар I Конной армии в июне—июле был очень эффективен, но успехами на одном фронте нельзя было достичь победы.

Победа, подчеркивает он, могла быть достигнута только лишь при условии взаимодействия фронтов и сосредоточения лучших сил на Западном фронте. Еще в марте 1920 года, пишет Триандофилов, Главком ориентировал Юго-Западный фронт на Ковель—Брест, что подтверждалось директивой 1 июля. Командование Юго-Западного фронта не возражало и сообщало, что на Брест пойдет Конная армия. Однако в решающие бои на Висле все дивизии Юго-Западного фронта втянулись в бои за Львов. Некоторые причины такого уклонения к югу коренились в условиях театра военных действий и в системе организации управления армиями этого фронта. Юго-Западный фронт отделялся от Западного Полесьем, вдоль которого действия крупными силами были весьма затруднены.
____________
1. Б. М. Шапошников. На Висле, стр. 205.
2. В. Триандофнлов. Взаимодействие между Западным и Юго-Западным фронтами во время летнего наступления Красной Армии на Вислу в 1920 г. «Война и революция», 1925. № 2.
3. Там же, стр. 22.


Следовательно, вплоть до выхода на р. Буг этот барьер препятствовал тесному взаимодействию фронтов. С форсированием Буга такая возможность стала реальной и необходимой.

Уклонение армии Юго-Западного фронта к югу автор также объясняет соблазном захватить Львов — центр Галиции. Казалось, что успехи Западного фронта и революционность галичан приведут к отделению Галиции от Польши. Кроме того, учитывалось, что Львов как крупный железнодорожный узел давал возможность осуществить крупный маневр против польских армий, наступающих с северо-западного направления на Люблин— Брест. Ни одного из этих условий не оказалось, а соблазн взять Львов был настолько сильным, что войска Юго-Западного фронта свернули на юг помимо воли и вопреки указаниям Главкома. Управление же было настолько неуверенным и колеблющимся, что не смогло оторвать своевременно войска от Львова и поставить их на ранее намеченное направление Брест—Люблин.

Триандофилов считает, что можно было пройти мимо Львова только заслонившись от него, тем более, что там были небольшие силы поляков.

Одной из причин нарушения взаимодействия фронтов он считает то обстоятельство, что Юго-Западный фронт был отвлечен организацией сил, направляемых на борьбу с Врангелем. Командующему Юго-Западным фронтом, например, пришлось, почти весь июль—август провести на Крымском участке, куда он выезжал часто и надолго. Характерно, что основные распоряжения по Юго-Западному фронту отдавались из Синельникова и Александровска. Следовательно, пишет автор, командование не чувствовало импульса операций в Польше, и его управление носило формальный характер.

Затем автор переходит к периоду, когда во второй половине июля войска Западного фронта вышли на реки Неман и Шары, а войска Юго-Западного — на реки Стырь и Збруч. Он считает, что Главком допустил ошибку, согласившись 23 июля с новым стратегическим планом Юго-Западного фронта.

Согласно этому плану, главные силы фронта теперь вместо направления Брест—Люблин устремлялись на Львов, и задача Красной Армии раздваивалась. Такое решение, пишет автор, можно было оправдать только в том случае, если бы Западный фронт мог сам справиться с главными силами противника, отходившими на Варшаву, Тогда можно было бы себе позволить роскошь наступать и на Варшаву и на Львов. С этим можно было бы согласиться также и в том случае, если бы взятие Львова являлось нетрудной задачей и если бы можно было бы рассчитывать, что Юго-Западный фронт успеет не только овладеть Львовом, но еще и выдвинуть к северу войска для помощи Западному фронту в решающих боях на Висле. Однако ни перового, ни второго условия не было.

На Западном фронте, отмечает автор, также допущены были значительные просчеты. Командование фронтом, увлеченное успешным наступлением, переоценило степень ослабления белополяков и не учло, что вся четвертая польская армия и полесская группа отходили нетронутыми. Не учтены были также большие недостатки в работе тыла и особенно плохое состояние связи и коммуникаций. Связь, например, была настолько расстроенной, что фронт приказывал штабам для лучшей связи держаться ближе к железной дороге. Даже о взятии Вильно и Гродно советские войска узнали из польских радиотелеграмм; Войска были оторваны от баз, плохо обстояло со снабжением и т. д.

В такой тяжелой обстановке, пишет автор, изменение направления Юго-Западного фронта в сторону Львова привело к самым тяжелым последствиям. К тому же попытки взять Львов были тоже неудачными; это дало возможность противнику перегруппировать свои силы и усилить свой центр. Выйдя на Буг, белополяки ликвидировали этим барьер в виде Полесья и, могли теперь лучше согласовать свои удары с юга на север в тыл советским главным силам. Получилось так, пишет автор, что теперь очень усталая I Конная армия находилась не в тылах, а перед фронтом белополяков. Это также давало им возможность беспрепятственно перебрасывать войска на север.

Западный фронт, который нанес непосредственный удар на Варшаву 8—10 августа, не имел резервов, поэтому даже успех требовал своевременного отказа от Львовской операции. Но соответствующее решение Главкома не было твердо проведено в жизнь. Только лишь директивой от 11 августа увязывалось действие фронтов, но автор считает, что это было уже несколько поздно.

Триандофилов так же, как и Тухачевский, считает, что если бы Конная армия выступила в район Замостья 12 августа, то она, если бы не разгромила люблинскую группировку поляков, то во всяком случае наверняка сорвала бы ее маневр.

Командование Юго-Западного фронта, пишет автор, не разобралось в обстановке; не помогла в этом даже перехваченная польская телеграмма от 9 августа; 13 августа I Конная вновь безуспешно атакует Львов. Даже телеграмма Главкома от 12 августа с требованием двинуть XII армию на Люблин не повлияла на решение, так как телеграмма Главкома от 11 августа была получена в Александровске только 13 августа, когда, по словам командующего Юго-Западным фронтом, армии, втянутые в дело, не могли быстро оторваться. Только 20 августа Конная армия приступила к выполнению директивы Главкома, но было уже поздно.

Таковы основные положения статьи Триандофилова.

Определенный интерес с точки зрения освещения вопроса о взаимодействии фронтов представляет работа Л. Л. Клюева «Первая Конная армия на польском фронте в 1920 году»(1). Автор пишет, что, согласно планам Главкома, основным направлением для Конной армии должно было быть: Ровно — Луцк — Владимир-Волынский и дальше на Луков в обход Брест-Литовска. Такие задачи и были поставлены Буденным на 6—11 июля. Но медленное движение соседних XII и XIV армий и ряд местных обстоятельств отклоняют Конную армию от выполнения главной директивы фронта, и центр тяжести ее боевых действий постепенно переносится к югу от Львова. 17 июля командование Юго-Западного фронта меняет свою основную директиву, приказывая Конной армии ликвидировать прикрывающие Львов большие силы поляков и 23 июля уже определенно требуя разгрома противника на Львовском направлении и занятия львовского участка к 29 июля.

Время, потраченное Конной армией на бои возле Дубно, дало полякам возможность подтянуть резервы. В первых числах августа в районе Брод, а с 13 по 20 августа на подступах к Львову Конная армия сражается в неудобной местности, причем у противника сильная авиация и бронепоезда. Клюев отмечает, что только 14 августа I Конная армия получает директиву Главкома о передаче ее с 12 часов 14 августа в распоряжение Западного фронта(2).

Далее он пишет, что лишь 18 августа Конная армия получает первую директиву командования Западного фронта, где ей предписывалось перейти в район Устилуг — Владимир-Волынский. Директива эта была в тот момент почти невыполнимой, так как армия ввязалась в упорные бои за Львов, который командарм решил взять во что бы то ни стало(3). Изменить направление Конной армии, пишет он, надо было сразу же после передачи ее в распоряжение Западного фронта, т. е. 14 августа. К тому же в эти дни командование Юго-Западного фронта настоятельно требовало захвата Львова.

Анализируя причины неудач Конной армии на Люблинском направлении, автор считает, что наступление в этом районе могло быть успешным, если бы оно началось не позже 14 августа, когда у поляков здесь не было никаких сил. Все же и после 18 августа командование Западного фронта три раза меняет задачу армии, и движение по третьей директиве от 24 августа на Красностав—Люблин началось 25-го и шло очень медленно.
____________
1. Л. Л. Клюев. Первая Конная армия на польском фронте в 1920 г. Л., 1925.
2. Там же, стр. 83.
3. Там же, стр. 87.


Поляки, собравшие к этому времени большие силы, перешли в наступление и, охватывая I Конную армию с севера и юга, отрезали пути отступления.

В заключение автор делает вывод, что крупные конные массы должны были находиться только в распоряжении главного командования, а не передаваться фронтам, которые использовали эту силу в своих интересах.

Крупным событием в историографии 20-х годов явилась книга выдающегося полководца гражданской войны, командовавшего Юго-Западным фронтом в 1920 году, А. И. Егорова «Львов—Варшава», изданная в 1929 году(1). Работа А. Егорова написана на основе документов Центрального архива Красной Армии, личного архива и воспоминаний автора.

В предисловии автор пишет, что историография еще не располагает исчерпывающим историко-стратегическим исследованием польской кампании, несмотря на то, что уже вышло много работ советских и зарубежных авторов.

Егоров считает, что некоторые выводы, которые уже утвердились в литературе и приобрели право гражданства на кафедрах истории войн и военного искусства, должны быть решительно пересмотрены; именно с этой целью он издает свою работу. Эти выводы, пишет автор, сводятся к тому, что нарушение командованием Юго-Западного фронта взаимодействия фронтов явилось главной причиной поражения советских войск под Варшавой. «Обвинения, возводимые в этом смысле на командование фронтом, — заявляет Егоров, — сводятся в основном к тому, что Юго-западный фронт вел совершенно самостоятельную оперативную политику, не считаясь ни с общей обстановкой на всем польском фронте, ни с действиями соседнего Западного фронта, и в решительную минуту не оказал последнему необходимого содействия, причем в толкований некоторых историков этот момент связывается даже с прямым невыполнением соответствующих директив Главкома, невзирая на то, что предпосылки к этим директивам были командованию и РВС Юго-Западного фронта якобы отлично известны»(2).
Сформулировав таким образом основные обвинения в адрес Юго-Западного фронта, автор ставит своей прямой задачей «разоблачить эту легенду» и на основе документов восстановить подлинные события. Эта установка, выдвинутая в самом начале, отразилась как на структуре, так и на методе изложения книги А. Егорова, которая носит острый полемический характер.

Основной тезис, развиваемый Егоровым, заключается в том, что вплоть до августа 1920 года командование Юго-Западного фронта было убеждено, что конечной целью стратегического взаимодействия фронтов являлось овладение Краковом, где, по мнению автора, был центр сопротивления Польши.
____________
1. А. Егоров. Львов—Варшава. 1920 г. Взаимодействие фронтов. М.—Л., 1929.
2. Там же, стр. 6—7.


С этой точки зрения, считает он, армии Юго-Западного фронта должны были наступать через Львов в глубокий тыл Варшавского района в общем направлении на Ярослав—Краков. Наступление на Львов автор объясняет также опасностью выступления Румынии на стороне Польши.

Егоров, таким образом, утверждает, что Львов рассматривался командованием Юго-Западного фронта только как этап на пути взаимодействия фронтов, а это должно было дать возможность Западному фронту не только взять Варшаву, но и прорваться к Кракову. При этом, ссылаясь на документы и, в частности, на телеграмму Главкома от 23 июля, он пишет, что Главком утвердил Галицийскую операцию Юго-Западного фронта, будучи убежденным, что Западный фронт своими силами осуществит Варшавскую операцию.

Автор утверждает, что только 28 июля командование Юго-Западного фронта впервые узнает о намерении Главкома объединить Западный и Юго-Западный фронты после выхода на меридиан Бреста. Но и тогда еще не было четкого указания на необходимость передачи I и XII армий в распоряжение Западного фронта. Лишь 3 и 6 августа Главком известил командование Юго-Западного фронта о предстоящей передаче XII и I Конной, а затем и XIV армии, но и теперь ничего не было сказано об изменении оперативных задач фронта. Можно было допустить, что Главком не исключал возможности быстрого успеха под Львовом, после чего и мыслил движение I Конной на Люблин.

Затем автор подробно останавливается на причинах задержки передачи армий Западному фронту 6—14 августа, т. е. в самый критический момент сражения на Висле. Причину этого автор сводит к «шатанию оперативной мысли», вследствие чего у Главкома и командующего Западным фронтом не было твердого, последовательного плана использования передаваемых армий Юго-Западного фронта. Причины задержки были также и в организационно-технических затруднениях.

Подробно останавливаясь на переговорах и директивах 11— 13 августа, отметив достоверный факт опоздания директив от 11 августа об оперативном использовании I Конной и XII армии, автор не может дать точного ответа — почему же все-таки командование Юго-Западного фронта не приняло должных мер по передаче армий в распоряжение Западного фронта. Само собою разумеется, Егоров не мог в то время писать о том, что И. В. Сталин отказался подписать директиву о передаче I и XII армий, а именно это и послужило главной помехой в эти решающие дни.

Давая общую оценку полемической книге А. И. Егорова, следует отметить, что автор не смог ничем обосновать свой главный тезис о существовании якобы стратегического взаимодействия фронтов в общем направлении на Краков. И советская, и зарубежная, в частности, польская военно-историческая литература уже в 20-е годы убедительно доказала, что центр польского сопротивления находился именно в Варшаве. Для Ленина, для Центрального Комитета партии это было ясно еще в 1920 году, чем и вызвано было правильное решение о налаживании взаимодействия фронтов с целью разгрома польских войск под Варшавой.

А. И. Егоров прав, утверждая, что главное командование не проявило должной последовательности и твердости в организации этого взаимодействия.

Как и многие другие историки, изучающие данную проблему, А. И. Егоров не вник в суть ленинских работ, касающихся данного вопроса, и поэтому не смог разобраться в объективных причинах неудачи советских войск на Висле. В освещении этого вопроса он тенденциозен, как и многие его оппоненты, сводя все к субъективным причинам. Эта тенденциозность привела к отрицанию бесспорного факта задержки командованием и РВС Юго-Западного фронта передачи армий Западному фронту.

Книга А. И. Егорова вызвала острую дискуссию в военной историографии конца 20-х годов(1).

Следует однако отметить, что Егоров и его оппоненты вели спор на недостаточной источниковедческой базе, поэтому полемика ничего нового не внесла в исследование данной проблемы.
____________
1. Главным образом на страницах журнала «Война и революция» за 1929 г. в № 5 и 10 и за 1930 г. в № 2.


[Убран кусок текста про книгу П.В. Суслова "Политическое обеспечение советско-польской кампании 1920 г.". М., 1930]

Некоторые важнейшие проблемы, посвященные войне с Польшей, нашли свое отражение в теоретически глубоком и ярком докладе М. Н. Тухачевского о характере современных войн, прочитанном им в декабре 1929 года на секции по изучению проблем войны при Коммунистической академии(1).

Он писал, что еще в 1920 году оппортунисты обрушились на Коммунистическую партию за наступление Красной Армии на Варшаву, но Сентябрьская партийная конференция в 1920 году дала им резкий отпор.
____________
1. М. Н. Тухачевский. О характере современных войн в свете решений VI конгресса Коминтерна. «Записки секции по изучению проблем войны», т. 1. М., 1930.


Рецидивы этого оппортунизма, отмечал Тухачевский, проявляются в современной литературе. В этой связи он подвергает резкой критике тезис военного историка Меликова о том, что не следовало наступать на Варшаву, что можно было оставаться на линии Буга. Меликов аргументирует это тяжелым хозяйственным положением страны(1).

Отталкиваясь от речи В. И. Ленина на Сентябрьской партконференции, М. Н. Тухачевский говорит, что революционная обстановка в Европе была благоприятна для Советской страны, что разгром агрессора требовал наступления на Варшаву. «В таких условиях было предпринято наше наступление на Варшаву для ниспровержения польского буржуазно-шляхетского государства. Это был революционный акт. И в той конкретной обстановке, в которой развивалось наше наступление на Варшаву в 1920 году, эта политика была совершенно реальной, несмотря на то, что хозяйственное положение страны не соответствовало нашему оперативному напряжению»(2).

М. Н. Тухачевский подвергает острой критике военных историков Свечина, Верховского и Меликова, отождествлявших военную стратегию белогвардейцев и Красной Армии, которая, по их мнению, строилась на одной и той же основе разрушенной экономики, нищеты, сопротивления крестьянства и утомления народа войной(3). Так, например, Свечин даже утверждал, что в стратегическом отношении поход Деникина на Москву в 1919 году имел свое продолжение в виде похода Красной Армии на Варшаву в 1920 году, а Верховский писал, что Советскому государству лучше было отдать Минск и Киев, чем занимать Белосток и Брест(4).

Блестяще и убедительно отвергнув эти антиленинские, капитулянтские положения, М. Н. Тухачевский говорил: «Необходимо, чтобы на основе марксистско-ленинского воспитания мы сумели использовать для военного дела все наши новые ресурсы, даваемые нам социалистическим строительством. Военно-теоретическая мысль должна быть основным толчком в развитии нашей военной мощи... Необходима серьезная марксистская мысль, вскрывающая оппортунистические теории, проникшие в нашу военную литературу, расхолащивающие и убивающие уверенность в победу в нашем военном читателе... Я думаю, что тем товарищам, которые делают оппортунистические ошибки, мы окажем товарищескую услугу, если хорошенько их встряхнем и разъясним им сущность их оппортунистических положений...»(5).
____________
1. Имеется в виду работа В. А. Меликова «Марна (1914), Висла (1920), Смирна (1922)». М., 1929, стр. 198.
2. М. Н. Тухачевский. О характере современных войн. «Записки секции по изучению проблем войны», т. I, стр. 23.
3. Там же, стр. 24.
4. Там же.
5. Там же, стр. 29.


Новый материал и выводы по истории войны дает работа С. Р. Будкевича, представленная им на обсуждение секции по изучению проблем войны при Коммунистической академии в начале 1930 года(1).

Вначале С. Будкевич характеризует международную обстановку и делает вывод, что у стран Антанты были серьезные противоречия с Польшей. По его мнению, Англия не поддерживала польской интервенции, считая, что Советская власть погибнет от экономической блокады и реставрации капитализма в России. Что касается Франции, то, несмотря на внутренние противоречия и желание иметь неделимую Россию, она оказала огромную помощь Польше. Позицию Англии автор объясняет тем, что на конференции в Спа Англия заставляла Польшу заключить мир с Россией и возвратить Литве Вильно. Он согласен с тем, что поражения польских интервентов летом 1920 года заставили английский империализм активно вмешаться от имени Лиги наций, в результате чего последовала нота Керзона, а также направление в Польшу англо-французской миссии.

Автор показывает тяжелое международное положение буржуазной Польши — против нее поднялся западноевропейский пролетариат, оружие она могла получить только лишь через Данциг.

В обстановке жестоких поражений, отмечает автор, в Польше развертывается шовинистическая пропаганда и консолидируется национальный буржуазный блок.

Переходя к позиции Польской Компартии, автор считает, что она переоценивала безвыходное положение буржуазной Польши и возлагала все надежды на Красную Армию. В этой связи он ссылается на резолюцию Польской Коммунистической партии в декабре 1920 года, где отмечалось, что вооруженная помощь русского пролетариата, если бы в ней нуждалась польская революция, не была бы ни вторжением, ни выражением империалистических тенденций. Это была правильная установка, отмечает автор, но в ней слишком много надежды возлагалось на помощь извне. В то же время Польская Коммунистическая партия не проводила достаточной работы в армии и допустила большие ошибки в отношении крестьянства, не приступив к аграрной реформе на правом берегу Вислы и выдвинув лишь лозунг «рабочая Польша».

С. Будкевич считает, что польская армия имела значительное вооружение еще до августа, например, германскую артиллерию.
____________
1. С. Р. Будкевич. Операция польских армий на Висле в 1920 г. (в освещении польских источников). «Записки секции по истории войн при Комакадемии», т. 2, 1931.

Не было недостатка в живой силе — Польша смогла поднять к августу до одного миллиона человек, но полевых войск имела только 300 000, из них бойцов — 160 000. Автор сопоставляет количество войск по советским и польским данным, отмечая, что по сведениям советского штаба количество польских войск составляло 100 000, по сведениям Шапошникова—150 000, по сведениям польского генерала Сикорского — 165 000, и считает эту последнюю цифру наиболее близкой к действительности(1).

С. Будкевич, как и другие историки, считает, что главные силы белополяков были расположены перед Западным фронтом, достигая здесь 128 500 человек. По мнению автора, Главком исходил из того, что основные силы поляков находятся южнее Буга, командующий же Западным фронтом полагал, что они находятся севернее этой реки. Теперь, отмечает он, установлено, что главные силы поляков были южнее Буга, т. е. против XVI армии. Здесь было 67 000, а севернее 25 000. Северная армия, которая прикрывала маневр Пилсудского со стороны Вепша и южнее; насчитывала 34 000 человек.

Автор делает вывод, что, несмотря на все слабые стороны группировки, советские войска имели одно сильное место — северный участок Западного фронта, где Красная Армия имела полуторное превосходство. В связи с этим одну из главных причин неудачи советских войск на Висле он видит в том, что IV армия, разбросав свои силы, не смогла выполнить поставленную перед ней задачу. Эта армия, имевшая, по мнению Будкевича, возможность нанести белополякам сильный удар, сама понесла колоссальное поражение, не менее крупное, чем на Вепше. Автор указывает, что и по польским данным наибольшее поражение советские войска понесли там, где могли иметь определенный успех.

С. Будкевич, приходит к выводу, что Красная Армия могла выиграть Варшавскую операцию при иной расстановке сил на Висле и при умелом наступлении на севере от Варшавы. При этом он так же, как и некоторые другие военные историки, преувеличивал военное искусство Пилсудского в операции на Вепше.

Доклад С. Будкевича вызвал бурную и интересную дискуссию, в которой наиболее ярким было выступление выдающегося военного деятеля и историка Р. П. Эйдемана. Он показал пример глубокого подхода к изучению сложных проблем истории гражданской войны.
____________
1. С. Будкевич. Операция польских армии на Висле. «Записки секции по истории войн при Комакадемии», т. 2, стр. 59.


Эйдеман решительно выступил против той точки зрения, будто поражение на Висле было вызвано причинами политического характера. Политическая обстановка как международная, так и внутренняя для Советской страны была вполне благоприятна. Теперь, отмечает он, уже есть достаточный материал, чтобы сделать вывод о том, что поражение на Висле было вызвано причинами военного порядка. В то же время Эйдеман не согласен с тем, будто бы в военном отношении польско-советская война уже достаточно изучена. Доказательством этого, говорит он, служит тот факт, что еще в 1930 году продолжается спор о том, где в конце концов решилась судьба Варшавской операции — на правом фланге или в центре(1).

Эйдеман подчеркнул, что политическая обстановка и соотношение сил не могли бы сами по себе привести к столь серьезному поражению на Висле, если бы командованием не допущены были ошибки и просчеты. Это, говорит он, видно из недостаточной оценки оперативно слабых мест фронта в августе и недооценки той опасности, которая представляла вепшская группировка белополяков. Если бы 16 августа командование сумело оценить всю сущность угрозы со стороны Вепша, не было бы четырехдневного топтания на месте правого фланга, можно было избежать последовавшего за этим удара. Эйдеман подверг критике точку зрения Будкевича, будто бы можно было пренебречь Вепшем, что якобы не здесь решалась судьба Варшавской операции. Он также решительно возразил против попыток переоценить военное искусство Пилсудского, который по сути лишь воспользовался допущенными ошибками со стороны советского командования: «Я в этом марше Пилсудского из-под Вепша, — говорит Эйдеман, — не вижу гениальности и оперативной прозорливости. Это был «киндер-мат». Другого решения не могло быть у людей, способных подняться хотя бы на цыпочки в оперативном отношении»(2).

Наконец, так же, как и М. Н. Тухачевский, Р. П. Эйдеман подверг острой критике тех, кто поражение на Висле называл проигрышем войны. Белополяки в сентябре 1920 года, говорит Эйдеман, боялись новой зимней кампании, хотя и имели за собой выигрыш Варшавской операции, и Рижский мир был ими заключен на худших условиях, чем им предлагалось в январе 1920 года.

* * *

К концу 20-х годов советская военная историография внесла значительный вклад в изучение истории советско-польской войны. Историки того времени все же не вникли достаточно глубоко в ленинский анализ причин поражения на Висле, и к тому же не располагали тогда еще такими важнейшими материалами, как решение ЦК РКП (б) от 5 августа 1920 года о налаживании взаимодействия фронтов и переписка между В. И. Лениным и И. В. Сталиным в связи с отказом последнего подписать директиву о передаче I Конной армии в распоряжение Западного фронта.
____________
1. Записки секции по истории войн при Комакадемии, т. 2, стр. 78—79.
2. Там же, стр. 79.


Следовательно, дальнейшее исследование данной проблемы требовало более глубокого изучения работ В. И. Ленина и значительного расширения круга изучаемых источников. На это требовалось время, и нет, конечно, сомнений в том, что историки эту задачу решили бы в самые ближайшие годы, если бы этому не помешал культ личности Сталина.

О том, что историческая наука была очень близка к решению данного вопроса, убедительно говорит третий том истории гражданской войны, изданный в 1930 году под руководством и при непосредственном участии С. С. Каменева, М. Н. Тухачевского, А. С. Бубнова и Р. П. Эйдемана(1).

В этом томе учтено все, чего достигла советская военная историография в изучении истории данной войны и сделан новый, значительный шаг в изучении этой проблемы.

В работе акцентируется внимание на мирной политике Советского правительства, возглавляемого В. И. Лениным, стремившегося предотвратить новый поход Антанты, ударной силой которого должна была стать буржуазно-шляхетская Польша. При этом авторы в самом начале приводят слова В. И. Ленина на X съезде РКП (б) о том, что в войне с белой Польшей была сделана ошибка, заключавшаяся в переоценке своих сил и недооценке сил противника. Эта недооценка сил противника особенно резко проявлялась Реввоенсоветом республики, главным командованием и Полевым штабом республики. В разговоре 26 февраля с командованием Юго-Западного фронта Главком высказал предположение, что самым легким фронтом будет польский.

В этом же месяце Полевой штаб предполагал, что один Западный фронт, даже при условии вывода в резерв XVI армии, силами остальных трех армий сможет разгромить белополяков. Реввоенсовет и главное командование также недооценивали возможности большой материальной и военной помощи Польше со стороны Франции. Недооценка сил возможного агрессора сказалась на использовании советских вооруженных сил. Из 3,5 миллионов красноармейцев за Полевым штабом числилось всего лишь 640 000, а к моменту нападения белополяков из 210 000 бойцов, сосредоточенных на Врангелевском, Кавказском и Польском фронтах, на последнем, т. е. на решающем фронте, было сосредоточено всего лишь 87 000 бойцов, из которых только 53 000, т. е. 24%, должны были обеспечить разгром интервентов(2).
____________
1. Гражданская война 1918—1921 гг. Оперативно-стратегический очерк боевых действий Красной Армии, т. III, М., 1930.
2. Там же, стр. 393.


В работе подчеркнуто, что эта недооценка сил противника была особенно недопустимой, учитывая, что В. И. Ленин еще до войны и в самом ее начале призывал мобилизовать все силы для борьбы с агрессором, за спиной которого стоит международный империализм.

В книге показано, как по мере стремительного контрнаступления советских войск возрастала недооценка сил противника, что и привело к дальнейшим просчетам, ошибкам в стратегии советского командования. Только в середине июля, после отклонения агрессивной ноты Керзона, главное командование пришло к выводу, что война может принять затяжной характер, что масштабы ее могут расшириться в случае нападения Румынии и Финляндии. Это видно из доклада Главкома от 16 июля, приводимого в книге.

Авторы подвергли правильной критике тех военных историков, которые утверждали, что советскому командованию следовало остановить свои наступающие войска на границах Польши или на Западном Буге. Они считают такую точку зрения противопоставлением стратегии политике. Возможность выдвижения Антантой новых врагов и рост революционного движения на Западе, пишут они, требовали скорейшего разгрома польских интервентов.

Переходя к анализу планов операции на Висле, авторы пишут, что первые указания Главкома по этому вопросу относятся к 20 июля 1920 года, когда в директиве № 4315 предлагалось продолжать энергичное наступление, не ограничиваясь границами, указанными в ноте Керзона.

Подробные указания о дальнейших действиях фронтов нашли свое выражение в двух директивах Главкома, отданных им 23 июля. Первой по времени последовала директива Юго-Западному фронту за № 4343, в которой предлагалось отбросить правофланговые польские армии к границам Румынии, использовав для этого I Конную армию. Кроме того, Юго-Западный фронт должен был овладеть районом Ковель—Владимир-Волынский, поддерживая связь с левым флангом армий Западного фронта. В директиве за № 4344 Западному фронту предлагалось к 12 августа нанести противнику окончательное поражение и овладеть Варшавой(1). Авторы третьего тома решительно опровергают утверждение А. И. Егорова, высказанное им в книге «Львов—Варшава», о том, что директива № 4343 дана была 21, а директива № 4344 — 22 июля. В работе отмечено, что при тщательной проверке архивных материалов и воспоминаний участников выясняется, что первая директива (№ 4343) была дана в ночь с 22 на 23, а вторая (№ 4344) — 23 июля.
____________
1. Гражданская война 1918—1921 гг., т. III, стр. 400.


Точное установление этих дат важно в том отношении, что 22 июля командование Юго-Западного фронта предложило Главкому план своих действий, который расходился с директивой Главкома. В этом плане командование Юго-Западного фронта, учитывая сильное сопротивление противника у Львова, предлагало перенести центр тяжести в пределы Галиции, нанеся главный удар в общем направлении Берестечко—Рава-Русская—Ярославль.

Таким образом, авторы третьего тома подходят к анализу двух директив, разбором которых начинались все работы по истории битвы на Висле. Они приходят к выводу, что директивы № 4343 и № 4344 ставили задачи в расходящихся направлениях: с одной стороны — Варшава, с другой стороны — Румыния. Следовательно, не было достаточно ясно учтено, что центром польского сопротивления была Варшава(1). Авторы считают бесполезными споры о том, надо ли было брать Львов и кто виноват в постановке этого вопроса, так как директива № 4343 рано или поздно все же поставила бы перед Юго-Западным фронтом вопрос о взятии Львова. Львовская операция не прямо, но косвенно была определена самим Главкомом, так как для того, чтобы отбросить противника круто к югу, необходим был глубокий охват его, а это должно было привести к тому же Львову(2).

В работе показано, что только к концу июля главное командование намечает пересмотр задач Юго-Западного фронта. Это объяснялось упорным сопротивлением противника на Буге и Нареве. Так, в разговоре 28 июля Главком высказал мысль о передаче XII армии и дальнейшего крыла польского участка Юго-Западного фронта в распоряжение Западного фронта. Но этот разговор не имел никаких практических последствий. Обстановка быстро менялась и, взяв Брест, советские войска вышли на западную сторону Полесья, а к левому флангу Западного района подтягивалась XII армия Юго-Западного фронта. Сопротивление белополяков на Западном Буге значительно возросло, но Румыния не выступала.

В такой обстановке, пишут авторы, надо было центр тяжести сосредоточить на Западном фронте, где решалась судьба воины. Теперь Главком пошел по этому пути, и отныне в его концепции польское крыло Юго-Западного фронта должно было выполнять соподчиненную роль в операциях Западного фронта(3). Однако и теперь, т. е. в конце июля — начале августа, это решение не осуществлялось достаточно быстро, настойчиво и носило только согласовательный характер.
____________
1. Гражданская война 1918—1921 гг., т. III, стр. 401.
2. Там же, стр. 402.
3. Там же, стр. 404.


В работе подчеркнуто, что вопрос о взаимодействии фронтов не представлял собой в конце июля или в начале августа чего-либо нового и неожиданного, так как он рассматривался еще в апреле 1920 года. Тогда на заседании РВС Э. М. Склянский от имени правительства предложил объединить фронты под единым командованием(1). Главком, не возражая против этого в принципе, настоял на осуществлении этого предложения после преодоления лесисто-болотистого района Полесья, разъединявшего Западный и Юго-Западный фронты. Только после падения Бреста (1 августа) главное командование приступило к осуществлению взаимодействия фронтов.

Обстоятельно проанализировав все известные тогда директивы и другие источники, авторы приходят к выводу, что вопрос о взаимодействии фронтов все же был решен только в ночь с 13 на 14 августа, да и то не окончательно(2). В книге подвергнуты серьезной критике действия как главного командования, так и командования фронтов, особенно Юго-Западного.

Значение взаимодействия фронтов, сказано в работе, осознавалось всеми, начиная от правительства, которое поставило этот вопрос еще в апреле, и кончая Главнокомандующим и командующими фронтами. Но единства взглядов не было. Главком и командующий Западным фронтом вполне последовательно от начала и до конца кампании придерживались той точки зрения, что главным театром военных действий являлся северный театр, на котором действовали армии Западного фронта.

К моменту перелома кампании на этом театре выявился главный фокус действий — Варшавско-Модлинский район, притягивавший к себе главную массу войск белополяков. Падение Варшавы, пишут авторы, должно было явиться естественным результатом разгрома главных сил врага на этом направлении. При сложившемся соотношении сил нельзя было позволить себе такой роскоши, как две самостоятельные операции — в сторону Варшавы и в сторону Львова. Следовательно, войска Юго-Западного фронта должны были играть подчиненную роль по отношению к интересам Западного фронта, и всякое иное решение должно было повлечь за собой распыление сил в пространстве(3).
____________
1. Гражданская война 1918—1921 гг., т. III, стр. 404.
2. Там же, стр. 419.
3. Там же, стр. 420.

Командование Юго-Западного фронта, пишут авторы, мыслило взаимодействие в форме двух самостоятельных операций фронтов на Варшавском и Краковском направлениях, а главное командование не нашло в себе достаточно силы, чтобы в решительный момент твердо пойти по тому пути, на который его толкало его оперативное сознание и правильное понимание обстановки в целом(1).

В Книге поставлен вопрос — не сыграли ли здесь отрицательную роль оптимизм, порожденный лавинным наступлением Западного фронта, переоценка возможности выступления Румынии и тяготение Главкома к врангелевскому участку Юго-Западного фронта. Авторы считают, что пока наука не может дать ответа на эти вопросы(2).

В работе поставлен также вопрос, который подвергался острой дискуссии в историографии 20-х годов — могла ли I Конная армия вовремя подойти к линии Вепша, начав свое движение в этом направлении 14 августа, т. е. после решения вопроса о налаживании взаимодействия фронтов. Они пишут, что одно лишь приближение I Конной к линии Вепша оказало бы непосредственное воздействие на оперативную свободу противника и это начало бы сказываться уже по выходе 1 Конной армии на фронт Грубешов—Замостье.

Авторы также считают, что I Конная могла быть введена в бой и после начала польского контрнаступления. Если бы I Конная армия вышла в указанный район несколько позднее и достигла бы линии Вепша, когда все польские ударные группы пришли уже в движение, тогда I Конной в контакте с XII армией пришлось бы преодолеть лишь тонкую паутину одного польского заслона, чтобы оказаться на ничем не защищенных тылах южных польских армий.

Это открыло бы блестящие перспективы для советской конницы. Конной армии, следовательно, достаточно было появиться в районе Грубешова не позднее 17 августа. Произведя соответствующие расчеты, авторы приходят к выводу, что I Конная могла появиться к этому времени в районе Грубешова даже при условии начала своего движения 14 августа(3).

Следовательно, оперативное взаимодействие внутренних флангов обоих фронтов, сказано в работе, в той концепции, которая сложилась у Главкома 11 августа, было возможным и осуществимым даже в условиях запоздалого получения Юго-Западным фронтом директивы Главкома от 13 августа(4). Если бы директива Главкома начала исполняться 12 августа, то контрудар Пилсудского вообще бы не состоялся.
____________
1. Гражданская война 1918—1921 гг., т. III, стр. 420.
2. Там же, стр. 421.
3. Там же.
4. Там же.

Отсюда в третьем томе гражданской войны сделан вывод, что главные причины, не позволившие осуществить взаимодействие фронтов, были субъективными, т. е. зависившими от свободной воли лиц, так или иначе связанных с вопросом объединения деятельности фронтов, и состоят в следующем(1).

1. Запоздалая постановка главным и фронтовыми командованиями вопроса о взаимодействии, причем это запоздавшее решение было вполне осуществимо и после 10 августа как во времени, так и в пространстве.

2. Плохая налаженность техники штабной работы, приведшая к тому, что весьма важные директивы главного командования от 11 августа стали известны командованию Юго-Западного фронта только 13 августа.

3. Невыполнение командованием Юго-Западного фронта 13 августа той части директивы Главкома, в которой на него возлагалась задача по новой перегруппировке I Конной армии(2).

К этим основным причинам прибавились последующие, которые сказались во время перехода I Конной и XII армий в подчинение Западного фронта:

1. Промедление командования I Конной армии в выполнении директивы командования Западного фронта о выходе из боя за Львов и сосредоточения в районе Владимира-Волынского.

2. Упорное стремление командования XII армии развить главный удар не на Люблинском направлении, а на юго-запад, на Тимашов—Рава-Русская—Каменка, т. е. по старой директиве Юго-Западного фронта.

3. Недостаточная требовательность командования Западного фронта в отношении передачи ему и подтягивания I Конной армии на Люблин даже тогда, когда армия была в его распоряжении. В этой связи в работе показано, что директива командования Западного фронта о движении I Конной армии была подписана 15 августа, но по ошибке телеграфа попала на место лишь за подписью командующего фронтом, без подписи члена РВС. Это привело к задержке приказа. На повторную директиву командующего Западным фронтом от 17 августа, в которой предлагалось напрячь все силы, чтобы наступать в тыл ударной группе поляков в районе Владимир-Волынский—Устилуг, командование армии ответило, что оно не может выйти из боя для новой группировки. Лишь после директивы, последовавшей 20 августа, I Конная армия приступила к исполнению директив командующего Западным фронтом(3).
____________
1. Гражданская война 1918—1921 гг., т. III. стр. 424.
2. Не имея под руками решения ЦК от 5 августа и переписки В. И. Ленина со Сталиным, а также учитывая начавшийся культ личности, авторы, конечно, не могли показать, что невыполнение этой директивы произошло не по вине командующего фронтом А. И. Егорова, а по вине И. В. Сталина, отказавшегося подписать директиву о передаче I Конной армии Западному фронту.
3. Гражданская война 1918—1921 гг., т. III, стр. 425.


В заключение авторы отмечают: «На редкость счастливый случай, почти беспримерный в летописях истории, спас замысел Пилсудского от полного краха. В решительную генеральную операцию план Пилсудского вылился главным образом потому, что трещина, раскрывшаяся между нашими фронтами, открыла к этому возможность»(1).

Подводя итог, авторы пишут: «Разумеется, никто не станет отрицать того, что Красная Армия в Варшавской операции потерпела поражение, но это был проигрыш лишь чисто оперативный. Конечный же итог войны самым решительным образом разнится от итогов и условий января 1920 года, что, в свою очередь, дает нам право оценивать исход советско-польской войны как значительную победу советской стратегии и политики. Война была прекращена в тот момент, когда силы польского милитаризма были несравненно ближе к истощению, нежели силы Красной Армии. На новую кампанию без еще большего риска, чем в апреле, Польша идти не могла»(2).

Подводя итоги изучения истории войны с буржуазно-помещичьей Польшей следует подчеркнуть, что историография 20-х годов полностью сосредоточила внимание на освещении военных действий Красной Армии.

При этом военных историков интересовал главным образом вопрос о причинах нарушения взаимодействия фронтов и поражения советских войск на Висле. В ходе изучения данной проблемы военная историография 20-х годов вовлекла в научный оборот значительное количество источников — военно-оперативные документы и воспоминания. Серьезный вклад в изучение истории советско-польской войны внесли выдающиеся военные деятели М. Н. Тухачевский, А. И. Егоров, С. С. Каменев, Б. М. Шапошников, А. С. Бубнов, Р. П. Эйдеман.
____________
1. Гражданская война 1918—1921 гг., т. III, стр. 441.
2. Там же, стр. 469.


P.S. Список "литературы о войне с буржуазной Польшей, насчитывающей до 300 названий", вышедшей в 20-е годы


[254K]



[566K]



[527K]



[535K]



[598K]



[603K]



[449K]

С уважением, Пауль.